Андрей Чиланзарский - Цвети родной Узбекистан ! Но только - без меня

На улицах Ташкента по вечерам довольно пустынно и люди стараются не ходить в одиночку. Даже знаменитый «Бродвей», как неофициально называют одну из центральных улиц для гуляющих, немноголюден. Имеющиеся чайханы и караоке напоминают пир во время чумы. Мне вспоминается один из праздников «Навруз». Казалось бы, один из самых любимых узбеками и не имеющий ничего общего с политикой — иди и развлекайся. Меня же в тот Навруз вытолкала на улицу нужда — надо было поклеить объявления о продаже квартиры. Решил поехать в центр. Выйдя на станции метро «Амира Темура», я двинулся по улице Горького (старое название). Народу на улице было гораздо меньше чем в любой другой день — как будто и не выходной! Зато милиции было более чем достаточно. Через каждые 20 метров по 3–4 сотрудника милиции, через каждые 50 метров по паре солдат и через каждые 100 метров — автоматчик в камуфляже. На улице, как и положено в праздники, были выставлены столы со сладостями. Но продавцы умирали от скуки, так как покупателей не было. Запомнилась женщина с маленьким ребенком. Она шла быстро и четырехлетний малыш еле поспевал за ней: она его буквально тащила за руку. Малыш указал на сладости, но мать испуганно дернула его в противоположную сторону, желая побыстрее проскочить мимо ствола автомата, направленного прямо на людей. Ужасало то, что автоматчик стоял на изготове и палец лежал на курке. Невольно возникала мысль: а вдруг ему что-то покажется или от жары и усталости мозги заклинит, и он начнет стрелять? Зато придя домой и настроившись на радиостанцию «Узбегим таронаси» я услышал, что на улицах города «полно гуляющих, радостных лиц, веселящихся детей и взрослых»… Как говорится — без комментариев.

Приехав в Россию я был искренне удивлен — насколько здесь много свободы и причин для оптимизма и радости! Есть, конечно, и трудности, но после пережитого в Узбекистане эти мелочи абсолютно не замечаешь. Спокойно себе работаешь, пьешь пиво где хочешь (только что не за рулем!), идешь в любое время суток в любом направлении. Да и приехавшие в Москву на заработки узбеки, грузины и прочие ходят спокойно и ничего не опасаются. Просто здесь реально можно заработать валюту и обменять ее же на каждом углу в обменном пункте. Не то, что в Ташкенте — объявили где-то месяц назад в очередной раз о свободной конвертации, но обменять деньги можно только по большому блату, не говоря о том, что заработать их там практически невозможно. Хотя за фрукты на Алайском базаре нужно выложить ровно столько же, сколько в любом московском продуктовом ларьке…

А то, что в московском метро останавливают «только черных» — чушь. Я специально наблюдал — кого и за что останавливают. Останавливают девиц, одетых «как на панель». Останавливают людей в грязной одежде с подозрительными лицами — чаще всего озирающихся по сторонам. Останавливают людей, одетых не по сезону. Короче говоря, вылавливают приезжих и проверяют регистрацию — независимо от национальности. Я сам был свидетелем, когда во время милицейского рейда одного неказистого парня, очевидно из Подмосковья, спросили раза четыре. На четвертый раз он уже обиженно сказал: «Да что я, ненормальный что ли какой? Вы уже четвертый, кто у меня документы спрашивает!» Милиционер извинился: «А, ну раз уже проверили, то можете идти». С другой стороны, сколько я ходил с большими сумками или даже коробками от компьютера — меня ни одна собака не тормознула. Не останавливали и узбеков с большими сумками, но прилично одетых и уверенных в себе. Видно, что человек приехал в отпуск или в командировку, а не наркотиками промышлять, так чего же его останавливать?

Кстати, меня поразило отличие обращения сотрудников милиции к гражданам в Москве и в Ташкенте. В Москве говорят: «Предъявите, пожалуйста, ваши документы». А в Ташкенте: «Эй, что у тебя в сумке?» Также есть большая разница между контролерами в общественном транспорте. Московские контролеры верят на слово, что у тебя проездной или удостоверение — здесь этим доверием не злоупотребляют. А если ты забыл деньги дома или потратился сверх меры, то тебе позволят доехать и бесплатно — просто нужно вежливо об этом попросить. И помню, как в Ташкенте, контролеры сворой набрасываются на человека, если даже у него нет денег и начинают орать: «Нет денег — ходи пешком!» Или берутся тащить в депо для оформления административного штрафа и оплаты. Иногда чуть не до драки доходит. У меня самого одна бабка-узбечка из КРУ пыталась вырвать студенческий билет — на нем от времени стала отслаиваться фотография и она вопила, что я сам ее приклеил. Документ был подлинным и не просроченным, однако после выкручивания рук (ей помогали два молодца) он превратился в тряпку. Конечно, и в Москве встречаются грубые менты и контролеры, и в Ташкенте встречаются приличные и доброжелательные, только вот количественное соотношение прямо противоположно.

Сейчас народ Узбекистана постепенно начинает излечиваться от неоправданной эйфории первых лет самостоятельной жизни. «Пусто-килик» говорят наиболее реалистично мыслящие из узбеков о своей Независимости-Мустакилике с полупустыми полками магазинов и абсолютно пустыми карманами у населения. Оголтелый национализм проявляет теперь в основном молодежь от 12 до 25 лет, пока не увидит, что купленный в институте диплом (да и заработанный добросовестным трудом с учебниками) не дает в перспективе ничего. Место под солнцем давно занято другими. И в этом виноваты совсем не русские.

В самом центре Ташкента, в скверике возле станции метро «Октябрьской революции» (старое название), стоит памятник средневековому завоевателю Тамерлану (Амиру Темуру), сидящему на лошади. Ранее на этом же месте находился бюст Карла Маркса, а до него — монумент «отцу народов» Иосифу Сталину. На постаменте под всадником лаконичное высказывание: «Сила — в справедливости». Возможно, будь Тамерлан и в самом деле узбеком, а не их заклятым врагом, то он выразился бы иначе: «Справедливость — в силе», потому как основной принцип, исповедуемый узбеками можно определить так: «Кто сильней — тот и прав». Если ты силен — тебя боятся и оказывают знаки уважения, если слаб — презирают.

Если от тебя что-то нужно — тебе накроют дастархан, будут поить водкой и не выпустят из-за стола до самого утра. Любой отказ выпить или съесть что-либо из предложенного будет истолкован как неуважение к хозяину дома. Накормят не то чтобы до отвала — на убой! Только б ты замолвил перед кем-нибудь за них словечко… Но если в тебе не нуждаются, то дадут почувствовать об этом очень быстро. Как, например, однажды дали почувствовать моему деду. Он великолепно готовил плов и однажды решил угостить им соседей-узбеков. Как и положено, выложив горячий плов на ляган и украсив его сверху мясом и гранатовыми зернышками, он понес блюдо к соседям. Плов аппетитно дымился и издавал дивный запах. Россыпи рисовых зернышек казались прозрачными в лучах солнца… Конечно, его за плов поблагодарили, но попробовав сказали: «О! Ваня-ака, ты добрый человек, но плов готовить не умеешь», и тут же на его глазах выбросили плов в канаву… Моя мама до сих пор не может этого забыть — ей и бабушке в свое время пришлось много голодать и они никогда продукты не выбрасывали, а тем более такой вкусный плов — действительно приготовленный по всем правилам. Удивительно, но узбекские традиции тоже не позволяют выбрасывать еду — это как бы священно. Значит это было сделано нарочно, чтобы оскорбить моего деда…

Я с детства был здоровым и сильным, в школе занимался вольной борьбой и немного боксом. Поэтому узбеки меня просто боялись. Зато все их «уважение» как рукой снимало, окажись их несколько против меня одного. Вдвоем, а уж тем более втроем они начинали хамить и провоцировать стычки. Я никогда не отказывался от драки и, конечно, если силы были неравные, меня крепко лупили. Я не держу обиды на тщедушных узбеков, способных лишь кучей завалить одиночку. Но почему-то не проходит обида на тех русских, которые не пытались прийти мне на помощь, а такое случалось… К сожалению, с детства усвоенное назидание «не связывайся» глубоко сидело в каждом из нас и не все смогли его, подобно мне, преодолеть. Как-то к нам в школу перевели парня из России и я сразу с ним подружился: мы вместе занимались спортом, делали уроки и дрались с узбеками, пытавшимися обидеть каждого из нас поодиночке. Но мы никогда не били вдвоем одного — рыцарские принципы для нас были дороже пировой победы. Моего товарища из России звали Олегом, но были и другие «друзья», как например Гоша, мой сосед. Гоша жил в доме напротив и редко заходил ко мне в гости — все больше я к нему. Дело было в том, что в нашем доме жили узбеки, с которыми он жутко конфликтовал. Я много раз предлагал ему разобраться с ними по-мужски — один на один, и даже предлагал себя в секунданты и свидетели: без свидетелей они бы просто его избили всем гуртом, как это чаще всего бывало. Но Гоша оказался обыкновенным трусом и эта трусость загнала его в полное подполье, так как со временем узбеки из моего дома стали его терроризировать и на его территории. Мне пришлось встать на защиту друга и я стал его везде сопровождать. Первое время дворовые узбеки провожали нас косыми взглядами, однако, как-то возле моего подъезда, один из них — вконец охамевший Равшан, чувствуя поддержку поблизости стоявшего старшего брата Анвара, а также группы взрослых соседей-узбеков, сидевших на айване и игравших в нарды, решил «разобраться» с Гошей прямо в моем присутствии. Он подошел и, ничего не говоря, ударил Гошу в живот. Гоша стоял униженный, а я со всего размаху врезал Равшану в зубы. Равшан потерял равновесие и упал на асфальт. Но тут подбежал его старший брат, который попытался мне накостылять. К его негодованию я был очень ловок и, несмотря на его рост и силу, умело уворачивался от ударов. В конце концов я схватил с земли кусок металлической арматуры и громко закричал, что убью его, если он не отстанет. Все видевшие взрослые узбеки продолжали сидеть на айване, ожидая, когда русского измочалят: они изображали невмешательство, но своим присутствие вселяли дополнительные силы в своих молодых соплеменников и были готовы в любой момент оказать им поддержку. В этот момент вышла наша соседка, тетя Наргиза — простая и уже достаточно пожилая добрая узбечка, наподобие тех, что были показаны в фильме «Ташкент — город хлебный», и разняла нас. Я ушел домой и долго не мог понять куда делся Гоша? Равшан продолжал корчиться от боли, лежа на земле. Через полчаса Гоша позвонил мне по телефону и стал надо мною смеяться, как будто бы не он сам сбежал, поняв, что расправа с нами обоими неизбежна, а я-де «испугался узбеков и ушел домой, хотя мы собирались идти к нему». Больше мы с Гошей не дружили. Но с тех пор и Равшан, и его старший брат Анвар, здоровались со мной за руку: увидели во мне силу и сразу «зауважали».