Раймон Кено - Упражнения в стиле

За два часа до этого, за Лионским вокзалом, этот старик затыкал себе уши, чтобы не слышать оборванца, который не позволял себе сказать, что ему следует намного дальше перешить нижнюю пуговицу на своих трусах.

Sol navigatio in regionem zeniti et calorifit atmospheri magnissima. Senatus populusque parisiensis[*] sudebant. Autobi migratiobant completi. Uno autobibus sub letteræ S transportabat interno uno homo junior cum multi distantio caputi et cartuso obmotani tesmæ tricotæ. Estot junior disputat cum alterum hominem quid sosedus erat, et declaratit parasiticus pediculos pressovalabat specialitionem. Vacantam positionem vidente, retirovalut sibi et sedem.

Uno tempus postfactum sol in nebulo habebat transpositione. Sancti Lazari stationem ferrotrasamobilum pre, junum excentricum cum altero ejusdem farinæ qui arbiter elegantiarum erat et qui sujet uno ex pugovonis tunicæ junioris consilium davabat vidi.

Одна жди, приблизь зрительно в пол тень, назад к ней, ах, в топь бус! Ной плащ и ад кия! Заметь: ил, йод, дно — вот чело века! Суд ли неон? Ной, шей ей и боль сущей шля, пой о круче, ной о биче, вой. Не ожить дано, брать ил, всяк с воем усосет дукат торы, какой он уд верже дал! Ум мыши лен, но у нас туп: а ед попа лицам; завить дев, а свобод и вшей есси ямь месс. Ток — нем. У нас троп ал лился, закон — час поры.

Спусти яд в очах, сап подарка, миф факса, сала, сень лаза, равно в яви дел лета, вод, урн, явь — шлея пище. Сын, див вид, умом кот, торы и талмуда вал, сове ты поп, оводу — пуго. Вид сына — плач шее.

Одино джиорно в полудинно я стоял на платформа аутобусси — э кель типпо я види? Я види джуниоро типпо с экстралонго горли э одина гигантиссима челяппа с ля тесьматто. Этто джуниоро типпо аккузатте уоно серьозо сеньоре, которому типпо критико ему топтанте тутти ногга, а сеньоре ему не топтанте ногга нуллиссимо, но когда типпо види уна вакканта плацца, он курьерро престо э аллегро э тамо седанте.

Через уно темпо я его рицидиво види, когда он рецептаччи консультанто уоно балбессо е пижонно на тематика уоно пуговино от плачченте.

Odd narshdee, okolo poloodnya, yah sell v autobus v storonoo Changparay. On bill payraypolnen, pochtee. Ja podnyalsya e weed-dale odean yuny chelloveck e-maits dleeny shay e odna shlup obmotany play-turny shnoorock. Sey mister wash all v razh proteef individum quotory ye moogh nastoo pal nah nogey. Posley chey waugth on auto-show’ll e sell.

Choot pose dneye parried Sent-Lazare vox-hall yah snow wa weed-dale ye war v congpainee odd-in dandy quotory yemoogh darval sovet peyrey shit choot-choot poor go weed sou hey wore plash are.

Приднажды облизительно в залдень на подней авщадке плотобуса я юнидел увошу с дличень онной огреей и шомной обляпой, шмотанной шнетенным плурком. Труг этот вдип ручинает нагать коседа, соторый нопчет ему тоги. Утем он забежал к мебодному свосту.

Двустя спа чава я сноса евидел уго веред покзалом Лен-Сазар, в то кремя вак он сослушивал выветы щеного одголя.

Прокартофельничав под огромным раскаленным подсолнухом, я врос внутрь баклажана на колесах, катящегося к огородам Перре. Внутри я откопал одного гибрида с длинным стеблем и головкой с нахлобученной шляпкой, обмотанной лианой. Вдруг начался настоящий капустник: этот фрукт показал шипы и принялся перечить одному турнепсу, который топтал ему грядки и давил на пестик и тычинки. Но, испугавшись получить от овоща в репу, застеблился, поник в удобрения и отрос в сторону незасеянного пустыря.

Позднее перед парником «Осенний Розарий» я увидел его снова. Он представлял себе, как на его увитом плющом венчике вырастает луковица.

После короткого сеанса гелиотерапии я испугался, что попаду в карантин, но в конце концов сел в передвижную амбулаторию, забитую тяжелыми больными. Там я продиагностировал одного пациента, гастралгика, пораженного хронической гигантоманией с трахейной удлиненностью и ревматизмом, деформировавшим ленту на его шляпе. Внезапно с этим кретином случается приступ истерии из-за того, что какой-то маразматик ему трамбовал гаммофозный тилозис. Затем, выпустив желчь, он уединяется, чтобы унять свои конвульсии.

Позднее перед Лазаретом я вновь вижу его в состоянии аффекта во время консультации, которую он получает у какого-то шарлатана по поводу фурункула, обезобразившего ему грудную область.

После идиотского ожидания на отвратительном солнцепеке я наконец сел в похабный автобус, внутри которого мудохалась толпа придурков. Самым трахнутым из придурков был один прыщ с непомерной шеищей, который демонстрировал на своей башке гротескный колпак с веревкой вместо ленты. Этот выпендрежник начал возмущаться тем, что один старый пердун с полоумной яростью ему топтал ножищи, но быстро обделался и смылся в сторону свободного места, еще влажного от предыдущего сидельца.

Через два часа мне опять не повезло: снова попал на того придурка; он трепался с другим мудаком перед этим омерзительным памятником, который называют Сен-Лазаром. Они чесали языками по поводу какой-то сраной пуговицы. Я еще подумал: этот придурковатый говнюк может передвигать свой ублюдочный фурункул сколько угодно, но все равно останется таким же уродом.

После перетертого ожидания на раскаленном желтке в пережаренном масле я сел в фисташковый автобус, внутри которого, словно черви в перегнившем сыре, кишели пассажиры. В гуще этой каши я заметил одного молодого стручка с шеей, как макаронина, и пирожком на голове, обмотанным, будто венком из черемши, какой-то веревкой. Этот цыпленок завертелся, словно уж на сковородке, и зашипел, потому что какой-то кусок сала прижимал ему лапки (делая из него цыпленка табака). Он быстро перестал колбаситься и вжался в свободную формочку, предпочитая мариноваться в собственном соку.

На обратном пути в автобусе, проезжая мимо буфетов вокзала Сен-Лазар и переваривая обед, я снова увидел того цыпленка с каким-то фруктом, который фаршировал его пикантными советами по поводу вкуса и сервировки. Куренку явно не хватало какой-нибудь вишенки.

В вольере, который в час, когда львы идут на водопой[*], перевозил нас к площади Шамперре, я заметил одного пестрого жеребца со страусиной шеей и пыжиком, обвитым ленточным червем. Внезапно этот жирафенок взбесился и стал брыкаться из-за того, что соседний зверь его лягнул и отдавил ему копыта. Но, испугавшись клыков плотоядного хищника, он поскакал к свободному загону.

Позднее, перед зоосадом, я вновь увидел того жеребца, но уже вместе с каким-то ослом, который, словно соловей, щебетал о его оперении.

Как передать ощущение, которое возникает при контакте десяти прижатых друг к другу тел на задней площадке автобуса S однажды в полдень рядом с Лиссабонской улицей? Как высказать ощущение, которое появляется при виде персонажа с безобразно длинной шеей и шляпой, ленту которой — непонятно почему — он заменил на обрывок веревки? Как выразить ощущение, которое производит ссора между тихим пассажиром, несправедливо обвиненным в том, что он кому-то наступал на ноги, и этим гротескным кем-то, а именно вышеописанным персонажем? Как описать ощущение, которое вызывает бегство последнего, который скрыл свою трусость под предлогом того, что желает занять свободное место?

Как, наконец, объяснить ощущение, которое вас охватывает при повторном появлении этого джентльмена перед вокзалом Сен-Лазар через два часа в компании с элегантным другом, который рекомендует ему улучшить свой наряд?

В омнибусе однажды в полдень мне довелось присутствовать при следующей трагикомедии. Один шалопай, наделенный длинной шеей и — престранная вещь — бечевкой вокруг шляпы (мода, которая весьма пышно расцвела в последнее время и которую я осуждаю), под предлогом скопления и значительной толкотни путешественников обратился к своему соседу с вызывающей заносчивостью, которая плохо скрывала трусливый, по всей видимости, характер, и обвинил его в том, что тот систематически наступает ему на его лакированные туфли всякий раз, когда входят или выходят дамы и господа, направляющиеся к воротам Шамперре. Но наглец отнюдь не стал дожидаться ответа, который, вне всякого сомнения, поставил бы его на место, и живо ретировался в направлении империала, где его ожидало свободное сиденье, ибо один из путешествующих в нашем автомобиле как раз ступил на мягкий асфальт тротуара площади Перейра.

Через два часа — к этому времени в тамбуре находился я сам — я заметил уже обрисованного мною молокососа, внимающего — судя по всему, не без удовольствия — речам одного молодого повесы, который давал ему фривольные советы относительно манеры носить накидку.

Контакты между жителями больших городов столь многочисленны, что не стоит удивляться, если порой между ними происходят столкновения общего характера, которые, впрочем, не влекут за собой серьезных последствий. Недавно мне довелось присутствовать при одной из таких лишенных обходительности встреч, которые обычно имеют место в часы пик в транспортных средствах, предназначенных для общественных пассажирских перевозок по парижской области. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что я оказался свидетелем подобной сцены, поскольку для передвижения я часто пользуюсь этим видом транспорта. В тот день инцидент был незначителен, но мое внимание привлекла наружность и внешний вид одного из протагонистов этой мини-драмы. Это был еще молодой человек, но с шеей, чья длина, вероятно, превышала средние размеры, и шляпой, на которой плетеный шнурок заменял ленту. Любопытно, что через два часа я увидел его вновь в тот момент, когда он выслушивал советы одежного порядка, которые ему давал товарищ, в чьей компании он прогуливался туда-сюда, я бы сказал, с явно пренебрежительным видом.