Дима Федоров - Отдыхай с Гусом Хиддинком: четыре анекдотичные футболяшки

– Вы не назвали Шостаковича.

– Да, действительно, Диму я сознательно пропустил. Пока мы не уверены, что он остается в команде. Он, конечно, необычный человек, интересный человек. Но все-таки нельзя до такой степени противопоставлять себя тренерскому штабу. У него множество идей и новаций в области футбола – ему самому нужно становиться тренером, чтобы их воплощать. А матч века не поле для экспериментов. Вот и все, что я хотел сказать о составе. Спасибо за интересные вопросы. На этом общение на сегодня закончено. До завтра.

После окончания тренировки Сохатому немедленно позвонил владелец Petroff по поводу отсутствия своего рекламного носителя в стартовом составе. Сохатый стал изворачиваться, утверждать, что до матча еще несколько дней и их клиента обязательно выпустят если не в основе, то уж точно на замену, и в первом тайме! Количество замен ведь не ограничено.

– Вы же слышали, Пожарский говорил, что по его концепции сильнейшие не сразу появляются на поле.

Водочный король возражал, что, когда контракт подписывался, речи о том, что Петров-Водкин окажется среди сильнейших, не было (и для его компании это совершенно не важно), зато одним из пунктов закреплялся выход в стартовом составе.

– Ну, выйдет он на поле в стартовом составе и через десять минут его заменят, и что, вы будете довольны? Давайте оценивать по результату…

Но водочный магнат не хотел оценивать по результату, хотел оценивать по контракту, поэтому пообещал отсудить деньги, если четвертого в шестна–дцать ноль-ноль не увидит своего игрока в числе одиннадцати. Сохатый положил трубку в задний карман и легкомысленно заржал.

– И что будешь делать, если они действительно станут судиться?

– Не станут. Все будут в восторге от матча. Если дернется, отправлю его в Администрацию президента. Там живо объяснят, что с теми, кто снимает социальное напряжение, судиться нельзя. Эх, брат Волконский, ты даже не понимаешь, какая жизнь теперь откроется перед нами. Мы теперь цари иллюзий с этим MAGIC. И никакие сериалы не нужны. Из Голливуда приползут сюда на Тверскую с сотнями миллионов. Мы без них обойдемся, они без нас – нет. Мы теперь вроде Спилберга!

– Это Берлога вроде Спилберга, а мы так… клерки при нем.

– Берлога славный малый, с мозгами, но не в своем уме. И к тому же увалень – по природе своей. Увальню протягивают кредитку, на которой миллион долларов, а он ее роняет… И как назло стоит над решеткой, и карточка падает ребром – и прямо в щель! И даже когда приходят рабочие и поднимают решетку, в куче дерьма так ничего и не находят. Вот это называется увалень. Даже если он год будет на необитаемом острове с девушкой, то между ними ничего не произойдет. Никакого перепиха!

– Но разве Берлога такой уж урод – ты это напрасно.

– В том-то и фокус, что не урод. И если его причесать и постричь, то он вполне… Приодеть еще нормально. И сохранился он хорошо. Разве ему дашь двадцать семь лет? Но все равно на острове у него ничего не получится…

– Да почему? Объясни!

– Не знаю… Землетрясение, внезапная венерическая болезнь, муха цеце кусает его за задницу, то-се, пятое-десятое. У меня нет фантазии – ты же знаешь. Может, он ее перед этим делом, во время разо–грева как-нибудь того… случайно убьет.

– Убьет? Хорош Берлогу опускать – он нормальный парень. И вовсе он не неудачник.

– Неудачник – другое. Неудачник имеет мечту, цель, но у него не получается. А увалень живет без мечты. И если ему само идет в лапы, то он все равно профукает.

– Гений, одним словом.

– Увалень, одним словом.

– У этого увальня треть акций MAGIC FOOTBALL и изобретательский патент на сам MAGIC.

– Да он не знает, что такое акции. Я его спокойно мог отцепить от всяких акций, но мне просто неудобно его кидать – с детства его знаю. Да и мне чужого не надо. На нас на всех хватит. Правда, зачем Берлоге деньги?

– А тебе они зачем?

– Зачем? Зачем…

Сохатый явно воспринял вопрос с философской точки зрения. И всерьез. Повторил его несколько раз вслух. Потом подошел к окну и поискал ответ на улице. На Тверской как раз было нарядно…

Сумерки прикрывают грязь и неблагополучие, потому что повсеместно зажигается иллюминация. Огни притягивают к себе и властно не отпускают. Свет – это комфорт, это счастье, поэтому и не отпускает. А до этого взгляд рассеивался и останавливался буквально на всем – в том числе и на том, на чем ему останавливаться совсем не хотелось: на поддельных нищих, на мусоре, основоположниками которого с удовольствием выступают и приезжие, и местные.

Вот взгляд останавливается на маленьких менеджерах и продавцах, которые отмучились на работе, – они не уволены, а потому счастливы. И в честь того, что есть надежда и есть завтрашний день, они покупают баночку пива, которая позволяет им чуточку расслабиться и смотреть на окружающую роскошь как на составную часть своей жизни. При этом денег у них ровно столько, чтобы дважды в день съесть гамбургер. И даже на жвачку, подавляющую зловоние изо рта, не всегда хватает. Прыщи лезут изо всех пор, и не на что починить корявые зубы. Ну и по фиг – ты на Тверской, в центре мира! И в данный момент ты никому ничего не должен. По этой же улице ступают олигархи и звезды шоу-бизнеса, политики и модели, а значит, как минимум на пару секунд все равны. После пива все кажется возможным, охватывает легкость и хочется улыбаться таким же баловням судьбы, как ты сам.

Более избалованные баловни судьбы бросают свои умопомрачительные машины у недостойных их ступней тротуаров и торопливо исчезают в бутиках и ресторанах, где нет ни грязи, ни печали. Заведения попроще давным-давно забиты теми, кто жалуется на трудности жизни, на столичную дороговизну и отсутствие времени. Почти все курят, и тяжелый аромат дыма тревожит ноздри. Ноздри раздуваются – как будто жадно ищут что-то. Деньги, славу, карьеру, развлечения. И дым уходит сквозь щелочки в окнах, сквозь открывающиеся двери в безразличное московское небо, под которым каждый чувствует себя немного одиноким.

А Сохатый так и не надумал зачем… Засмотрелся-замечтался. И ничего не ответил, потому что хотел ответить честно. Хочется же иногда быть правдивым!

Вся тренировочная неделя прошла для Волкон–ского и Сохаева в банкетных увеселениях. Менялись – рестораны, официанты, гости, оркестры, дни недели. Не менялись – тосты, напитки, закуски, журналисты, песни, девушки и, естественно, Сохатый с Волком. Резонно было бы, в том числе и по состоянию здоровья, нанять двойников, но для осуществления этой затеи не хватало… Чего-то не хватало. Совершенно точно, что было какое-то препятствие. Такое нелепое-нелепое. Но парни его забыли… Пытались вспомнить, когда в «Горках» принесли сладкое (между прочим, сказочно тающий на языке «Наполеон»), потом на следующий день случилось озарение в «Антонио», и наконец…

Наконец сама жизнь поставила суровый барьер! Обстоятельства сработали в пользу стремящихся к духовным ценностям молодых людей.

За день до матча MAGIC в присутствии нескольких десятков телекамер кропили святой водой. Патриарх не приехал. Сохатый разозлился. И ругался страшно. Но не в лицо архимандриту. Волконский терпеливо убеждал, что настоятель лавры – это тоже круто.

– По влиянию он второй человек в церкви, – свидетельствовал маленький дьякон с увесистым кадилом, похожим на пращу. – Они друзья детства с Его Святейшеством.

– Вот и приехали бы вдвоем – детство вспомнили, то-се, пятое-десятое, – бурчал Сохатый. – Коньяк, водка, вискарик-бухарик – есть ведь подо что вспомнить. Тут в пяти минутах езды отсюда у нас офис, рядом ресторан – прошу пожаловать…

– Отлично, – трогательно развеселился дьякон, – вот и трапеза после освящения.

Но посидеть отлично в полном смысле этого слова не получилось – Сохаев остался при своем ворчливом настроении, и доброжелательность монахов не могла его смягчить. Разве что совсем чуть-чуть.

– Давайте выпьем за то, чтобы русские гении завтра победили. – Волк поднял бокал вина.

– Да, чтобы все благое, что задумано, воплотилось в честной и красивой игре, – поддержал тем же напитком архимандрит.

А Сохатый молча залил в себя рюмку Hennessy и из принципа не закусил. Переварил быстренько и как только почувствовал движение хмеля по своему организму, подключился к беседе:

– А много ли, святой отец, сейчас церквей строится? Или в основном старые открываете?

– Старые уже все давно восстановлены, а новых, и правда, много строится в нашем регионе. Люди жертвуют деньги охотно и добровольно. Никто их не неволит. Вокруг Москвы строительство идет – вот, например, в Королеве…

– Церкви строят – это хорошо, – перебил Сохатый и накатил без тоста. – Церкви строят – значит, вокруг много воруют.

Архимандрит обиделся, но виду не подал, а маленький дьякон решил заступиться за святыни:

– Что за странные выводы вы делаете.