Александра, Плотникова - Нф-100: Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью

Спокойно... Все ещё не так плохо. У меня будет время, будет отдых, да, я отойду от политической игры на несколько лет, отсижусь. Но это ещё неплохо.

Главное -- быть спокойным. А если не соглашаться вообще, то смогу подать на обжалование, пока буду сидеть за решеткой.

- Что вы можете сказать на это, генерал Сан-Вэйв? - спросил судья.

Я обернулся к широкоплечему грузному судье в белом балахоне и прямоугольном колпаке. Воплощенному символу чистоты и правосудия. И с чего они взяли, что правосудие должно быть в таком дурацком колпаке?

- Ничего.

- И вы не представите никаких доказательств в свою защиту и отрицающих убеждение генерала Тармета?

- Нет. Все предоставленные мною доказательства лежат неопровержимыми фактами перед вами, уважаемый Суд. Убеждения генерала -- лишь логические доводы, основанные на его мнительности и не поддерживаемые ни одним весомым доказательством.

Как же я хочу быстрее уйти от этого яркого света.

- В таком случае, генерал Тармет, вы можете присаживаться, а Суд просит тишины для вынесения решения.

И почему именно сейчас я так сильно хочу домой? На родную Торию, которую я люблю, несмотря на дворцовых придворных. В любимый Лазурный Берег, где готовят лучшую рыбу и маринованных в соусе улиток. Даже во Дворец, где я безвылазно провел первые тридцать лет жизни и ещё, как дурак, считал его золотой клеткой.

Хочу домой. Прочь отсюда. Куда угодно, но на планету, на нее, родную. Чтобы упасть грудью в траву и обнимать, ласкать пальцами песок и камни, слышать сердцем её низкий и баюкающий гул. Потом перевернуться на спину и подставить лицо Ветру, а босые ступни пусть омывает теплая Вода. И всё это под куполом Отца-Неба, в руках безмятежных стихий, таких щедрых, таких отзывчивых.

Таких родных и незаменимых.

Какой же дурак я был, что не понимал этого раньше.

- Суд готов вынести своё решение! - огласил судья, спустя несколько минут.

Кажется, меня начало шатать, но я старался вслушиваться внимательно.

- Провозглашается приговор. Военный Суд рассмотрел дело по обвинению Лаккомо Сан-Вэйва в совершении преступлений по статьям Уголовного Кодекса Федеративного Содружества о государственной измене и шпионаже, а так же в совершении проступков, повлекших нарушение подписанного военного контракта с Объединенным Космическим Флотом. Согласно обвинению органов Департамента Безопасности....

Я плохо слышал это занудное бормотание. Казалось, ещё пару минут, и колени просто согнутся от слабости. Но надо достоять, вытерпеть, сейчас, скоро, всё это кончится, и меня отведут куда-нибудь, посадят, я, наконец, что-нибудь съем.

Свет раздражал, я начинал плохо различать окружающих. Всё смешалось в равномерную мутную кашу с редким вкраплением одинаковых лиц.

Надо держаться.

- Суд изучил предоставленные материалы и пришел к выводу, что совершённые действия имели под собой целью нанесение ущерба военной мощи Федеративного Содружества, а так же его государственной целостности. На основании изложенного Военный Суд приговорил: генерала Лаккомо Сан-Вэйва признать виновным по статье о государственной измене и выдаче информации, представляющей собой государственную тайну, и назначить высшую меру социальной защиты....

С замиранием сердца я поднял голову и встретился взглядом с судьей.

- ...в виде смертной казни с конфискацией имущества.

Что?..

Как?

Это всё.

Ноги подкосились, но цепкие руки охраны не дали упасть.

Это конец?

- Приговор обжалованию не подлежит.

Я умер с ударом судейского молотка. Тогда -- в первый раз. Мое тело ещё продолжало существовать, я был ещё в состоянии держаться на ногах, но сознание провалилось под весом приговора и собственных неудач. Я проиграл дело. Проиграл игру. Проиграл жизнь...

- Суд предоставляет вам право на последнее слово.

Я уже не видел, не различал того, что происходит. Лишь эхом до меня донесся судейский голос. А что я мог сказать?

- Отпустите команду. Они ни при чём.

Я мечтал потерять в тот момент сознание и проснуться снова в камере, до суда, до приговора. Но сил не было даже на это. Они разом кончились вообще, оставив тело пустой ватной куклой. И даже моя Тень сжалась, перепуганная, не рискуя показываться. Она очень хотела кого-нибудь убить, но не здесь и не сейчас.

Не помню, как меня выводили под руки, не помню, сняли ли наручники. Я не слышал голосов. Только мелодию далекой родной планеты и нежный перебор струн, которым печально подпевал ожидающий меня на Нефритовой Горе Ветер.

Эпилог

Неизвестное время.

Экипаж "Стремительного" ожидал решения суда, который был назначен на текущий вечер. По крайней мере так им сообщила прокуратура, не дав перекинуться с капитаном даже парой слов. Но вместо судебного вердикта им вдруг заявили, что Лаккомо приказал отправить всех домой. Что ведутся переговоры с Королем и предварительные слушания. Что сам процесс начнётся только после того, как экипаж покинет корабль.

Команда негодовала. Калэхейн впервые не стеснялся никаких выражений. Но мнение торийского народа цинтеррианцев не интересовало. Один за другим пристыковывались к шлюзам транспортные корабли, и весь личный состав числом около девяти тысяч человек в принудительном порядке выпроваживали с борта флагмана. В этой полной неразберихе никто ничего не мог узнать о самом главном -- судьбе Алиетт-Лэ, их Солнца за Горизонтом.

Неразлучная троица всю дорогу до дома провела в угрюмом молчании, держась друг друга и стараясь не поддаваться панике. Он никогда не узнает об этом, но все трое про себя называли его другом.

Только на Лазурном Берегу команде сообщили, что суд состоялся, приговор вынесен и будет приведен в исполнение.

Король не должен плакать.

Престол лишает права на слабости. Корона принуждает быть сильным и стойким, непоколебимым и лишенным сентиментальности. Пост Лоатт-Лэ заставляет быть примером для своего народа и не поддаваться на провокации.

Король должен...

Король обязан...

Король не имеет права...

Его Величество Эйнаор Сан-Вэйв плакал перед экраном визора в своем кабинете. От боли и отчаяния давило в груди. Злости почти не осталось, лишь пустота. И кислотными жгучими каплями на разум падали эти аморальные кадры. Как они посмели? Как могли? Да ещё прислали эту запись персонально, на инфоносителе, от начала и до конца.

Вместе с вежливым обещанием доставить тело на родину.

Ублюдки.

Какая-то комната с серыми стенами, тусклый белый свет, столбом льющийся с потолка. Простое темное кресло. И всё бы ничего, только прочные подлокотники были обвиты эластичными ремнями, за спинкой блестела стойка с капельницей. А в самом кресле сидел...

Брат. За что?..

Король должен быть сдержанным.

Эйнаор смотрел на картинку и не верил. Сознание плыло как в бреду, даже не слыша сопутствующую речь за кадром. Его взгляд приковала до боли знакомая фигура, молчаливая, с опущенной головой, как будто не живая.

За что? За что...

Было больно. И слезы лились от осознания, что это конец, и что руки не в состоянии дотянуться до тех, кто это совершил. Чтобы придушить, уничтожить, стереть даже память о них. Впервые в жизни Король был бессилен. Убит, растоптан, опозорен и принужден смотреть, как расправляются с единственным по-настоящему близким ему человеком.

Картинка на экране ожила -- потекла по трубке капельницы смертельная жидкость.

Нет, он не мог смотреть на это оскорбление. Не мог вынести эту жалкую мелочность. Не мог стерпеть боли.

За что!

Во вспышке последней ярости Эйнаор схватил первое, что попалось под руку, и со всей силы запустил этим в экран. Не долетев до визора, чернильница лопнула. Но ненавистная панель всё равно раскололась вдребезги под королевским взглядом.

Под звон осколков Эйнаор, пятная чернилами тяжелые длиннополые одеяния, рухнул на колени и зарыдал в голос.

Верховный Кайен Албар, онемев, смотрел крамольную запись, которой поделился с ним Лоатт-Лэ. Его сын стоял за правым плечом и в ужасе не отводил взгляда от экрана. Юный наследник не задавал вопросов отцу. Не проронил ни слова, не просил выключить это, не пытался  уйти. Он смотрел и впитывал ту угрозу, которую хотели передать власти Цинтерры своим потенциальным врагам: "Смотрите, это случится и с вами, если посмеете пойти против нас". Албар не видел лица сына, но услышал как скрипнула кожа кресла, стиснутая сильной ладонью наследника. В этот миг Верховный Кайен убедился в готовности сына занять его пост.

Канцлер Кэрейт дождался, пока официант выйдет из его покоев, и приступил к обеду. Сегодня у него снова был рыбный день. Возможно, очень скоро такие блюда станут редкостью даже у него. А то и вообще пропадут из рациона. Кэрейт очень любил рыбу син с торийских берегов, но понимал, что чем-то все-таки пришлось бы пожертвовать.

Жаль.

Визор на стене беззвучно показывал новости общефедерального канала о прошедшем суде, но, взяв в руки столовые приборы, канцлер голосом переключил устройство с видеорежима на канал "Культура".