Эмманюэль Роблес - Это называется зарей

Но Роза отвернулась к стене и закрыла глаза.

Выйдя из приюта, Валерио отправился в санчасть горнорудной компании, так что до Гордзоне он добрался лишь к одиннадцати часам. Веселое солнышко проглядывало сквозь узкие полоски облаков. Валерио остановил машину возле виллы Гордзоне, обитавшего на самой вершине холма, у выезда из Салины. Из сада, засаженного инжировыми и апельсиновыми деревьями, поверх зарослей кактуса и нагромождения скал со стороны Кальяри виднелся краешек залива. А по другую сторону простирались бесплодные равнинные земли, затянутые серебряной дымкой тумана. Вдалеке поблескивали лагуны, и порою по их поверхности пробегали торопливые блики. Гордзоне принял Валерио в комнате, сплошь заставленной мебелью; из широкого окна, украшенного маленькими горшочками с кактусами, открывался вид на море.

— Как я рад нашей встрече, доктор. Я так ждал вас. Садитесь же в кресло. Я как раз листал газеты, дожидаясь вашего прихода. Вы читали речь Вышинского?

— У меня не было времени просмотреть утренние газеты, — сказал Валерио.

От яркого света, лившегося в окно, было больно глазам. За грузовым судном в открытом море медленно разворачивался шлейф дыма.

— Создалась крайне напряженная ситуация. Опасно напряженная, доктор. Мы все под угрозой. Все!

Валерио неопределенно махнул рукой, словно желая тем самым сказать, что он с ним согласен. Однако ему вовсе не хотелось поддерживать беседу о международном положении. Он пришел сообщить Гордзоне о проекте покупки горнорудной компанией отеля «Палермо». Компания намеревалась устроить в этом здании больницу. В «Палермо» прежде размещалось казино, строительство которого закончилось перед самой войной. Немцы использовали его в качестве склада военного имущества, а позже американцы превратили его в центр для отдыха своих летчиков с расположенных на Сардинии союзнических баз. В ночь после ухода немцев какой-то неизвестный самолет сбросил на отель несколько бомб, одна из которых разрушила его левое крыло. Другая бомба упала в парк, но не разорвалась. Поэтому вход в парк был запрещен, в ожидании отряда саперов путь туда преграждала колючая проволока.

Гордзоне за бесценок приобрел то, что осталось от бывшего казино. В качестве компенсации за нанесенный войной ущерб Гордзоне удалось выманить у государства кругленькую сумму, позволившую ему оборудовать на первом этаже бар, выходивший на виа Реджина-Элена в том месте, где она сворачивала, соединяясь с авеню, ведущим в порт. Он надеялся перепродать это слегка подремонтированное заведение за хорошую цену. Предложение горнорудной компании ему совсем не нравилось, и вопрос сразу же отпал.

Оставалось дело Сандро.

Валерио снова предоставил Гордзоне возможность поразглагольствовать о последних событиях в ООН. Грузовое судно на море перестало дымить, и клочья дыма рассеялись в небе.

— К счастью, — не унимался Гордзоне, — атомное превосходство американцев с лихвой компенсирует людское превосходство русских и китайцев вместе взятых.

Из соседней комнаты до них донесся пронзительный голос госпожи Гордзоне. Она давала указания своей горничной. «Четверо слуг. Этот тип ни в чем себе не отказывает!» Своим богатством чернявый человек с брюшком, вьющимися волосами и налитыми кровью глазами был обязан смелому шагу, на который он решился сразу же после прихода в Неаполь союзников. До этого он руководил довольно значительным артистическим агентством. И вот после того, как фронт застыл на линии Густава, а Италия была разделена на две зоны, в силу удачного стечения обстоятельств случилось так, что у Гордзоне скопилась довольно крупная сумма, которую следовало распределить между актерами и музыкантами, чьи интересы он представлял. Однако почти все его клиенты оказались в то время в северных городах или за границей. Над Неаполем все еще висела угроза немецких воздушных налетов, и жить там было небезопасно.

Гордзоне со своей семьей уехал на Сардинию. Сардинии в ту пору повезло, ибо «Дорнье» и «Юнкерсы-88» не удостаивали остров своим вниманием. По сходной цене Гордзоне удалось приобрести великолепное поместье, хозяин которого — занимавший видное положение фашист, — напуганный событиями, хотел избавиться от него и бежать в Испанию.

Потом, правда, наступил-таки момент расплаты с долгами. Однако Гордзоне уже приготовился отразить удар. К концу войны дела в поместье шли достаточно хорошо, так что он смог выдержать натиск наиболее активных из своих клиентов. В отношении других тактика менялась в зависимости от обстоятельств. Например, тенор Энсо Сольдини, бежавший в Буэнос-Айрес, заболел. В конце 1945 года, оставшись без средств, он потребовал от Гордзоне 850 000 лир, которые тот задолжал ему. Но Гордзоне был исполнен решимости оставаться его должником до тех пор, пока Сольдини не найдет денег, чтобы подать в суд или же вернуться из Буэнос-Айреса, дабы уладить свои дела. Вдова дирижера Рикардо Макки после множества писем, оставшихся без ответа, решилась приехать из Турина в Салину, чтобы попытаться вернуть 700 000 лир, причитавшихся ее покойному мужу. К несчастью, Рикардо Макки не имел привычки приводить в порядок свои документы, и для Гордзоне не составило труда выпроводить вдову с пустыми руками. По отношению к тем, от кого можно было надеяться что-то получить, Гордзоне умел проявлять сердечность, любезность, угодливость и даже раболепие. «Усердный Гордзоне», — написал в своих воспоминаниях великий композитор Альдо Гуардини, презиравший его, но умевший, однако, при случае использовать…

В комнате пахло воском для натирки полов. На пианино лежал открытый альбом Моцарта. На стене висел натюрморт Чефирини, а на тумбочке стояла фотография Гуардини с посвящением, написанным зелеными чернилами старательным жирным почерком. И в Неаполе, и в Тунисе именно Гордзоне поставлял своему «высокочтимому мэтру» маленьких мальчиков, до которых старый крокодил был большой охотник.

— Хотите чего-нибудь выпить, доктор? Немного вермута?

— Спасибо, — отказался Валерио. — Я хотел поговорить с вами еще о вашем стороже Сандро.

Гордзоне нахмурил брови.

— Хорошо. Надеюсь, это все же не помешает вам выпить стаканчик, не правда ли? Мы не так часто встречаемся! Только по особым случаям. Мы с госпожой Гордзоне были бы рады видеть вас почаще. Ах да, я и забыл, вы ведь не пьете спиртного. И не курите! Это из соображений гигиены? Или из принципа? А может быть, вы дали себе зарок?

Смешок Гордзоне прозвучал вульгарно. Раздосадованный Валерио не удостоил его ответа, продолжая небрежно листать журнал, посвященный миланскому искусству. А Гордзоне тем временем хлопнул в ладоши.

— Вермут! И оранжад! — приказал он маленькой служанке, явившейся по первому зову.

Валерио встал и обвел взглядом крыши Салины, простиравшиеся за скудными землями с торчавшими кое-где голубоватыми алоэ. Вместе с белесым светом, струившимся с затянутого пеленой неба, на серые поля и гряду скал нисходил немного печальный покой. «Две недели отдыха в Трапани вместе с Кларой! Две недели вдали от всех!» — с отчаянием подумал Валерио. Он повернулся. Гордзоне наблюдал за ним, сидя в кресле, и ему почудилось, будто в его розовых глазах промелькнула насмешливая искорка. Но тут дверь отворилась, и появилась маленькая служанка с напитками. Как только она снова закрыла дверь, Валерио пошел в атаку. Он решил поскорее покончить с этой историей с Сандро.

— Жена вашего сторожа тяжело больна, — начал он.

— Тяжело?

— Да. Ей в самом деле грозит опасность.

— Прискорбно. Такая красивая девушка. Я хочу сказать, была красивой, когда повстречала своего мужа. Кажется, это случилось в конце сорок пятого. Прелестная девушка. С тех пор она многое утратила. Чересчур сладко?

— Что?

— Ваш оранжад сладкий?

— Да, — буркнул Валерио, которого бесстрастный тон Гордзоне начал раздражать.

Человек этот был ему противен. Благодаря ловко придуманной системе ссуд, он поставил в зависимость от себя большинство рабочих, трудившихся в его обширном поместье. Валерио хотел было ускорить ход беседы, однако его удерживало воспоминание о люгере Сандро.

— Пейте, доктор! Это апельсины с моих плантаций. Вы должны оценить!

— Спасибо.

— Экспортирую их в Англию. У меня там появились отличные клиенты. Между нами говоря, англичане…

— Я пришел поговорить о Сандро, дорогой господин Гордзоне! — сухо прервал его Валерио.

Гордзоне бросил на него колкий взгляд.

— Верно. Вы проявляете интерес к этому парню… И что же? О чем речь? Вы позволите мне закурить? Дым не помешает вам?

— Сандро сказал мне, что ему с минуты на минуту грозит выселение.

Валерио произнес это суровым тоном, глядя Гордзоне прямо в глаза.

— Видите ли, доктор, у меня есть поверенный, который занимается такого рода делами. Вопрос о продаже «Палермо» — это, в сущности, тоже его дело.