Альфред Кох - Ящик водки. Том 4

Приведу пример из «Ящика водки» № 2.

Свинаренко: А я никогда ни одной лекции не прочел. Ну как это? «А теперь все сели, заткнулись, и я вас буду, блядь, учить». С какого хера вдруг записываться в гуру? Все молчат, смотрят тебе в рот, а ты думаешь, чего бы им еще такого прогнать. А они думают — заебал. когда ж звонок и пиво идти пить.

Кох: Так мой дружок Мишка избрался депутатом ВС РСФСР. В 90-м году. А избрался он, кстати, от Сестрорецка. И он сразу мне позвонил и говорит: слушай, я тут в большом авторитете, если ты готов, то мы тебя изберем мэром. И я подумал — а хули? И — пошел! …Вот это вот делать тоже не надо было, потому что это на х…й не нужно.

Свинаренко: То есть ты служил обществу в ущерб личной выгоде и во вред семье.

Кох: Да. Потом она (жена) была против моего избрания мэром. Утверждала, что все это х…йня на постном масле.

Свинаренко: Она небось также и против того, чтоб ты пил…

— Ну, это естественно. А че ты меня про это спросил? Про «пить»? Ты меня хотел подье…нуть?

— Я хотел? Да ты ж уже не пьешь. Практически.

— Да. Но зачем ты меня подъе…ываешь? Я же чувствую! Выгородить себя хочешь перед моей женой! Зачем? А?

— Да брось ты. Жена же — это друг человека.

— Довольно неспортивно ты себя повел.

— Не пи., ли! Где же это — неспортивно? Жены, они все против пьянства.

— Да… А я помню, был обмен денег, в апреле, по-моему. Очень было интересно. Я, как предисполкома, был назначен председателем комиссии по обмену денег! В нее, кроме меня, входили кагэбэшник, прокурор, председатель финансового комитета.

— А ты с этого что-то наварил?

— Ни х…я. Ни-х…-я. Ничего не наварил. Потому что обменивал всем все. И ничего себе за это не брал. Это была моя внутренняя установка.

…Свинаренко: А ты помнишь, что был референдум о судьбе СССР? И за было 112 миллионов человек? Из 146 миллионов голосовавших?

— Да помню.

— И что ты об этом скажешь?

— А чего тут говорить? Ну и х.. с ним.

— А смерть Кагановича тебя тоже не е…ет?

— Уж не е…ет так не е…ет.

— Давай лучше про ГКЧП.

— Ну, ладно, давай. …Горбача выгнали? Бля-я-ядь! Включаю ТВ, врубаюсь, и мы едем в редакцию.

Свинаренко: Восставший народ уже вмазал и требует от майора, который командовал БТРами: «Ты нам отдай солдатиков, мы их быстро убьем, а ты езжай себе дальше».

Кох: Да ты что?

Ну. Майор начинает с ними объясняться, так деликатно, тонко. Ему говорят — да брось ты, убьем, пять минут делов, и все. И так часа три это продолжалось.

— А что ж майора не замочили? До майора еще бунт не разогрелся?

— Ну на нем же была советская привычная форма, люди все служили в Советской армии, у них была такая установка, что прапорщику дать по е…алу можно, а майору — еще рано. Не дошло еще до майора. Годом-другим позже — без вопросов бы, и президент уже мог попасть…

Я, конечно, немного сгустил. Для наглядности. Частично текст без мата пропускал, но без обрыва смысла.

В одном из интервью (Александру Гаврилову — редактору «Книжного обозрения», в пивной ресторана «Ангара») два веселых гуся-приятеля говорят о том, что они создали новый жанр диалогов. У Платона тоже были «Диалоги», но кто знает этого Платона? Никто не знает. Его народ не читает. Ну его на хрен, этого мудака Платона (вот — и я заразился). А в конце интервью (по замыслу изрядно нагрузившись) Кох—Свинарь говорят так:

Свинаренко: Сейчас мы поднимаем проект под рабочим названием «Дворянская литература». Вот Алик. Он пишет не для того, чтобы прославиться, не для того, чтобы заработать бабок, — с этим у него и так все в порядке. Он пишет, чтобы писать.

Кох: Как дворяне, которым было абсолютно все равно, будет ли их книга продаваться?

Свинаренко: Правильно. А потом пришли разночинцы, стали зарабатывать бабки и принесли всякое говно — какие-то питерские туманы, затхлость, топором рубят бабушку зимой в Питере в ночь и сырость, вместо того чтобы трахать ее внучку летом в Крыму средь бела дня — счастье! — и бабка жива, и внучка счастлива. Так бы сделали дворяне. А разночинцы эти… Из Крыма — в Питер, из поместья — в подвал, начинаем бабушку рубить. А все отчего? Оттого, что нет бабок. Так заработай ты бабки и пиши спокойно.

Весьма образно. Но есть неточность. Как раз про бабку. Раскольникову, конечно же, не нужно было рубить бабушку топором. Он себя показал полным мудаком. А, как правильно замечает Свинаренко, нужно было «трахать ее внучку летом в Крыму», отчего внучка стала бы счастливой. Тут заметна недоработка новой русской литературы. Трахать нужно было обеих — и внучку, и бабушку. При этом бабушка была бы счастлива значительно больше внучки.

Вот такое произведение. Что-то среднее между Веничкой Ерофеевым (в «Ящиках» много о приготовлении и рецептах самогона, о том, как дернули, поддали, надрались), Ширяновым, Сорокиным (там много о бабах), много от Швейка — всякие забавные истории из своей жизни. Много всякого. В. Новодворская даже сравнила с парным писанием Ильфа — Петрова.

Вот это — точно нет. Диковатых историй («забавных») действительно хватает. Но вот юмора — маловато. У меня даже возникла такая картинка.

Он ходил по комнате, булькал, икал, кашлял, чихал, рыгал, пердел. Не журналист, а человек-оркестр. Какая-то биологическая симфония. И даже балет. Танец живота. Живот уже есть, но танца еще нет. Не выучил пока что.

Зато есть одна рецензия, в которой проскакивает нечто похожее на раскаты далекого грома. Что-то такое грозноватое, возможное, грядущее.

Михаил Антонов пишет:

Как бы ни относиться к авторам, особенно к одиозному Коху, надо честно признать, что это не рядовые товарищи. «Если ты умный, то почему не богат?» Эта сентенция целиком к ним относится. Кох обещает в следующем томе рассказать о том, как он заработал и потратил первый миллион.

Циничны? Факт. Если не всякий умник — циник, но уж всякий циник — умен. Поэтому очень интересна их оценка событий, которые все мы пережили в последние годы, но не все в них понимали…

И так все в форме застольного трепа, хотя поднимаются очень серьезные проблемы. Проблемы жизни. К мнению людей, которые запросто цитируют Конфуция, Платона, Аристотеля, Лютера, Ницше и Библию (ясно, что кое-что они читали), стоит прислушаться. Да и интерпретация канонических текстов оригинальна.

Оценка русского народа, его особенностей, местами нелицеприятна. Лень, доверчивость, безынициативность, зависть к соседу, неумение объединяться по национальному признаку — все это у нас есть. Но — бунтовать мы любим. Сами же мы о себе этого никогда не скажем, а вот послушайте, что скажут немец и украинец.

«Движущей силой всех революций является зависть. Это прямо у Герцена написано».

А между тем трижды по тексту звучит у Коха: «Мне страшно, а вам?» Речь идет о возможности русского бунта, «бессмысленного и беспощадного». Знает кошка, чье мясо съела. Ведь в чем причина этих беспощадных бунтов? Авторы сами и отвечают: «что революционная ситуация возникает тогда, когда есть предпосылки. И первое — это повышение выше обычного нужды и бедствий народных масс. Кому-то надо делать выводы».

Да, кому-то надо. Но, как уж повелось, никто никаких выводов не сделает. При всем при том книга чем-то притягивает. Безусловно, Кох пишет хорошо — особенно свои комментарии. Да и Свинаренко — старый конь. Есть там здравые рассуждения, есть нетривиальность и новая (точнее — не всем известная) информация. Есть свежие ходы мысли, с которыми я надеюсь вас в дальнейшем познакомить.

Эти свежие ходы особенно прорываются в их «комментариях», где не нужно маскироваться под народный говор, а можно писать почти что аналитический текст. И часто получается хорошо (без иронии).

Именно такое место и предлагается вашему вниманию в следующей статье, своего рода антилатышском манифесте Коха «Еще один член семьи цивилизованных народов». (Вышел в третьем томе. — Прим. ред.)

Бывший вице-премьер российского правительства Альфред Кох и известный журналист Игорь Свинаренко написали одну книгу на двоих. То есть, если верить соавторам, не написали, а наболтали, наговорили на магнитофон в промежутках между выпивкой и закуской. Но в любом случае вышло здорово.

Хотя сделан «Ящик водки» очень просто. Сидят два приятеля, занимаются тем самым, о чем говорится в названии. Естественно, вспоминают молодость: кто где работал, кто что читал, кто с кем спал, кто как пил. Попутно на всякие исторические события отвлекаются — ну там, похороны Брежнева, приход Андропова, взлет Горбачева. Дальше Горбачева процесс пока не зашел — перед нами только первый том, охватывающий промежуток с 1982 по 1986 год. Нетрудно рассчитать, что, если соавторы и дальше намерены продвигаться такими темпами, меньше чем в четыре тома они никак не уложатся. Не исключено, что через некоторое время дети в школе будут изучать эту «Войну и мир» как учебное пособие по отечественной истории — повседневная жизнь советского человека, нечто в духе «Анналов».