Алан Черчесов - Вилла Бель-Летра

Отсюда вывод: графиня не исчезала, а значит, у нее имелся сообщник.

Предоставим с этой минуты читателю проявить сообразительность. В помощь предложим несколько наводящих вопросов:

1) Кто был ответствен за розыск подследственной с самого первого дня?

2) Кто сумел ее много раз не найти, а потом опечатывал виллу?

3) Кто приказал обыскать прилежащие к усадьбе фон Реттау имения?

4) Кто в итоге уразумел, что в Дафхерцинге есть лишь одно укромное место, недостижимое для обысков и подозрений, хотя оно и у всех на виду?

5) Кто имел туда доступ в любое время дня и ночи и хранил ключи от дверей?

6) Кто встречал там коллегу в погонах из Мюнхена, что прибыл в Дафхерцинг с инспекцией и изливал свою спесь на того, кто по должности просто не мог совершить преступления?

7) Кто его совершил, а потом наслаждался своей безнаказанностью, зная, что за спиной у него, в его собственном доме, все эти годы живет Красота, ради которой он бы и сотни, и тысячи раз сделался вновь не то что преступником — дьяволом, пожелай того Лира?

8) Кто до последнего упивался возможностью лгать, твердя всем вокруг бескорыстную правду о том, что фон Реттау должна быть жива, покуда нам не предъявлено мертвое тело?

9) Кому это тело было предъявлено и, признаться, не только живым, но и жаждущим, ждущим, покорным, да еще и исполненным неистощимостью сокровенного своего целомудрия, кое тщетно грезили истощить толпы пишущих вздор неудачников?

10) Кто сумел целый век играть в дурака и наглядно, потешно проигрывать, втайне смакуя свой выигрыш длиною в сто лет?

11) Кто, вопреки регуляциям, в главном отчете всей жизни своей (вот в этом самом, что сейчас обретает, похоже, финал) избрал слово «мы», а не «я»?

Пожалуй, подсказок довольно.

Теперь тебе очевидно, читатель, что пресловутый роман не слишком-то удался. Хотя мы, надо признать, и согласны с его печальным зачином, где первым же предложением о литераторах говорится как об убийцах — жестоко, но, в общем-то, верно. Лиру фон Реттау они-таки погубили. Если смерть — это потеря живого, то трое писак сделали все, дабы потерять живое, достойнейшее создание, обменяв его на невзрачную фигуру речи. Ссылки на то, что метафора больше, чем жизнь, на наш взгляд, лицемерие: жизни вовсе не нужно быть «больше жизни». Жизни только и требуется, что уметь себя отстоять. Это и значит — прожить.

Нам кажется, все дело в том, что Лиру они не любили. Достаточно перелистать гл. 24, чтобы увидеть, как эти надменные мудрецы, воспользовавшись славным именем графини, кодируют в тексте свои бесконечные страхи и комплексы. До Лиры фон Реттау им ведь и дела нет! Она для них — просто ЛИТЕРАТУРА. Впрочем, как все остальное. В том числе собственное их бытие, размазанное по страницам бледным, мутным слоем жидкого стекла, прикрывающего заслуженность их поражения.

Благодарение Господу нашему, не всякую туманность можно разглядеть словами. Есть труды, доступные лишь сердцу.

Если оно в них хотя бы разок встрепенулось и вздрогнуло — что ж, есть надежда. Как говорится, будем уповать на время.

Оно, конечно, не лечит. Но по крайней мере все еще терпеливо. Остается в который уж раз завести под вечер часы…

Вот как раз и звонок. Кличут ужинать.

Сегодня нам обещали подать винегрет. Любимое блюдо графини…

Лира, проснись, нам пора!

Дата: 10 мая 2005 г.

Исполнено в граде Дафхерцинг.

Заверено подписью пациента: экс-полицмейстер, баронет

Г. фон Трауберг.

Сверху печать: Филиал лечебницы для душевнобольных г. Мюнхена

Удивительно все-таки, до чего суетлив человек, забираясь в тупик своей жизни! В нервозных и бледных попытках дорисовать наспех судьбу проступает обидное неумение подготовить достойно концовку, что не может не сказываться на самом авторитете финала: того и гляди, траурный, гордый мундир для прощального марша рискует слюняво обляпаться суматошными кляксами междометий и всхлипов. Смерть, как ни крути, есть главное предательство жизни. Хладнокровный и терпеливый репетитор, долдонящий бестолковым ученикам очевидную, в общем-то, истину, что всякий наземный, поверхностный смысл обязательно, в полчаса, будет схоронен (причем многажды — их же руками) в не очень глубокой бессмыслице ритуала, который с минуты кончины не случайно и есть «для всех прочих» торопливо-единственный смысл. Кстати, какой прохвост и когда поручился, что мы непременно сподобимся перед смертью посудачить с командированными за нашими душами бывалыми тенями о смысле профуканной жизни? Если кто и станет заботиться о «заветной беседе у порога», так это сердобольный соглядатай — ты. Не обессудь: без конца сводить концы с концами — твое канцелярское ремесло. Недаром говорят, что у каждого свой ад. А значит, и свой стыд наверняка предусмотрен…

Ты усмехаешься: маленький штрих к тому, что писательское любопытство губительно. Обычно за ним стоит примитивный инстинкт разрушения. Детское желание разобрать с потрохами игрушку, чтобы затем разобидеться на весь свет и полагать, что тебя одурачили. Обида на мир — идеальное оправдание для сочинительства. Так же, как разбитая тарелка в руке — идеальное доказательство, что обида эта заслуженна…

Герой — тот, кто а) совершает подвиг; б) воплощает черты эпохи; в) привлекает внимание всех негероев; г) работает главным действующим лицом в литературном произведении. Редко — все вместе. Еще реже — что-то одно.

Последнее, как правило, утешает.

Всего на секунду. Но такую, что парализует леденящим весь организм хладнокровием чистого, абсолютного ужаса. Инстинкт живой мишени, мимо которой проползает крестом толстый зрачок прицела (см. об этом подробнее в главе № 1). Выходит, наш герой почуял наконец твое присутствие, но, соблюдая правила игры, виду почти не подал. Секунда меж тем миновала, уходя, захлопнула створки, притворив за ужасом посланный им сквознячок…

По статистике, ежегодно в озере Вальдзее гибнет в летний сезон 18,3 чел. Большинство из утопленников — мужчины половозрелого возраста от 17-ти до 56-ти лет. Причиной фатального исхода у 15 % пострадавших являются сердечные перегрузки, вызванные избыточными солнечными ваннами и интенсивным физическим напряжением во время купания, усугубленные контрастом температур, а также резким переходом из состояния полного покоя в состояние повышенной экзальтации.

Ты лишний раз убеждаешься, что француз не так прост, как кажется: анекдотец его с двойным дном. Ни с того ни с сего «отдать честь» приятелям — как-то не по-расьолевски. Им и невдомек, что Жан-Марк поведал эту историю неспроста. Привычная уловка мошенника — пошутить над собой, подразумевая при этом под «я» своих же бесхитростных слушателей. Похоже, Расьоль почему-то уверен, что, в отличие от Суворова с Дарси, «язык» виллы Бель-Летры он вполне уж освоил.

Стеганография (греч.) — наука о сокрытии одной информации внутри другой.