Эльчин Гасанов - Баку + Симона = ...

Абок долго ходил с забинтованным лицом. Симона убрала из дома все зеркала. Но однажды она, придя домой, обнаружила, что тугая повязка на голове и лице Абока сидит неплотно. И когда в столе Симона обнаружила крохотное зеркальце, она всё поняла: Абок втайне от них разбинтовал лицо и разглядывал в зеркало свой нынешний облик. Затем молча заново обвязал себя. Он все понял.

День и ночь Симона с Баку дежурили у его изголовья, но Абок ходил по комнате, но на улицу выходить стеснялся. Но в том и дело, что как он таинственно появился, так и исчез. Следующим утром Баку обнаружил, что Абока дома нет, но он оставил записку.

'Не корите мня, друзья. Ухожу на войну. Вы же знаете, повсюду войны, а мне уже нечего терять. Прощайте!'

Баку с Симоной сконфузились, вспоминали Абока. Он им запомнился пацаном с какой то райской простодушностью.

Несколько раз Баку заявлял в полицию об исчезновении Абока, начались поиски, но все безуспешно. Абок исчез. Опять Баку с Симоной стали скучать, часто его вспоминая.

Симона в каждой пролетающей птице хотела узнать глаза Абока.

'Может, он уже умер, превратился вот в этого чирикающего воробья - думала Симона.

Через три месяца в дверь дома Баку постучался полицейский в красных погонах.

- Вы и есть Баку, с которым жил Абок Аджан? - спросил полицейский пошлым слогом

- Да, а что случилось?

- Его убили на фронте в Туполево. Сегодня утром. Он был великолепным снайпером, всегда любил ходить в маске. Поубивал примерно 40 вражеских солдат. Я прибыл сюда вас уведомить об этом.

После этого полицейский ушел, оставив Баку в оцепенении. Он тут же позвонил Симоне, та быстренько примчалась. Баку все ей рассказал.

Оба молча присели на лавочке перед домом. Симона медленно обернулась в сторону фикуса.

- Смотри Баку, фикус завял! - выкрикнула она, указав на понуривший зеленый стебель.

Фикус в самом деле упал на бок, полностью иссох, зачах, а к вечеру превратился в прах.

- Симона, останься сегодня у меня. Переночуй, хорошо?

- Боишься один оставаться?

- Не важно. Останешься?

- Хорошо.

Они зашли домой. Целый вечер просидели у камина, Баку не снимая черные очки, разглядывал цветной журнал, Симона задумчиво глядела на него.

Через час стали собираться спать.

9.

Однажды Баку прилетел на своем 'Бэмри' домой раньше обычного, приземлился у дома, выскочил из кабины, направился к порогу. У порога его встретил садовник Чечя, 30 летний пузатый мужчина.

Он сообщил Баку, что Симона дома держит большой сундук, а в сундуке спрятался ее любовник.

- Пока вас не было дома, трое рабочих притащили тот сундук к вам домой. Когда ушли рабочие, я заподозрил что - то неладное. Мне кажется, в сундуке кто - то есть.

Баку оцепенел, решил проверить слова Чечи.

Вошел в квартиру, устремился в комнату Симоны, увидел, как она сидит перед большим и очень красивым сундуком, протирает пыль с него. Деревянный сундук, расписанный лебедями, был с огромным вместилищем. Было ясно, что в таком большом сундуке может спрятаться человек.

- Симона, что в сундуке? - спросил Баку.

- Это?....я не знаю...- Симона растерялась.

- Как это не знаю, - исподлобья взглянул на нее Баку.

- Ключа нету, ключа! - воскликнула Симона.

- То есть как это?

- А вот так, - склонила голову, как бы размышляя.

- Ничего, я попытаюсь открыть, ты только выйди, - сказал он почти шепотом.

Симона выскочила из комнаты, Баку призвал на помощь Чечю.

Попросил его притащить с собой отмычку. Чечя принес отмычку, передал ее Баку. Баку встал перед сундуком, думал очень долго, не мог понять, в чем дело. Хотел употребить свой разум на поиск истины. Потом попросил Чечю позвать двоих рабочих. Ночью того же дня они не мешкая, вчетвером потащили сундук на улицу, в палисадник, закопали его в черную землю под тутовым деревом. Так и не открыли, не узнали, что в нем было.

- Так будет лучше, - вздохнул спокойно Баку.

О сундуке между ним и Симоной больше не было и речи.

10.

С тех пор прошло два года. Баку продолжал дружить с Симоной.

Однажды Баку проснулся среди ночи, ощутив у себя на

шее чьи-то пальцы.

В густой тьме он скорее угадал, нежели разглядел

невесомое тело, нависшее прямо над ним:

Симона пристраивалась так и этак, норовя трясущимися

руками сдавить ему горло.

Он широко раскрыл глаза. До него дошло, что она задумала.

Это было так нелепо, что он едва не расхохотался!

Симона отважилась на убийство!

От нее пахло апельсиновым соком. При этом она досадливо отдувалась, ее руки вспотели, и тут у нее вырвалось:

- Ну и?

'А может, взять да резко включить свет, чтобы застигнуть

ее врасплох? Дура - дурой, тупая курица, оседлала постылого парня,

а ему хоть бы что - вот смеху-то будет!' - думал про себя Баку.

Баку промычал что-то невнятное и зевнул.

- Симона?

Ее руки так и застыли у него на ключице.

- Ты уж, будь добра... - он повернулся на бок, словно

в полусне, - того... сделай одолжение... - еще один зевок,

- отодвинься... на свой край. Что? Ох, как хорошо-то.

Симона заворочалась в темноте. Он услышал, как звякнули

кубики льда. Это она нацедила очередную порцию текиллы.

Назавтра, в ясный теплый полдень, ожидавшие гостей старики

- Баку с Симоной - устроились на террасе и протянули друг

другу бокалы. Он предложил ей сироп, а она ему - чай.

Наступила пауза: каждый внимательно изучал напиток и

не торопился подносить его к губам. Когда Баку вертел свой

бокал в руках, у него на скрюченном пальце сверкнул и заиграл

крупный бриллиантовый перстень. Его передернуло, но в конце

концов он собрался с духом.

- Знаешь, Симона, - начал он, - а ведь ты уже одной ногой

в могиле.

Симона высунулась из-за букета нарциссов, стоявшего

в хрустальной вазе, и бросила взгляд на усохшего, как мумия,

Баку. У обоих затряслись руки, оба это заметили. Сегодня,

по случаю прихода гостей, она натянула густо-синее платье,

на которое ледяными нитями легло тяжелое колье, вдела в

уши искрящиеся шарики-серьги и ярко накрасила губы.

- Как странно, милый, просто уму непостижимо, - манерно

проскрипела Симона. - Не далее как минувшей ночью...

- Ты то же самое подумала обо мне?

- Надо бы кое-что обсудить.

- Вот и я о том же. - Подавшись вперед, он застыл в

кресле, как восковая фигура. - Дело не срочное. Но на тот

случай, если я тебя прикончу или ты - меня, нам нужно друг друга обезопасить, верно? И нечего на меня таращиться, милая. Думаешь, я не видел, как ты ночью надо мной суетилась? Примеривалась, как бы ловчее ухватить

за горло, звенела стаканами, уж не знаю, что еще.

- О Аллах. - Напудренные щечки Симоны вспыхнули. -

Выходит, ты не спал? Какой ужас. Извини, я должна прилечь.

- Потерпишь. - Баку преградил ей путь. - Случись мне

первым отправиться на тот свет, тебя нужно оградить от

подозрений, чтобы все было чики - пики. То же самое

нужно организовать и для меня - на случай твоей кончины. Какой

смысл планировать устранение другого, если за это

самому придется отвечать перед законом?

- Резонно, - согласилась она.

- Так вот, я предлагаю... как бы это сказать... время

от времени обмениваться любовными записочками. Не скупиться

на нежные слова в присутствии знакомых, делать друг другу

подарки, и так далее, и тому подобное.

- Надо признать, голова у тебя варит неплохо, - сказала

она.

- Если мы будем изображать безумную, проверенную временем

любовь, ни у кого не возникнет и тени подозрения.

- Положа руку на сердце, Баку, - устало произнесла

Симона, - мне совершенно все равно, кто из нас первым отправится

в мир иной. Ты мне никогда не нравился. Да, я была в тебя

влюблена - но то было в детстве. Но ты так и не стал мне другом.

- Не умничай, - перебил он. - Мы с тобой - вздорные юноши, нам нечего ловить, нам только и осталось, что устроить

похоронный балаган. Но игра со смертью будет куда

увлекательнее, если договориться о правилах и создать друг

другу равные условия. Кстати, давно ли ты надумала меня

укокошить?

Она заулыбалась.

- Помнишь, на прошлой неделе мы летели в горы на пейзаж? Но возвращался ты один, помнишь? И чуть не взорвался.

- Аллах - Аллах! - Он расхохотался. - Я-то подумал,

это произошло случайно.

- Нет милый, это отключила тормоза.

Его согнуло от смеха.

- Ну, ладно. Зато ты неделю назад грохнулась на пороге. А

ведь это я смазал порог лаком!

Она инстинктивно ахнула, пригубила текиллу и замерла.

Угадав ее мысли, он покосился на свою рюмку.

- Это, случаем, не отравлено? - он понюхал содержимое.