Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул

У Пола начинают ходить желваки на подбородке. Он резко отодвигает стул и встает из-за стола.

Лив недоуменно смотрит на Грега с Энди, потом — на дверь.

— Наверное, он в саду. Наш сад размером с носовой платок. Так что вы не потеряетесь, — морщит лоб Грег, а когда Лив встает, тихо говорит: — Приятно посмотреть, как ты лихо расправляешься с моим старшим братцем. Мне бы твои способности в четырнадцать лет!

Пола она находит в открытом внутреннем дворике, заставленном терракотовыми горшками с взъерошенными, ломкими от мороза растениями. Он стоит к ней спиной, засунув руки в карманы брюк. Вид у него совершенно раздавленный.

— Значит, ты лишилась дома. И все из-за меня.

— Но ты ведь сам говорил, что если не ты, то был бы кто-нибудь другой.

— И о чем я только думал?! О чем, твою мать, я думал?!

— Ты просто выполнял свою работу.

— Знаешь, — он задумчиво трет подбородок, — только не надо меня успокаивать.

— Я в порядке. Чистая правда.

— Какое там в порядке! Я бы на твоем месте был бы зол как черт… О господи! — В его голосе чувствуется неподдельное отчаяние.

Тогда Лив осторожно берет его за руку и тянет к садовому столику. Даже через одежду она чувствует холод металла. Тогда она пододвигает свой стул немного вперед, чтобы согреть ноги у него между коленей, и ждет, пока он не успокоится.

— Пол, — шепчет она, но лицо его остается неподвижным. — Пол, посмотри на меня! Ты должен понять только одно. Самое худшее, что могло со мной случиться, уже случилось. — Лив нервно сглатывает, зная, что слова будут даваться ей с трудом, застревать в горле. — Четыре года назад мы с Дэвидом легли спать. И все было как обычно. Почистили на ночь зубы, почитали свои книжки, обсудили, в какой ресторан завтра пойдем… А когда утром я проснулась, он лежал рядом уже холодный. И посиневший. Я даже не почувствовала, что он умирает. Даже не успела ему сказать… Можешь себе представить, каково это — осознавать, что проспала уход из жизни любимого человека? Осознавать, что могла бы ему помочь? Быть может, даже спасти. Проспала и не видела, что он смотрит на тебя, умоляя одними глазами… — Лив больше не в силах говорить, дыхание перехватывает, и уже, кажется, вот-вот нахлынет волна привычного ужаса. Тогда он нежно берет ее за руку и греет в своих ладонях до тех пор, пока она потихоньку не успокаивается. Немного справившись с волнением, Лив продолжает: — Мне казалось, что жизнь кончена. Казалось, что ничего хорошего больше уже не будет. Я постоянно чего-то боялась. Никого не хотела видеть. Но я выжила, Пол. К своему удивлению, сумела себя преодолеть. А жизнь… Ну, жизнь снова как-то наладилась. — Наклонившись к Полу поближе, Лив говорит: — Да… картина, мой дом… Я испытала настоящее потрясение, когда узнала, что случилось с Софи. Ведь это всего лишь вещи. Честно говоря, если хотят, пусть забирают. Единственное, что имеет значение, — это люди.

Пол прислоняется головой к ее виску. И они молча сидят в обледеневшем саду, вдыхают морозный воздух и прислушиваются к доносящемуся из дома смеху его сынишки. Лив слышит звуки вечернего города: грохот кастрюль на кухнях соседних домов, бормотание телевизоров, хлопанье дверей машин, лай собаки на заднем дворе.

— Я все тебе компенсирую, — тихо говорит Пол.

— Ты это уже сделал.

— Нет. Я обязательно все компенсирую.

Лив неожиданно чувствует, что щеки у нее почему-то мокрые от слез. Она понятия не имеет, откуда они там взялись. Взгляд его голубых глаз вдруг становится сосредоточенным. Он берет ее лицо в свои руки и целует, целует каждую слезинку на щеках, его мягкие губы таят в себе обещание прекрасного будущего. Но вот они уже оба улыбаются, а Лив понимает, что не чувствует под собой ног.

— Мне пора домой. Завтра приходят покупатели, — вырывается она из его объятий.

На другом конце города стоит ее пустой Стеклянный дом. Ей ужасно не хочется туда возвращаться, и она почти ждет, что он просто так ее не отпустит.

— Ты не хочешь… поехать ко мне? Джейка можно уложить в гостевой комнате. А я могу показать ему, как открывается и закрывается крыша. Заработаю пару очков в свою пользу.

— Не могу, — отводит глаза Пол и быстро добавляет: — Я бы с удовольствием. Но сейчас…

— А я увижу тебя в этот уик-энд?

— У меня живет Джейк, но… конечно. Мы что-нибудь придумаем.

Пол вдруг становится каким-то рассеянным. Лив видит тень сомнения на его лице. «Сможем ли мы простить друг другу тот факт, что так дорого заплатили за нашу любовь?» — думает она и внезапно чувствует, как по спине пробегает неприятный холодок, никак не связанный с погодными условиями.

— Я отвезу тебя домой, — говорит он.

Когда Лив наконец возвращается, дом встречает ее мертвой тишиной. Она запирает дверь, кладет на столик ключи и проходит на кухню. Ее шаги гулко разносятся по каменному полу. Ей трудно поверить, что она ушла отсюда только утром. С тех пор, кажется, прошла целая вечность.

Лив нажимает на кнопку автоответчика. Самодовольное сообщение от агента по недвижимости, который извещает ее, что покупатели пришлют завтра своего архитектора осмотреть дом. Агент надеется, что у нее все хорошо.

Журналист из малоизвестного художественного журнала хочет взять интервью о деле Лефевров.

Менеджер из банка. Явно не в курсе шумихи, поднятой средствами массовой информации. Убедительно просит позвонить при первой возможности, чтобы обсудить ситуацию с ее перерасходом. Это уже третья попытка связаться с ней, подчеркивает он.

Еще одно сообщение от отца, который целует ее много-много раз. Кэролайн говорит, пошли их всех на хрен.

Лив слышит глухие удары басовой музыки из квартиры снизу, хлопанье парадной двери и смех — словом, обычное звуковое сопровождение вечера пятницы. Ей будто хотят напомнить, что жизнь продолжается и она есть везде, кроме этой холодной лакуны.

А вечер тем временем идет своим чередом. Лив включает телевизор, но ничего интересного для себя не находит. Поэтому решает помыть голову. Готовит одежду на следующий день, ужинает крекерами с сыром. Но ей никак не удается унять возбуждения: у нее внутри все вибрирует и трясется, словно пустые вешалки в шкафу. Лив не может сидеть на одном месте и, несмотря на усталость, нервно меряет шагами дом. Она до сих пор ощущает вкус губ Пола, его слова стоят у нее в ушах. У нее даже возникает порыв ему позвонить; она достает телефон, но пальцы замирают на кнопках. Да и вообще, что она ему может сказать? Мне просто захотелось услышать твой голос?

Проходит в гостевую спальню, пустую, девственно чистую, словно здесь никто никогда и не жил. Делает круг по комнате, легко касаясь спинок стульев и рядов ящиков. Тишина и пустота больше не успокаивают ее. Она представляет, как Мо лежит сейчас в обнимку с Раником в тесноте переполненного дома, примерно такого, какой она только что покинула.

В результате наливает кружку чая и идет к себе в спальню. Садится на кровать, подложив под спину подушки, и бросает взгляд на портрет Софи в золоченой раме.

«В глубине души мне понравилась идея иметь картину такой невероятной силы, что она смогла разрушить некогда прочный брак».

«Ну что ж, Софи, — думает Лив. — Ты разрушила нечто большее, чем их брак». Она смотрит на портрет и наконец разрешает себе вспомнить тот день, когда они с Дэвидом купили его. Они выставили картину на палящее южное солнце, краски заиграли в лучах белого света, и в них, словно в зеркале, отразилось прекрасное будущее, что ожидало их с Дэвидом. Лив помнит, как, вернувшись домой, они вешали картину в этой комнате; помнит, как смотрела на портрет и удивлялась, что общего нашел Дэвид между ней, Лив, и рыжеволосой девушкой, но столь лестное сравнение позволило ей почувствовать себя почти красавицей.

Ты выглядишь совсем как она, когда…

А еще она хорошо помнит тот день, через несколько недель после смерти мужа, когда с трудом оторвала голову от мокрой подушки и поймала на себе взгляд Софи. Все проходит, и это пройдет, казалось, говорило ее лицо. Сейчас ты, вероятно, всего не знаешь, но ты выживешь.

А вот Софи не смогла.

Лив снова чувствует комок в горле.

— Мне жаль, что тебе столько пришлось пережить, — говорит она в тишине спальни. — Как бы мне хотелось, чтобы все сложилось иначе.

Застигнутая врасплох приступом тоски, Лив встает, подходит к картине и переворачивает, чтобы не видеть больше лица Софи. Быть может, оно и к лучшему, что приходится покидать этот дом: голая стена будет служить ей вечным напоминанием о ее провале. И даже немного символично, что и Софи, оказывается, была фактически ликвидирована.

И тут Лив неожиданно останавливается.

За последние недели кавардак в кабинете с каждым днем только увеличивался. Все свободные поверхности завалены кипами бумаг. Теперь Лив, всецело захваченная новой идеей, быстро разгребает завалы, раскладывает документы по папкам и для надежности закрепляет аптечной резинкой. Хотя она и сама еще толком не знает, что будет делать со всем эти добром после окончания процесса. А вот и старая красная папка, что дал ей Филипп Бессетт. Лив перелистывает истлевшие страницы и наконец находит то, что искала. Два клочка бумаги.