Эмиль Брагинский - Учитель пения

– А как же твои любимые пещеры?

– В пещерах темно, сыро и летучие мыши. Художник с курсов, он на лестнице ждет.

Отец пошел к выходу. Отворил дверь.

– Я ее отец!

– Здравствуйте! – заулыбался толстяк.

– До свидания! – мягко уточнил Соломатин. – И уходите мирным путем. Не заставляйте меня применять насилие! – И хлопнул дверью перед носом растерявшегося парня.

– Папа, – сказала Тамара, – я тебе завидую, у тебя призвание.

И тотчас раздался звонок.

– Сейчас я ему покажу! – возмутился Соломатин.

Сам открыл дверь. На пороге стояли… хористы. Чуть ли не все.

– Ефрем Николаевич, – пожаловался Федя, – мы тут без вас разучивали, как вы велели, но завуч пришла и выгнала.

– Можете не продолжать! – сказал Ефрем Николаевич. – Входите!

Хор ввалился в квартиру.

– Это еще что значит? – перепугалась старуха.

– Они тут в маленькой комнатке немножко попоют. Балкон я кончил. Полка где?

Хор проследовал в комнатку и грянул песню.

– Вот это жизнь настала! – Старуха готова была разреветься. – Полка вон стоит…

– Тамара, подержишь! – приказал Соломатин. – Поможешь! – Он понес полку на кухню и принялся ее вешать.

Опять раздался звонок в дверь. На этот раз старуха впустила Диму.

– Мой отец здесь? Извините…

– На кухне! – подавленно ответила старуха.

– Идем! – Дима вел за руку какую-то девушку. – Папа! – сказал Дима, входя в кухню. – Я вижу, Тинг не возвращался… Папа! Раньше я не мог жениться – нам жить было негде, а теперь, когда мы получили квартиру… Познакомься, папа, это Наташа…

– Поздравляю! – Соломатин стоял на лестнице. – Только я не могу слезть.

В дверь позвонили.

– Кого еще не хватает? – Старуха снова открыла дверь.

– Извините, – сказала Клавдия Петровна, входя. – Муж мой здесь?

– Все здесь!

Клавдия Петровна прошла на кухню. В руке Клавдия Петровна держала тяжелую сумку.

– Ты что, за домработницу? А я тебе поесть принесла. Тинг не возвращался?

В дверь позвонили, в который раз.

– Вот несчастье! – прошептала старуха. – Будь она проклята, эта новая, а для них старая квартира!

При входе стояли Кира и крепенький веснушчатый паренек с независимым, бойким видом.

– Ефрем Николаевич тут?

– Иди! Теперь уже все равно полы затоптаны. Ты что, только одного привел? Мало, веди всю улицу!

– Эй! – закричал Кира. – Перестаньте голосить! Я-то сам петь не умею, но я Павлика нашел!

Теперь все собрались в большой комнате.

– Он только сегодня перешел в наш класс, он из Ярославля, а там все поют, их так и называют – ярославские ребята… Павлик, спой!

– Я, конечно бы, не пришел! – Павлик держался раскованно. – Но Кирка мне рассказал, что собака пропала! Собак я люблю. А по заказу я не пою!

Пришла Анна Павловна и от удивления замерла.

– Что здесь происходит, мама?

– Они все сюда переехали, – сообщила старуха. – Только я не пойму: если им так нравится эта квартира, может, они с нами поменяются на новую?

– Пой, Павка! – пригрозил Шура. – А не то мы тебе так набьем!..

– А я вас потом по одному подкараулю! – не испугался Павлик. – Сейчас я могу спеть, потому что, когда пропадает собака, – это горе. Но я спою песню про собаку. А вы подпоете?

– Попробуем! – сказал Соломатин и слез с лестницы.

И Павлик запел песню про собаку. Голос у Павлика оказался чистый-чистый, звонкий-звонкий.

Ефрем Николаевич немного послушал Павлика, а потом неожиданно попросил:

– Повтори, пожалуйста. «Сикут лакутус…» – Он прочел четыре первые строчки.

– «Сикут лакутус…» – Павлик без запинки повторил латинские слова. – Это чепуха. А вот вы повторите: поп, пугая галок с ветки, попугая не пугай!

Соломатин взглянул на часы:

– Бежим! Комиссия еще заседает!

Они сорвались и исчезли: Соломатин, хор в полном боевом составе, Павлик, последней побежала дочь Анны Павловны, но мать успела ее перехватить.

– Что происходит? – нервничала Анна Павловна. – Поют, бегут… – Она оглядела незваных гостей семьи Соломатина. – Раз вы пришли… сейчас я чай поставлю, что ли?

– Спасибо! – поблагодарила Клавдия Петровна. – Я вот тоже тут принесла много вкусных вещей. – И полезла в сумку.

– Мама! – сказал Дима. – Я чуть не позабыл тебя познакомить. Это Наташа. Я на ней женюсь.

Клавдия Петровна стала медленно-медленно оседать на пол.

Дима и Тамара едва успели ее подхватить.

– Не волнуйтесь! – успокоила старуха. – Моя дочка – врач, она ее спасет.

Хор дружно мчался по улице.

– Куда бежим? – спрашивал Павлик.

– В Москву хочешь съездить? – вопросом отвечал Шура.

– А деньги на билет?

– Задаром! – пообещал рыжий Федя.

– Конечно, хочу!

– Тогда беги вместе с нами!

Хор изо всех сил бежал по улице. Ефрем Николаевич Соломатин несся одним из первых.

И все-таки они опоздали.

Примчались к зданию, где заседала отборочная комиссия, как раз тогда, когда председатель и члены комиссии вышли на улицу.

– Здравствуйте! – сказал Соломатин, тяжело дыша. – Вот мы опять!

– Все! – оборвал председатель. – Вы сами отказались! Вы уже вычеркнуты! И мы знаем, что у вас нет теперь солиста!

– У нас новый солист, вы послушайте! – попросил Соломатин.

– Поздно! – не согласился председатель. – Мы весь день смотрели пляски. Мы не каторжные!

– Тогда мы споем по дороге, можно? – И Ефрем Николаевич, не дожидаясь ответа, скомандовал: – Павлик, запевай!

И тут же на улице Павлик затянул песню про собаку.

– Мне на автобус! – неуверенно произнес председатель.

– Ничего, мы проводим! Спасибо! – добавил зачем-то Соломатин. – Ребята, подхватывайте припев!

И вместе с хором подхватил припев к песне о собаке, о верном и добром друге, о том, что человек, у которого есть собака, становится… человечнее!

Уличное выступление хора, конечно же, собрало зрителей. И вскоре хор и члены комиссии во главе с председателем уже стояли в центре толпы. А хор заливался на всю улицу… Потом хор прекратил пение, и Соломатин спросил председателя:

– Ну как?

– Замечательно! – растерянно оцепил председатель. – Только протоколы уже подписаны, решения приняты…

– У нас нет другого выхода! – грустно признался Ефрем Николаевич. – Мы будем петь до победного конца! Павлик, запевай! Мы будем петь, потому что не петь мы не можем!

Ободранный, измученный, давно уже не желтый, а серо-буро-непонятного цвета, Тинг плелся по городу. Спросить дорогу он не умел, и поэтому не было у него иного выхода, как найти дорогу самому. Много дней ушло на то, чтоб добраться до заветной двери и из последних собачьих сил поскрестись в нее.

Дверь отперла неизвестная Тингу женщина, а неизвестная Тингу девочка радостно запричитала:

– Тинг! Тингуша! Тинг!

Ефрем Николаевич оказался прав: Тинг не знал нового адреса и пришел по старому… Все мы рано или поздно приходим по старым адресам.

А детский хор под управлением Е. Н. Соломатина последний раз перед поездкой в Москву выступал в родном городе. На этот раз хор выступал на сцене концертного зала. Ефрем Николаевич дирижировал в строгом черном костюме, и мальчики тоже были одеты торжественно. Ефрем Николаевич даже рискнул нацепить «бабочку»…

Хор уже исполнял последний латинский куплет «Магнифики» Иоганна Себастьяна Баха, как вдруг из-за кулис осторожно выглянула девочка, дочь Анны Павловны. Девочка держала на поводке Тинга. Увидев и услышав родимый хор, Тинг рванулся, бесцеремонно, на виду у зрителей, выбежал на сцену и… залез под рояль на свое законное место.

Комедия должна заканчиваться счастливым финалом. Это традиция. Это закон жанра. Ибо, если и комедия будет заканчиваться плохо, то что же тогда в жизни будет заканчиваться хорошо?

Стихи Александра Галича.