Доминик Смит - Прекрасное разнообразие

— Ну что, есть там признаки жизни? — спросила мать про отцовский кабинет.

— Он просил передать спасибо за хлеб, — солгал я.

Потом я взял блюдо с сэндвичами и повел Макса с Беном на лужайку перед домом.

Когда я заканчивал седьмой класс, в церкви школы Святого Иоанна устроили научный фестиваль. Там была выставка вещей, сделанных учениками, а кроме того, готовилась викторина, в которой я принимал участие.

Пока мы ехали туда через весь город в нашем «олдсмобиле», отец продолжал меня натаскивать.

— Какой элемент стоит первым в периодической таблице? — спрашивал он, и при этом я видел его прищуренные глаза в зеркале заднего вида.

— Водород, — отвечал я.

— Правильно! — поддерживала мама.

Отец начинал всегда с простых вопросов: о соединении воды и глюкозы, о природе фотосинтеза и тому подобном.

— Кто считал, что Солнце находится в центре Вселенной, — Птолемей или Коперник?

— Коперник.

— Правильно. — Он расправил складку на рубашке и сказал: — Ну что ж, понеслись дальше. В чем различие между эндотермической и экзотермической реакциями?

Я чуть помедлил с ответом, разглядывая воробьев, сидевших на ограде. Мне было не по себе.

— Это связано с теплом.

Отец ударил рукой по приборной панели и воскликнул:

— Точнее!

Мама посмотрела на него с беспокойством.

— Эндотермические реакции проходят с поглощением тепла, а экзотермические — с его выделением.

— Точно! — радостно подтвердил отец. — Почему, по Эйнштейну, ничто не может двигаться со скоростью большей, чем скорость света?

— Пап, они не будут меня спрашивать об общей теории относительности Эйнштейна. Это же викторина для седьмого класса.

— Хорошо, тогда поговорим о Ньютоне. Он как раз на уровне седьмого класса.

Это продолжалось долго. Когда мы добрались наконец до школы, я был уже вымотан. Я достал из багажника «олдсмобиля» свое произведение, изготовленное для выставки. Это был сделанный из папье-маше вулкан, оборудованный настоящим насосом, питавшимся от батарейки. При нажатии кнопки он начинал изрыгать магму и лаву. У подножия вулкана располагалась маленькая деревенька, которую в конце концов затопляла желатиновая лава. Я сам придумал этот экспонат; отец не возражал, несмотря на то что модель казалась ему слишком простой; он думал исключительно о викторине по естественным наукам. Мы вошли в зал, и я уселся за маленький столик. До викторины оставалось еще два часа, и все это время я сидел и отвечал на вопросы учеников и их родителей насчет вулканов и демонстрировал им свой насос. Зал постепенно заполнялся детьми и их экспонатами: здесь была и рассеченная лягушка в соляном растворе; и сооруженный из палочек от мороженого мост, способный выдержать вес десяти томов энциклопедии; и работавшая на батарейках ветряная мельница; и насекомые в застекленных коробочках, в том числе тарантулы и скорпионы; и приборы, демонстрирующие химические реакции, например с сухим льдом. Дариус Каплански — ученик, на которого школа возлагала большие надежды, — притащил лабиринт с мышами. Мышей было три. Одну из них с детства мучили паразиты, другая была нормальная, а третью заставляли каждый день по часу слушать музыку Моцарта. Дариус объяснил слушателям, что поклонница Моцарта каждый раз выигрывала бег по лабиринту. Продемонстрировав это, Дариус сказал:

— Успех зависит от сбалансированности нервной системы, а он в свою очередь зависит от симметрии в прослушиваемой музыке.

Я сидел и смотрел на свою студенистую лаву и думал о том, как банально то, что я придумал. Правда, я думал еще и вот о чем: все три мыши совершенно одинаковые и какая из них побеждала, понять невозможно, так что вся эта штука могла оказаться просто обманом. Кроме того, я подозревал, что весь этот эксперимент придумал отец Дариуса, психиатр.

Я смотрел, как Дариус поглощает пончики, посыпанные сахарной пудрой, и болтает с посетителями, столпившимися вокруг его лабиринта. Лицо у него было немного женственное: полные красные губы, длинные ресницы, а волосы гладкие, разделенные на прямой пробор. Его ботинки были начищены до зеркального блеска. Когда нас позвали на сцену, я оценивающе посмотрел на Дариуса. Вся его фигура выражала непоколебимую уверенность в себе.

— Удачи! — сказал я ему.

Он не без опаски улыбнулся в ответ.

Мои родители сидели в первом ряду. На отце была новая черная рубашка с короткими рукавами — последняя попытка мамы сделать его элегантным. Участники викторины поднялись на сцену. Тут были девочка из школы «Святого сердца», которая улыбалась, показывая брекеты, курчавый мальчик в галстуке, толстый парень в бейсболке с надписью «Доджерс» и, наконец, безмятежный Дариус. Мы расселись за длинным столом, словно собирались принять участие в соревновании по скоростному поеданию пирожков.

Викторину вел отец Раджмани, мой учитель физики, — индус в круглых очках и с тонкими усиками. В руках он держал стопку розовых каталожных карточек. Задав вопрос, он каждый раз переносил тяжесть тела с пятки на носок. Дариус и я сразу вырвались вперед. Меня самого удивляло, как много я знаю. Я взглянул на отца. Он поднес программку к самому рту, словно собирался ее укусить. Мама кивала и улыбалась каждый раз, когда я правильно отвечал на вопрос. Я знал, какой температуры может достигать молния (70 тысяч градусов по Фаренгейту), знал, что сухой лед — это твердое состояние двуокиси углерода и что самый первый компьютер был сделан в 1946 году. Мы с Дариусом шли вровень, но иногда он успевал поднять руку раньше, чем я. Девочка с кривыми зубами закрыла лицо руками от стыда: она не смогла ответить ни на один вопрос. Парень в бейсболке вскинул руку, когда Раджмани спросил, что значит слово «динозавр»?

— Я думаю, оно значит «страшная ящерица». Так?

— Верно! — ответил отец Раджмани, чувствуя, видимо, облегчение оттого, что еще один ученик ответил хоть на один вопрос.

Я посмотрел на Дариуса. Он разглядывал рубашку розовых карточек, как будто на них нестираемыми чернилами были написаны ответы. Когда мы с ним набрали по двадцать очков, отец Раджмани попросил собравшихся нам поаплодировать. Все остальные участники спустились со сцены в зал и сели рядом со своими родителями. Дариус сидел в кресле, так сильно наклонившись вперед, что голова его почти касалась стола. Мой отец улыбался. Мать взяла его под руку. Сейчас должны были дать первый плод годы домашних тренировок и перекрестных допросов по физике — дело практически в шляпе. Я откинулся на спинку кресла, чувствуя себя уверенно, не напрягаясь и просто позволяя своему мозгу и ДНК сделать то, что им следовало. Там, где Дариус сомневался, я немедленно давал ответ. Если же я не знал ответа, то я мысленно представлял набор возможных ответов и выбирал тот, который казался мне правильным. У меня даже ныла рука оттого, что ее приходилось все время поднимать, но это была приятная боль: связки и мускулы как будто почувствовали свой собственный вес.

— Следующий раздел — астрономия! — объявил отец Раджмани.

Закат заливал помещение церкви розовым светом. Наверху, на хорах, свистнул кто-то из фанатов, и звук разнесся по всему залу. Мне, казалось, подсказывали ответы сами звезды и планеты: Плутон совершает полный оборот вокруг Солнца за 248 лет; Марс кажется красноватым из-за запасов железа; солнечный свет идет до Земли около восьми с половиной минут. Я опережал соперника на два очка. Отец Дариуса, психиатр и подлинный создатель лабиринта с мышами, сидел позади моих родителей, вцепившись руками в колени. Я взглянул на отца: лицо взволнованное, в глазах сияет надежда. Последним разделом была физика. Я шумно вздохнул.

Я заметил, что у отца Раджмани под рукавами накрахмаленной священнической рубашки проступили пятна пота. Он взял со стола пачку карточек:

— Дариус, чтобы сохранить шансы на выигрыш, ты должен ответить на пять вопросов из пяти. Натан, для победы тебе надо дать правильный ответ только на один вопрос.

Отец склонил голову набок, чтобы лучше слышать.

— Кто предложил закон механики, согласно которому действие равно противодействию? А — Альберт Эйнштейн; Б — Исаак Ньютон; В —…

Дариус уже вытягивал руку:

— Б — Исаак Ньютон.

— Верно. Почему клубника выглядит красной? А — она поглощает свет; Б — она отражает свет.

Мы с Дариусом взметнули руки одновременно, но отец Раджмани указал на него.

— Б — она отражает свет. Хотя на самом деле, — продолжал Дариус, — она поглощает все цвета, кроме красного, который она отражает.

Его группа поддержки заверещала так громко, что мой отец резко обернулся и попросил их вести себя потише. Я услышал его голос, приказывающий: «Сконцентрируйся!»

Раджмани кивнул:

— Как называется интервал между двумя соседними вершинами или впадинами волны? А — длина волны; Б — амплитуда; В — частота.