Олег Верещагин - Перекрёсток двенадцати ветров

Мальчишки помолчали, глядя по сторонам. Рат взял с полочки, прибитой к стенке сарая, ремень с ножнами, проверил кожу.

— Покажи нож, — попросил Сашка. Рат протянул ножны рукояткой вперёд, Егор достал из них глубоко утопленный (почти до верха рукояти) нож с рукоятью из светло-жёлтого рога и сероватым лезвием, похожим на тело щуки. — Самодельный? — Рат кивнул. — Можно кинуть?

— Давай, — согласился Рат. Они поднялись, отошли подальше. Сашка прикинул нож на руке, перехватил удобнее, осмотрелся в поисках мишени… и вдруг мощным, красиво-неуловимым движением метнул его.

Пролетев не меньше десяти метров, нож с коротким безжалостным стуком воткнулся в косяк сарая на высоте полутора метров — даже не задрожав после этого, намертво.

— Здорово, — сказал Рат удивлённо. — Я так не умею. У меня почему-то далеко не летит.

Так втыкается… но близко.

— Меня отец учил, — Сашка подошёл к сараю, с усилием, раскачав, выдернул нож.

— А тут у вас кто?

— Живность, — Рат подошёл тоже. — Мой Угадай, корова, свиней две, куры…

— Ты верхом хорошо ездишь? — завистливо спросил Сашка.

Рат пожал плечами:

— Конечно.

— А я совсем нет, — признался Сашка. — В седле сидел, но это в прокате, где на лошадях просто катаются… А ружьё, у тебя на стене висит, оно что — твоё? — Рат кивнул. — Врёшь, не может быть! — Рат снова пожал плечами, потом улыбнулся и сказал:

— Дам.

— Что? — не понял Сашка.

— Ну, ты хотел спросить, дам ли я пострелять. Дам.

На крыльцо выбралась Светка, одетая в умопомрачительную майку до колен с портретом ДиКаприо. Знаменитая бездарность на майке выглядела изрядно помятой и перекошенной, словно с тяжкого похмелья. Светка отдалённо походила на ДиКаприо — очевидно, со сна, потому что какое-то время мерила взглядом обоих мальчишек, щурясь и покачиваясь. Потом сказала:

— Игры юных терминаторов… Доброе утро.

— И тебе того же, медвежонок Пух, а по четвергам — вдвойне, — приветствовал сестру

Сашка. Та привычно буркнула:

— Балбес… — и потащилась в сторону будочки, краем выглядывавшей из-за сарая.

— Ну что, завтракать пора, — Рат зашагал к дому.

— Я подниму Егора, — вслед ему сказал Сашка. Ещё несколько раз — уже без энтузиазма

— лягнул мешок и заторопился следом. Окликнул: — Рат, а что потом будет?

— Когда? — уже с крыльца спросил тот. Сашка пожал плечами:

— Ну. После утра.

— День, — отозвался Рат.

Егор не спал. Он расхаживал по комнате, где Рат разместил мальчишек и улёгся сам, уступив Светке свой «кабинет» — большой, непривычной глазу горожанина из-за дощатых пола и потолка, подобранных из широченных некрашеных плах. На полу лежали плетёные половики, большие кровати вдоль стен сверкали добротной никелировкой и солидными дореволюционными шарами на спинках. В простенках между окон висели заключённые в общие рамки подборки фотографий. На высокой резной тумбочке устроился дико выглядевший под прикрывавшей его кружевной салфеткой «домашний кинотеатр» LG.

— Ты знаешь, а он не такой уж замшелый, этот парень, — не оборачиваясь, сказал Егор.

— Я в ту комнату, где он Светку положил, заглянул — это его комната, кажется. Там компьютер, ещё один телевизор-«двойка»… Книг и дисков полно, и не разные там детективы или игрушки…

— Дурак ты, Егор, — спокойно и откровенно сказал Сашка. — Если бы у меня был такой брат — хоть двоюродный, хоть какой…

— Не лезь не в своё дело, — отрезал Егор, подходя к другому простенку, где на стене наискось висела сабля в потёртых чёрных ножнах с яркими, начищенными скрепами. С рукояти сабли, чем-то похожей на голову хищной птицы, свисал старый, поблёкший чёрно-оранжевый темляк, вышитый металлической нитью.

— Георгиевское оружие! — вырвалось у Сашки, который моментально забыл о разговоре.

— Наградное за храбрость? — вроде бы безразлично спросил Егор. Сашка кивнул и подошёл к фотографиям.

Он не видел, как Егор, подняв руку, быстро оглянулся и провёл кончиками пальцев по темляку. Лицо его дрогнуло и на миг странно скривилось, но, когда Сашка оглянулся, Егор уже был прежним — равнодушно-насмешливым.

— Смотри, это, наверное, твой дед, — Сашка указал на снимок — чёрно-белый, невероятно чёткий и ясный — сидящего на стуле с высокой спинкой и гнутыми ножками молодого мужчины в казачьей форме — поставив между колен всё ту же саблю и подбоченившись левой рукой, он смотрел из-под сдвинутой набекрень мохнатой папахи, что называется, «орлом» — с вызывающей лихостью и опасным огоньком в глубине глаз. Усы мужчины были закручены на концах, густющий светлый чуб стоял надо лбом, как пружина. Позади высился здоровенный цветок в кадке, с мясистыми листьями. — Какой же это год? Может, ещё до Первой мировой…

— Во время неё, — Егор указал на подпись в углу снимка: «Фотографiя г-на Либманъ въ Варшаве. 1914 годъ.» — Ничего дед… Даже интересно.

— Есть идите! — завопила Светка откуда-то из глубин дома. Егор отозвался:

— Да идём, идём…

…Стол был накрыт шикарно — пельмени со сметаной в большой миске, красная рыба, большие ломти хлеба, ещё одна миска — с черемшой и огурцами, нарезанное копчёное мясо, здоровенный запотевший глиняный кувшин с квасом, тарелки с желтоватым маслом и небольшими пряниками. Светка уже сидела за столом и, урча, лопала пельмени, макая их в сметану.

— Огурцом заешь, может, полегчает, — серьёзно посоветовал Сашка, садясь к столу.

Светка захрюкала и под столом лягнула брата ногой. Его с непонятной усмешкой остановился у края стола, обеими руками взявшись за резную спинку старого стула. Рат почти в такой же позиции стоял у другого конца. Он переоделся в джинсовые шорты и по-прежнему был босиком.

— Садись, ешь, — кивнул он на стол и сел сам, ловко обвив ногами ножки стула. Егор сел, не спуская с двоюродного брата непонятного взгляда. Напряжение разрядила, сама о том не думая, Светка:

— Вкусно, — жалобно сказала она. — Я потолстею…

— Не потолстеешь, — усмехнулся Рат, ножом нарезая мясо и ножом же отправляя его по кусочкам в рот. — Это я тебе обещаю.

— Он тебя, как скво[13] у Джека Лондона[14], заставит весь груз тащить, — сказал Егор.

Рат спросил:

— Читал Джека Лондона?

— Естессно… — и снова вмешалась Светка:

— А вот это, — она ткнула в пряники, — это у вас в магазине такие продаются?

— Это кедровый сбой, — Рат улыбнулся уже по-хорошему. Светка с умным видом закивала. — То, что остаётся после отжима масла из кедровых орехов, — пояснил Рат. — Масло это, кстати, тоже не сливочное.

— Да ну? — Светка подозрительно уставилась на масло.

— Точно тебе говорю. Орехи я сам бил.

— ? — глаза Светки стали недоумёнными.

— Наш таёжный хозяин говорит, — Егор улыбался, — что он ходил по тайге со здоровенной колотушкой и добывал кедровые орехи, чтобы тебя порадовать, Синти.

— Ладно тебе… — попросила Светка. — Всё и правда вкусно — отпад! Даже не верится, что мальчишка готовил…

— Да тут и готовить-то нечего, — возразил Рат. — А ты умеешь готовить?

Светка замялась. Зато нехорошо обрадовался Сашка:

— А как же! — кивнул он. — Хлопья молоком заливать — раз! — он загнул палец. — Сникерсы и мороженое открывать — два! Пиццу в микроволновку ставить — три! Яичницу уже не получается…

— Фуфломёт! — взвилась Светка, но тут же вздохнула и сникла: — Правда не умею…

— Дичь свежевать она тоже не умеет, — Егор всё-таки взялся за пельмени.

— Дичь не свежуют, — без обиды пояснил Рат. — Её щиплют и потрошат, а свежуют и разделывают зверя.

Сашка засмеялся. Рат, откинувшись на стуле назад, спросил:

— Ладно… Так куда мы отправимся? Мне, собственно, всё равно, я ведь проводник.

Вопрос был неожиданным и адресованным Егору. И лично для Сашки его ответ стал таким же неожиданным:

— Я бы хотел побывать на Становом хребте, — сказал он. Рат изумлённо посмотрел на него:

— Это очень далеко. Почти двести километров… если по прямой, а по прямой тут только птицы летают. Так что все четыреста. Туда и обратно — восемьсот. Это клади два месяца.

— Меня не интересуют «туда» и «обратно», — отрезал Егор. — Мне хочется побывать на Становом. Ты знаешь те места?

— В принципе да…

— Ну и отлично. Там можно где-нибудь сесть? Самолёт в моём распоряжении.

— А, самолёт… — Рат хмыкнул. — Конечно можно, белый господин. Вылет сегодня?

— А чего тянуть?

— Тогда надо собираться, вот чего, — Рат встал.

— Здрасьте… а Рат дома? — все обернулись на голос. Ксанка — в старых джинсах и кедах, в широкой рубахе — стояла в дверях, чуть настороженно и смущённо глядя на незнакомых ребят и девчонку. Глаза её расширились — она увидела Егора: — Ой… а…