Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

— Как ее фамилия? — поинтересовалась секретарь председателя.

Брюнет пожал плечами.

— Но мы должны в паспорт вписать, — сказала секретарь.

— Она в машине сидит, пойди сама узнай. — И председатель передал ей паспорта и фотографии, а брюнета кивком головы пригласил следовать за собой.

Вдвоем они вошли в потайную, за тиром, комнату. Здесь председатель открыл сейф, спрятанный за вращающимся шкафом со стрелковым оружием. В сейфе лежали стопки стандартных банковских пачек стодолларовых купюр. Доставая деньги и выкладывая их на стол, председатель спросил:

— Куда положишь?

— А сумки никакой нет? — поинтересовался брюнет. — Женской желательно.

Председатель поднес к губам «уоки-токи»:

— Жанна, принеси свою дорожную сумку. — И, достав из сейфа пистолет, спросил у брюнета: — Пушку возьмешь? «Глок»!

Считая пачки с деньгами, брюнет отмахнулся:

— Обойдусь.

Вошла секретарь, молча положила на стол дорожную женскую сумку и вышла.

— Пойдет? — спросил председатель.

Брюнет кивнул и стал складывать в эту сумку деньги, продолжая вполголоса считать пачки:

— Двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять…

— Значит, так, повторяю, — сказал председатель. — Ты должен быть в Марбелье, в Пуэрто-Пескуэро, до пятого числа. Яхта называется «Санта Агата». Эти звери посадили его в трюм и поставили на счетчик: пятого денег нет — отрезают одно ухо, шестого нет — режут второе, седьмого денег нет — отрезают голову. Волки позорные!.. Он, конечно, тоже не прав — королевский дворец в Марокко грабанул с арабскими братками, а потом кинул их не по понятиям, увел их долю. Но и они не правы! Чтобы уши резать! Нет, общак своих не бросает…

Брюнет уложил в сумку последние пачки.

— Тут восемь сотен, — сухо сообщил он.

Председатель бросил на стол еще пять пачек.

— Вот, это твой полтинник. Ну, ни пуха?

Через несколько минут, помахивая сумкой, брюнет вышел из подвала фонда и подошел к своей машине со стороны Алениной дверцы.

— Эй, красотка! — сказал он ей. — Видишь эту сумку? Если по дороге спросят чья — скажешь, что твоя, ясно?

Алена, подергивая плечами под песню Патрисии Каас в наушниках, безразлично кивнула.

Брюнет прошел к багажнику своего «БМВ», открыл его, извлек оттуда ящик с автомобильным инструментом и небольшой чемодан, затем поднял ковровый половик и снял боковую панель, за которой оказался паз между багажником и крылом машины. В этот паз он просунул сумку с деньгами и еще утопил ее вглубь, в поддон. Поставил панель обратно, прикрыл половиком, вернул багаж на место, хлопнул крышкой багажника и сел в кабину, к рулю.

Вставил ключ в замок зажигания и повернулся к Алене:

— Пристегнись.

Алена пристегнулась ремнем, он тоже.

Брюнет уже собрался повернуть ключ зажигания, но задержался.

— Дай-ка твою сумочку, — приказал он Алене.

— Зачем?

— Давай, давай! — потребовал он, взял ее сумку, открыл и стал рыться в ней. — Я не люблю сюрпризов на таможне — наркотики, бриллиантики… — Тут он извлек из сумочки пустую бутылку из-под «Балтики» и удивился: — А это тебе зачем?

— На всякий случай.

Брюнет, пожав плечами, вернул Алене сумку и бутылку.

— Значит, так, — объявил он. — Наш маршрут: Брест, Варшава, Берлин, Париж и далее везде. При этом Россию, Белоруссию и Польшу мы должны проскочить за сутки. Следовательно, остановки только по форс-мажору. Ясно?

— Да. А что такое форс-мажор?

— Форс-мажор — это стихийные бедствия: наводнения, ураганы, землетрясения, понос и малая нужда. Еще есть вопросы?

— Ага. Мы чё — будем спать в машине?

— О «спать», — сказал брюнет, — не может быть и речи, я спешу. И еще запомни: по паспорту я Андрей Серов. — Тут он завел машину, поставил ногу на педаль газа и добавил: — Ну что? Перекрестимся на дорогу?

Оба перекрестились.

Он нажал на газ, и машина сорвалась с места.

Минутой позже они уже миновали зоопарк, спустились к Москве-реке и с Краснопресненской набережной вымахнули на мост и Кутузовский проспект, ведущий на запад, в Европу.

Марокко, дворец короля, покои министра безопасности.

Здесь, под расписным куполом потолка, возлежит на коврах и подушках министр безопасности с кальяном в руке, украшенной кольцом с сапфиром.

Перед министром раболепно склонился одноглазый араб со шрамами на лице.

— Мы перехватили шифрованный телефонный разговор, — говорит министр одноглазому. — Русские послали курьера с выкупом за этого бандита. Почти миллион долларов. Но его величество готов дать два миллиона, лишь бы этот курьер не доехал и бандиты отрезали голову собаке, который поднял руку на имущество его величества. Ты понял волю его величества?

Одноглазый кивает, кланяясь.

— Подними на ноги всю агентуру в Европе. Пусть полиция проверяет всех русских. Этот курьер не должен доехать.

Одноглазый кивает, кланяясь.

— Останови курьера, и пусть его деньги станут твоими. А я помолюсь Аллаху, чтобы нас не миновала щедрость его величества. Ты все понял?

Одноглазый кивает, кланяясь.

Министр вальяжным жестом отпускает его:

— Иди.

Одноглазый, пятясь и кланяясь, уходит.

Машина летела по Минскому шоссе. Вокруг был уже типично сельский пейзаж — невзрачные деревеньки, старые серые дома… Перед мостом через узкую речку мелькнул столбик с надписью: «р. Березина».

— Так это по этой дороге шел Наполеон? — спросила Алена.

— По этой, — усмехнулся Андрей. — Только непонятно зачем. Взял бы сначала турпутевку сюда, посмотрел бы, что тут и как, и не было бы никакой Бородинской битвы.

— А вы чё, Россию не любите? — обиделась Алена за родину.

— Почему? Люблю, — ответил Андрей. — Но странною любовью. Не победит ее рассудок мой…

— Ой! — перебила Алена. — Смотрите! Совсем как моя деревня! И мы в таком доме живем — ну точно!

— Вот именно, — отозвался Андрей. — И у вас, как тут, со времен Наполеона ничего не изменилось.

— А вот и неправда! У нас телик появился!

— А-а! — усмехнулся Андрей. — Зато сортир остался на улице.

Алена обиженно отвернулась к окну.

— Ну! — сказал Андрей после паузы. — Что ж ты замолчала?

— А у меня больше нет вопросов.

— За державу обиделась? Так-так… Только ты все равно обязана говорить со мной, это твоя работа, ясно? Чтобы я не уснул за рулем.

Но Алена продолжала молчать.

Разбитая, вся в выбоинах и трещинах, летела под колеса дорога, и машину трясло, как на стиральной доске. Только в Белоруссии полотно покрытия стало бетонным и гладким, как взлетная полоса. Андрей повеселел, прибавил скорость, и машина торпедой полетела вперед.

— А вы говорите! — укорила его Алена. — А мы, оказывается, вон какие дороги умеем строить!

— Еще бы! — усмехнулся Андрей. — Все для фронта, все для победы! Эту дорогу Хрущев построил. По ней наши танки должны были дойти до Парижа за тридцать шесть часов! А ты вообще водишь машину?

— Я трактор вожу, — отозвалась Алена.

— А какое у тебя зрение?

— Нормальное.

— Сто процентов?

— Ну…

— А у меня триста.

— Да ладно! Триста не бывает.

— Хочешь, поспорим? — Андрей показал на ближайший столб. — Вот столб видишь?

— Вижу.

— Какая на нем цифра написана?

— Семьсот три.

— Правильно. А вон тот видишь? — И Андрей показал на следующий столб, отстоящий в километре. — Какая на нем цифра? Видишь?

— Нет, еще не вижу.

— А я вижу. Семьсот четыре.

Машина приблизилась к столбу, на нем действительно было написано «704».

— Правда, — удивилась Алена. — Семьсот четыре.

— Но это еще что! — Андрей показал на столб, только что возникший на горизонте. — Вон тот столб видишь? Какая на нем цифра?

Алена молчала.

— Вот! — сказал Андрей. — А я вижу! Семьсот пять!

— Ой, да ну вас! — сообразила Алена. — Это же километры! Делаете из меня дуру! — И обиженно перелезла на заднее сиденье, открыла там сумку-холодильник, принялась делать бутерброды.

— Ничего не дуру, — сказал Андрей. — Я тебя учу.

Открыв бардачок, он достал из него пластиковый пакет, передал Алене:

— На, надень.

— Что это? — Алена отложила готовые бутерброды и открыла пакет. В нем были дешевые клипсы, нательный серебряный крестик на дешевой цепочке и еще какая-то бижутерия. — С чего это я надену?

— Потому что я сказал! — вдруг жестко отрубил Андрей. — Ясно?

Алена, обиженно поведя плечами, надела крестик и клипсы, посмотрела в зеркальце.

— Они мне не личут…

Андрей усмехнулся:

— «Личут»! «Чё»! Ты на самом деле такая дремучая или прикидываешься?