Кирилл Титов - Эгрегоры и кризис. Ветер перемен

Возьмем третий предмет, сделаем эгрегориальный фокус любой страны (или, если хотите, ООН) и накроем все большим шариком. Проверим энергообмен рукой.

Вы увидите, что оба ваших шарика получают то, что им положено: они благополучно переключают на себя энергию. Это не значит, что мы ободрали Америку, Россию, ООН или что-то в этом духе. Просто часть этой энергии вы можете пустить чуть-чуть по другому пути.

Эта энергия пока еще никуда не направлена. Более того, при перестройке эгрегориальных структур энергия от разрушающихся явлений течет к созидающим. Причем мы не знаем точно, какие из них разрушаются, а какие созидаются, – в деталях мы этого понять не можем. Но мы способны получить тактическую составляющую, которая пригодна для каких-то конкретных целей (это наше контртечение), и более общую стратегическую составляющую (это энергия чего-то нового, доступ к которой мы можем осуществить через безымянный эгрегориальный фокус). Итак, два источника энергии у нас есть. Это так называемая внешняя часть задачи, с которой мы успешно справились.

Мы с вами получили два источника энергии, один из которых способен снабжать нас энергией, призванной воплотиться в будущем, в переменах, а другой, наоборот, направлен на поддержку, защиту и сохранение старого. Это энергия внешнего мира.

С внешним миром мы справились. Мы знаем, как нам поступать, за что хвататься и как жить дальше. У нас есть два источника энергии, объединяющие нужные нам эгрегориальные тенденции: созидающую и сохраняющую.

Но разве не так же обстоят дела и с нашим внутренним миром? Да, мы сумели схватить ветер, который попал в поднятые нами паруса. Но есть не только внешний мир, а еще и мы сами. И мы пока не разобрались с собой, а потому можем ошибиться. Мы можем повернуть парус в том направлении, откуда ветер не подует никогда.

Выбор этого направления, нашего действия, крепко связан с эгрегориальными тенденциями. Почему? Потому что человек не развивался сам по себе. Родившись на свет, мы с самого начала были под влиянием эгрегориальных тенденций. Мы создавали их раньше и создаем сейчас. Они влияют на нас. Вся наша личность – не сознание, не разум, который существует только здесь и сейчас, а личность – частично существует в эгрегорах, в эгрегориальных тенденциях.

Возьмем, например, нашу роль как гражданина. Она же у вас дома нигде не сложена. Она воплощена где-то снаружи, в окружающем мире – и в то же время является частью вашей личности. Пусть эта игра, эта социальная часть существует сама по себе, но она на нас влияет и увлекательна для нас самих. Получается, что мы интегрированы с этим миром, интегрированы с будущим и с разрушающимися тенденциями. Вообще любые наши желания и надежды можно разделить, рассортировать на то, что будет выживать, и на то, что просуществует какое-то время, а потом исчезнет.

Поэтому, наверное, стоит условно поделить на две части не только внешний, но и наш внутренний мир. Человек вообще существо двойственное. Например, вы приходите в кафе, чтобы поесть. В этом кафе находятся продукты, которые вы съесть желаете, но есть и те, которые вы есть не хотите. Точно так же наша природа проявляется в наших взаимоотношениях с окружающим эгрегориальным миром. И поэтому, конечно, если мы ставим вопрос о достижении нами цели, то нам критически важно, с какой половинкой внутри нас эта цель ассоциирована.

Допустим, какая-то часть нашей личности обладает тягой к стабильности. Сложно представить себе, что она получит наслаждение, оказавшись связанной с резко меняющейся целью, с целью, которая подвергается стремительным преобразованиям. Другая наша часть активно стремится к новому, и ассоциировать ее с какими-то целями, которые неизменны и стабильны, вообще глупо. Она от этого может заболеть и доставить нам беспокойство.

Итак, в нас присутствуют две части. Это как две половинки нашего тела, правая и левая. Мы выделяем их условно. На правой половинке находится правая рука, на левой – левая.

Можно разделить их с психологической точки зрения. Наверное, их можно уподобить субличностям. Какая-то из субличностей стремится к стабильности, принимает окружающий мир таким, как он есть, и живет в нем, получая от этого удовлетворение. Другая, наоборот, не видит себе приложения в существующем мире и как будто бы живет только в том, что еще появится, в завтра. Это волеизъявление нашего свободного «я», направленное на дальнейшую трансформацию мира.

Поскольку мы пользуемся совсем другими технологиями, с психологией слабо пересекающимися, то эта аналогия кажется неполной. В психологии понятие субличности предполагает какие-то разделенные, отдельные домены, составляющие наше существо. А ведь на самом деле в любом нашем занятии и ощущении какая-то составляющая тяготеет к стабильности, а какая-то – к активности.

Временами какая-то из этих составляющих больше, а какая-то меньше. Это похоже на черно-белый карандашный рисунок. Он состоит из черных линий и белого фона. С одной стороны, они неразрывны, а с другой – их баланс определяет плотность рисунка.

Мы говорим сейчас о двух составляющих, которые проходят через все субличности. Это составляющая, которая стремится к стабильности, и составляющая, которая стремится к видоизменению, к будущему. Вспомнив образы Горького, мы условно назовем их пингвином и буревестником. Пингвин является той частью нашего существа, которая тяготеет к хозяйственности и стремится к стабильности, сохранению, которой не надо нового и которая получает удовлетворение от существующего. Это, конечно, консерватор. А буревестник всегда жаждет перемен и с наслаждением вдыхает вольный ветер, стараясь ощутить в нем аромат того, что затаено где-то на сердце.

Разные, но связанные вместе

Эту двойственность каждый из нас хорошо ощущает в самом себе. Даже в повседневной жизни какая-то часть очень дорожит тем, что есть, а какая-то часть, наоборот, жаждет нового.

Разумеется, в каждом из нас эти части перемешаны в разных пропорциях. Считается, например, что женщины более консервативны, чем мужчины. Ту же параллель можно провести между старшим поколением и молодежью.

С другой стороны, был ли Циолковский консерватором? Ведь лучшие свои открытия он сделал именно в зрелые годы. Поэтому такой уж четкой взаимосвязи здесь нет. Человек может быть консерватором просто по своему складу характера. Им окажется, наверное, и уставший человек. А человек бодрый, даже если он консерватор, менее консервативен, чем человек уставший.

Эти два качества не исключают друг друга. Скорее, это просто две стороны монеты. Они разные в том отношении, что пингвин, например, очень любит опираться на существующие эгрегориальные тенденции. Эту тенденцию можно еще назвать реактивной. Пингвин больше любит реагировать, приводится в движение внешними переменами. Растит человек цветочки, цветочки растут, и от этого ему хорошо.

Нельзя сказать, что эта часть личности опирается лишь на старые эгрегоры. Она опирается на то, что стабильно, знакомо, она желает повторения взаимодействия с этим.

Другая часть личности ввязывается в то, что происходит, при помощи собственного запаса энергии. Собственное «я», собственные мотивации ввязывают ее в какие-то новые эгрегориальные возможности, эгрегориальные игры. Наверное, когда человек идет в магазин, та часть, которая в нем «пингвин», покупает капусту, картошку – все продукты по списку. А буревестник покупает какую-то неожиданную штуковину, чтобы повеселить себя и родных. То есть что-то неожиданное.

На самом деле обе эти части в нас присутствуют. Они выполняют для нас разные функции, заняты разными делами. Никогда буревестник не сумеет соблюсти стабильность. Он один раз достигает цели, упаковывает ее, передает пингвину и гордо реет дальше.

Возможно, если бы в людях преобладали пингвины, и кризиса бы и не случилось… Они сохранили бы стабильность. Другое дело – на каком уровне они сохранили бы стабильность. Вот вопрос! Вряд ли они добились бы больших высот. Разумеется, пингвин категорически не любит, когда начинается что-то новое, тогда он начинает беспокоиться.

Однако мы поднимаем этот вопрос в связи с эгрегориальными кризисами, когда какая-то часть мира только образовывается, только растет. А другая часть видоизменяется, и лишь малая ее часть сохраняется. И здесь у нас четко прорисовывается задача для двух частей личности.

Это очень важно, потому что, сообщив каждой из собственных частей свойственные им задачи, мы избегаем рисков и повышаем собственную эффективность. Вдруг в нас намешано больше буревестника, чем пингвина, и мы стремимся сохранить старое дело просто по причине бытовой необходимости? У нас это вряд ли получится. Ведь нам будет хотеться разобрать все старое и посмотреть, что получится при новой сборке.

Разделяй и властвуй

Нам нужно постараться выделить эти две противоположные части нашей личности и дать им разные задачи. Буревестник любит воплощать, а потому получит наибольшую пользу от созидающихся целей, а наибольшую энергетическую поддержку – от безымянного эгрегориального фокуса. Пингвин же, напротив, лучше воспользуется контртечением и заботливо попытается сохранить то, что необходимо.