Юкио МИСИМА - НЕСУЩИЕ КОНИ

Черепичная крыша имела традиционно японскую форму, но комната была с европейскими окном и стенами. На окне висели кружевные занавеси, прижавшись к стене и поднявшись на цыпочки, Исао смог заглянуть в комнату.

Часть комнаты занимал дымоход. Там, похоже, был камин. Исао увидел большой бант, завязанный сзади на поясе стоявшей у окна женщины. Вот бант поплыл в сторону, и появилось лицо пожилого господина, одетого в кимоно и теплую безрукавку: он был небольшого роста, полноват, но лицо его имело важное выражение. Ошибиться было невозможно — то был Курахара.

Он о чем-то говорил с женщиной. Когда та пошла к двери, в руках у нее блеснул поднос — наверное, она приносила чай. Женщина вышла, и Курахара остался в комнате один.

Курахара погрузился в кресло у камина, из окна теперь видна была только часть лба с залысинами, вся в бликах каминного пламени. Временами он брал стоявшую рядом чашку. Сидя так, он то ли читал, то ли просто размышлял.

Исао стал искать вход: из сада в дом поднималась каменная лестница в несколько ступеней, она упиралась в дверь. Исао приблизил глаз к щели, откуда слабо сочился свет. Ключа в скважине не было, дверь была закрыта только на защелку. Исао вытянул меч, сбросил пальто на мягкую темную землю. Внизу у лестницы он вытащил меч из ножен и выбросил их.

Обнаженный клинок отливал синевой, словно светился.

Крадучись, Исао поднялся по лестнице, вставил острие клинка в дверную щель, подвел к защелке. Защелка оказалась довольно тяжелой. Когда она наконец подпрыгнула вверх, этот звук разнесся ударом стенных часов.

Не было нужды заглядывать в комнату, чтобы удостовериться в том, что Курахару насторожил этот звук, поэтому Исао быстро повернул дверную ручку и толкнул дверь.

Курахара поднялся у камина. Однако не закричал. Его лицо словно застыло.

— Кто ты? Зачем пришел? — произнес слабый хриплый голос.

— Божья кара за то, что ты совершил в храме Исэ-дзингу, — отозвался Исао. В ясном тоне не громкого, но и не тихого голоса была успокоившая самого Исао уверенность.

— Что? — на лице Курахара появилось удивление, он ничего не понимал. Было очевидно, что он пытался вспомнить, но ему так ничего и не пришло в голову. И в то же время отвратительный, панический страх был в его глазах, когда он смотрел на Исао, словно на сумасшедшего. Наверное, он решил отодвинуться от огня. Он отступил к стене у камина, и это определило действия Исао.

Как когда-то учил Сава, он по-кошачьи выгнул спину, прижал правый локоть к боку, обхватил левой рукой запястье правой, сжимающей меч, чтобы не повело вверх, и всем телом нанес удар.

Раньше, чем он почувствовал, как меч вошел в ненавистное тело, он ощутил сильный удар рукояти в собственный живот — подействовала сила отдачи. Исао показалось, что этого недостаточно, он попытался схватить Курахару за плечо и вонзить меч глубже, и опешил, когда плечо оказалось значительно ниже того места, где он его искал. И тело в его руках вовсе не было пухло-мягким, а напряглось, будто доска.

На лице, на которое он смотрел сверху, не было страдания, оно просто обмякло. Глаза были распахнуты, рот неряшливо открыт, верхняя вставная челюсть соскользнула вниз и вылезла наружу.

Исао пытался вытащить меч, но не мог и начал нервничать. Курахара навалился на меч, наколотое на острие тело под своей тяжестью сползало по клинку. В конце концов Исао, упершись левой рукой в плечо Курахары, а правым коленом в бедро, вытащил меч.

Хлынувшая кровь брызнула Исао на колено. Словно притягиваемый собственной кровью, Курахара упал вперед.

Исао увернулся и кинулся к выходу.

Дверь, выходившая в коридор, отворилась, и Исао столкнулся с женщиной, которую видел через окно. Женщина закричала. Исао резко развернулся и выскочил во двор через уже известный вход, перед глазами у него стояли распахнутые, белые от ужаса глаза женщины.

Через двор стремглав он бросился в сторону моря.

За спиной в усадьбе поднялись шум, крики, казалось, что эти звуки и свет преследуют Исао.

Он проверил на бегу, на месте ли кинжал, но короткий меч, который он сжимал в руке, казался ему вернее, и он не выпускал его из рук.

Дыхание прерывалось, подгибались колени. Исао точно знал, что за год, проведенный в тюрьме, его ноги ослабли.

Обычно мандариновые деревья высаживают на плантациях уступами, спускающимися к морю. В усадьбе Курахары деревья располагались на склонах, как на ступенях огромного амфитеатра, каждое дерево было посажено в определенном месте; укрепленные каменной стеной бесчисленные ступени, облитые солнцем, сползали к морю. Мандариновые деревья, высотой в два-три метра, у корней были высоко закрыты соломой, их ветки почти над самой землей расходились во все стороны.

Исао бежал по огромному саду, и повсюду путь ему преграждали усыпанные плодами ветви, он боролся с ними, чтобы не потерять дорогу, не заблудиться. Море было как будто рядом, а он все не мог до него добраться.

Но он добежал — взору неожиданно открылось свободное пространство. Впереди были только небо и море. Каменные ступени, ведущие к обрыву, продолжались за калиткой за пределами мандариновых плантаций.

Исао сорвал мандарин. И только тут заметил, что в руке нет меча. Наверное, выронил, когда бежал, хватаясь за ветви, уклоняясь от лезущих в лицо прутьев.

Калитка открылась сразу. Внизу каменной лестницы метались брызги белых волн, бросавшихся на скалы. Впервые он услышал эхо прибоя.

Исао не знал, принадлежит ли земля за пределами сада семье Курахары, там по обрыву, поросшему старыми деревьями, спускалась узкая тропинка. Исао устал, но, попав на эту тропинку, продолжал бежать, ветки с листьями скользили по щекам. Ноги путались в траве.

Вскоре он очутился в месте, где на обрыве было что-то вроде пещеры. Всмотревшись, Исао увидел, что часть зелено-ржавой скалы выветрилась, ветви огромных вечнозеленых деревьев низко свисали сверху и скрывали пещерку. Тонкая ниточка водопада, извиваясь, бежала по покрытой папоротником скале, потом струилась в траве и вливалась в море.

Исао спрятался здесь, стучавшее в ушах сердце постепенно успокоилось. Остались только шум прибоя и голос ветра. В горле пересохло, и он, содрав кожуру, проглотил мандарин почти целиком. Исао почувствовал запах крови. Она запеклась на кожуре.

Но это не помешало ему насладиться соком, освежившим горло.

Сухие травинки, ночное море сквозь листву нависших перед глазами ветвей и лиан… Луны не было, но небо излучало слабый свет, и море сверкало черным.

Исао сел в строгой позе на сырую землю, снял форменный китель. Достал из внутреннего кармана кинжал в простых ножнах. Облегчение от того, что кинжал оказался на месте, разлилось по всему телу.

На Исао были надеты шерстяная рубашка и майка, но как только он снял китель, от холодного ветра тело начало дрожать.

«До восхода солнца еще долго. Я не смогу его дождаться. Не будет встающего красного диска, не будет тени благородных сосен, не будет сияющего моря», — подумал Исао.

Он снял все рубашки, обнажился по пояс: тело напряглось, и холод пропал. Ослабив ремень, Исао обнажил живот. Когда он вынул кинжал, со стороны мандариновой рощи послышались беспорядочные звуки шагов и крики.

— Море! Он точно сбежал на лодке! — послышался чей-то пронзительный крик.

Исао глубоко вздохнул, провел левой рукой по животу, закрыл глаза. Приставил острие кинжала, зажатого в правой руке, к животу, пальцами левой руки определил место и правой рукой с силой вонзил кинжал.

И в тот момент, когда кинжал проник внутрь, за закрытыми веками с ослепительным блеском вспыхнул солнечный круг.

Юкио Мисима

Несущие кони

вторая книга тетралогии

Море Изобилия[85]

1969

1932 год.

Цубо — мера площади — 3,3 кв.м.

Сэн — денежная единица — 1/100 иены.

Мэйдзи — по японскому летосчислению, основанному на эпохах правления, период 1868–1912 гг. после буржуазной революции 1867–1868 гг., часто называемой реставрацией, так как формально была восстановлена верховная власть императора и прекращено правление сегуна.

Кэндо — один из видов боевых искусств — фехтование на бамбуковых мечах.

Танка — жанр классической японской поэзии — стихотворение в пять строк.

Бэнто — коробка с едой или сама еда, подаваемая в коробке.