Сара Дессен - Тем летом

Я сказала Марлен, что возьму перерыв, и спустилась в «Йогуртовый рай» за колой. Торговый центр все еще был практически пуст, и я помахала охраннику. Он стоял у магазинчика, где продавались искусственные цветы, и заигрывал с продавщицей. Она откидывала волосы назад заученным движением и долго смеялась над каждой его шуткой. Взяв колу, я пошла в холл торгового центра, и стала наблюдать за царившим там оживлением. Там установили сцену, и несколько людей бегали туда-сюда с декорациями, а какая-то женщина кричала что-то в микрофон, но никто ее не слушал. Сев на скамейке, я стала разглядывать всех этих людей.

Чуть поодаль от меня висел транспарант, гласящий, что сегодня здесь пройдет «Показ Lakeview Models: Потрясающее впечатление!». Нарисованная на нем девушка в шляпе стояла вполоборота и загадочно улыбалась.

Все в нашем городке знали об агентстве «Lakeview Models», ну или знали о звезде агентства – Гвендолин Роджерс. Она родилась и выросла здесь, в Лейквью, жила на улице МакКоул и чуть раньше ходила в старшую школу Newport, как и я сейчас. Она была одной из первых девушек, с которых и началась история агентства, и участвовала в каждом показе. В Лейкьвю Гвендолин была кем-то вроде знаменитости, потому что ее уже приглашали на показы в Милан, Нью-Йорк и Лос-Анджелес, ну, знаете, туда, где собираются все эти красивые девушки. Она была на обложке Vogue и участвовала в программе «Good morning America». Мы все смотрели этот выпуск и любовались ее идеально уложенными волосами, сияющей кожей и безупречной формы губами.

Мама говорила, что успех Гвендолин вскружил Роджерсам голову, потому что сейчас они едва здоровались с соседями, выстроили огромный бассейн на своем заднем дворе и никого туда не приглашали. «В живую» же я видела Гвендолин всего однажды, когда мне было восемь или девять. Мы с Эшли направлялись в торговый центр, и увидели ее: Гвендолин сидела в шезлонге перед своим домом, читала журнал, а рядом бегала собачка. Даже сидя она казалась очень высокой в своей простой белой футболке и коротких шортах, я даже подумала, что она ненастоящая.

- Вон она! – шепнула мне Эшли, и, когда я повернулась, Гвендолин вдруг подняла голову и посмотрела на нас. Ее голова медленно повернулась на длинной тонкой шее, и девушка почему-то напомнила мне марионетку. В тот день я даже не подозревала, что у меня когда-нибудь будет что-то общее с Гвендолин Роджерс кроме соседства и города, в котором мы обе выросли. В конце концов, тогда я еще была маленькой, и рост мой был нормальным, так что я стояла, откровенно пялясь на нее. Гвендолин махнула нам рукой, как будто мы были давно знакомы, а затем подозвала собачку. Ее пес был низеньким и толстым, а его лапы напоминали шарики из «Little Feet».

Именно из-за Гвендолин все знали о показах Lakeview Models. Она говорила о нем в интервью, когда ее спрашивали, где она начинала. Тогда она рассказывала обо всем подробно и говорила, что никогда не забывала родной город и совсем скоро вернутся туда, чтобы выступить самой, а потом помогать судить конкурсы, по которым набирались модели. Наверное, каждая девушка в городе пыталась хоть раз принять в них участие, даже моя сестра Эшли, которая оказалась слишком низкой, чтобы пройти хотя бы первый раунд. Последний конкурс прошел несколько недель назад, и мы с Кейси Мелвин, моей лучшей подругой, тоже зарегистрировались, раз уже стали достаточно взрослыми. Вернее, это она нас зарегистрировала – лично я готова была убить ее, обнаружив в почтовом ящике розовую открытку с логотипом «Lakeview Models». Кейси сказала, что у меня есть отличные шансы благодаря росту, который «важен на 90%». Но одна лишь мысль о том, чтобы ходить по подиуму перед всеми этими людьми, собравшимися посмотреть на тебя, меня пугала. Слишком уж я не любила свои длинные костлявые ноги и тонкие руки – так что работа модели была для меня ночным кошмаром. Можно подумать, рост – это все, что нужно, чтобы стать Синди Кроуфорд, или Элль Макферсон, или хотя бы Гвендолин Роджерс. Не знаю, где Кейси раздобыла эту свою статистику, вероятно, где-нибудь в «Teen Magazine» или «Seventeen», которые она постоянно цитировала, как Библию. Модельное агентство не представляло для меня никакого интереса, так что, когда Кейси пошла на конкурс и была отсеяна в первом же раунде, я осталась дома.

Эшли тоже пошла на тот конкурс, потому что все работницы магазина «Vive» должны были помогать с макияжем и предлагать пробники своей продукции. Потом сестра рассказывала, что макияж был просто ужасен – помады и теней было чересчур много, а тональный крем больше напоминал штукатурку при ближайшем рассмотрении.

Но местная газета закрыла на это глаза, и описала лишь «плачущих, смеющихся, наслаждающихся и расстроенных конкурсанток», ни словом не обмолвившись о том, что многие девушки были отправлены домой лишь за то, что выглядели нормально и не были Гвендолин Роджерс. Эшли только хмыкала, когда я читала ей заметку, и говорила, что отобранные девушки были больше похожи на суповой набор. На дико улыбающийся суповой набор.

Сегодня же, в преддверии очередного показа, торговый центр наполнился шумом и представителями агентства. Женщина в пурпурном жакете, кажется, какая-то начальница, державшая микрофон, кричала, чтобы все замолчали. Модели стояли везде – около скамеек, возле сцены, у магазинчиков – и выглядели очень деловито. На всех них были одинаковые красные футболки с логотипом агентства и черные шорты, а туфли были на высоком каблуке, и цоканье слышалось буквально непрерывно. Одна из девушек, брюнетка с закрученными в греческий узел волосами, оглядела меня, а затем что-то сказала девушке, стоявшей рядом, и я тоже посмотрела в мою сторону. Я почувствовала себя некомфортно под этим вниманием, словно среди моделей с их прическами и макияжем я была каким-то гоблином.

- Девочки, девочки, слушайте меня! – женщина в жакете хлопнула в ладоши, призывая к тишине. – До большого шоу остается всего три недели, так что мы должны работать, работать и еще раз работать. И вы все хорошо знаете, что являетесь лицом города и запомнитесь всем, кто придет на показ.

Это утихомирило всех, кроме парня, который устанавливал колонки на сцене. Он лишь закатил глаза и потащил еще один динамик через сцену.

- Сейчас, - продолжала женщина, - мы повторим то, в чем упражнялись на прошлой неделе: вы выходите, идете по подиуму, затем пауза, потом разворачиваетесь и идете назад тем же путем. И помните про ритм: раз, два, три!

Она подняла руку и демонстративно стала разгибать пальцы. Одна из девушек повторила это движение за ней, как бы показывая, что все поняла. Я встала и бросила пустую баночку из-под колы в урну.

- Хорошо, а теперь выстраиваемся в линию и повторяем все это, - мелкими шажками (высокие каблуки, очевидно, мешали) женщина забралась на сцену, и модели, стуча каблуками, последовали за ней. Их голоса и прически слились для меня в одно большое облако цветов и звуков, когда модели выстроились в ряд прямо передо мной. Я вновь почувствовала себя костлявой и жалкой на их фоне, и мне захотелось спрятаться в ту же урну, куда я отправила свою банку от колы.

Заиграла музыка, и девушки начали выходить на подиум одна за другой, все в красных футболках и черных шортах, все с идеальной кожей и безупречными фигурами. Я развернулась и пошла в направлении своего магазинчика, а в спину мне доносился ритм: раз, два, три!

Глава 4

Лидия Котрелл буквально изменила мамину жизнь. Ее загар, залаченные волосы и огромное количество подобранных комплектов цветных футболок и шлепанцев были чем-то из другого мира. Появившись на пороге нашего дома в тот день, когда папа уехал, Лидия помогла маме найти свой путь.

Как и наша мама, она жила без мужа, будучи вдовой. Похоже, это случалось со многими женщинами во Флориде. Ее муж занимался бизнесом, связанным с производством и продажами пластиковой посуды, так что их дом был наполнен яркими пластиковыми стаканчиками, вазочками, тарелочками и бог знает, чем еще. Вообще весь дом Лидии был очень ярким: лимонно-желтый диван, ярко-розовая кушетка, легкие бирюзовые стулья.

Когда Лидия пригласила маму в гости, мама собрала для нее большой букет из роз и цинний и торжественно пересекла с ним дорогу. Они провели вместе часа три, по большей части Лидия рассказывала об умершем муже, о детях и о себе. Наша соседка была цветом и шумом, в своих розовых шортах и блестящей футболке. Она врывалась в жизни всех окружающих, как ураган, и вот теперь подхватила и маму.

Уже через месяц в маме стали заметны перемены. Она начала носить шлепанцы и блестящие футболки, наносить лак на волосы и каждый четверг ходить в бар «У Ранзино», где проводились танцевальные вечера. Она возвращалась с порозовевшими щеками и растрепанными волосами, говорила, что поверить не может, что пошла в такое место, что Лидия – сумасшедшая, и все это абсолютно несовместимо с нормальной жизнью. А в следующий четверг все повторялось.