Виктор Пелевин - Чапаев и Пустота

С этими словами я поднял жербуновскую ручку и выстрелил в люстру. Она лопнула, как елочная игрушка, и под потолком полыхнуло ослепительным электрическим огнем. Зал погрузился во тьму, и сразу же у двери, где стоял канареечный господин и румяные парни, засверкали вспышки выстрелов. Я упал на четвереньки и медленно пополз вдоль края эстрады, морщась от нестерпимого грохота. В противоположном конце зала тоже начали стрелять, причем сразу из нескольких стволов, и от стальной двери в зал полетели веселые новогодние искры рикошетов. Я сообразил, что ползти надо не вдоль края эстрады, а к кулисам, и повернул на девяносто градусов.

От стальной двери донесся стон, похожий на вой раненного волка. Пуля сшибла органчик с подставки, и он шлепнулся на пол совсем рядом со мной. Наконец-то, думал я, ползя к кулисам, наконец-то я попал в люстру. Боже мой, да разве это не то единственное, на что я всегда только и был способен – выстрелить в зеркальный шар этого фальшивого мира из авторучки? Какая глубина символа, думал я, и как жаль, что никто из сидящих в зале не в состоянии оценить увиденное. Впрочем, думал я, как знать.

За кулисами было так же темно, как и в зале, – похоже, электричество отказало на всем этаже. При моем появлении кто-то кинулся прочь по коридору, споткнулся, упал, но не встал, а затаился в темноте. Поднявшись с четверенек на ноги, я выставил руки вперед и побрел по невидимому коридору. Как оказалось, я отлично запомнил дорогу к двери черного хода. Она была заперта. Провозившись минуту с замком, я открыл его и оказался на улице.

Несколько глотков морозного воздуха привели меня в чувство, но все равно приходилось опираться на стену – поход по коридору оказался невероятно утомительным.

Входная дверь, от которой меня отделяло метров пять заснеженного асфальта, распахнулась, из нее выскочили двое человек, подбежали к длинному черному автомобилю и открыли крышку багажного отделения. У них в руках появились жуткого вида ружья, и они, даже не захлопнув крышку, кинулись назад – словно больше всего на свете их пугала возможность того, что они не успеют принять участия в происходящем. На меня они даже не посмотрели.

В черных окнах ресторана одна за другой появлялись новые дыры; ощущение было такое, что в зале работают сразу несколько пулеметов. Я подумал, что в мое время люди вряд ли были добрее, но нравы определенно были мягче. Однако пора было уходить.

Пошатываясь, я прошел через двор и вышел на улицу.

Броневик Чапаева стоял как раз на том месте, где я ожидал его увидеть, и снежная шапка на его башне была именно такой, какой должна была быть. Его мотор работал, и за косой стальной кормой вилось сизое облачко дыма. Добравшись до двери, я постучал в нее. Она открылась, и я влез внутрь.

Чапаев совершенно не изменился, только его левая рука висела на черной полотняной ленте. Кисть руки была перебинтована, и на месте мизинца под слоями марли угадывалась пустота.

Я был не в состоянии сказать ни единого слова – моих сил хватило только на то, чтобы повалиться на лавку. Чапаев сразу понял, что со мной, – захлопнув дверь, он что-то тихо сказал в переговорную трубку, и броневик тронулся с места.

– Как дела? – спросил он.

– Не знаю, – сказал я. – Трудно разобраться в вихре гамм и красок внутренней противоречивой жизни.

– Понятно, – сказал Чапаев. – Тебе привет от Анны. Она просила передать тебе вот это.

Нагнувшись, он протянул здоровую руку под сиденье и поставил на стол пустую бутылку с золотой этикеткой, сделанной из квадратика фольги. Из бутылки торчала желтая роза.

– Она сказала, что ты поймешь, – сказал Чапаев. – И еще, кажется, ты обещал ей какие-то книги.

Я кивнул, повернулся к двери и припал к глазку. Сначала сквозь него были видны только синие точки фонарей, прорезавших морозный воздух, но мы ехали все быстрее – и скоро, скоро вокруг уже шуршали пески и шумели водопады милой моему сердцу Внутренней Монголии.

Кафка-юрт,

1923–1925.

Игра слов: to descent – слушаться; descendants – потомки; descendants of the past – потомки из прошлого (англ.).

To ascend – подниматься; ascendants – предки (англ.).

Вы уволены (англ.). Игра слов: «Вы выстрелены».

Свет с востока (лат.).

«Среди этой неподвижности и грусти, в эти дни недоверия, быть может, все изменится – как знать? Как знать, что придет на смену, тому, во что мы верим, чтобы судить наше прошлое?» (англ.).

«Смотрите, миссис Браун, это огни св. Эльма!» – «Вы ошибаетесь, Катя. С этим кораблем не связано ничего святого. Идемте, здесь может быть опасно» (англ.).

«Тебе пришлось стоять под моим окном со своим бубликом и барабаном, пока я ждал, что случится чудо» (англ.).

Чудо, барабан (англ.).

Бублик, как рожок (англ.).

Рожок (англ.).