Елена Евстратова - Шедевры русских художников

В центре Илья Муромец – самый старший из богатырей, наделенный невиданной физической силой. Он обладатель оружия для «ближнего боя» – тяжелой палицы и круглого щита. Под ним мощный вороной конь, цвет которого ассоциируется с самой «землей-матушкой», из которой Илья черпал свою богатырскую силу. Слева – Добрыня Никитич, богатырь, отличающийся мудростью и предусмотрительностью. Его светлый и быстрый, как ветер, конь уже почуял врага, а Добрыня вынимает из ножен волшебный меч.

Третий богатырь – «млад-удал» Алеша Попович.

Он хитер и коварен, у него оружие для «дальнего боя» – лук и стрелы, а рыжий конь спокойно щиплет траву.

Три богатыря – три характера замечательно дополняют друг друга, являя перед лицом врага непобедимое единство физической силы, мудрости и хитрости.

Этюд. 1886. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Этюд, написанный в Сестрорецке, – шедевр пленэрной живописи Шишкина. «Вырисовывая» кистью смолистые стволы сосен, художник «вдруг» переходит на волшебную маэстрию мелкого подвижного мазка: передает отдельными пятнами-всполохами развесистую крону деревьев, сквозь которую словно мелькает солнце; несколькими ударами кисти намечает скользящие полупрозрачные тени; полусухой кистью творит жесткую щетину пожухшей травы на песке. Под пленительным обаянием этого небольшого по размерам этюда находился и П. Третьяков, который сразу приобрел его в свою коллекцию. Хранитель Третьяковской галереи Н. Мудрогель вспоминал: «Между прочим, есть у нас в галерее этюд Шишкина „Сосны, освещенные солнцем“. Очень хороший этюд. Третьяков так ценил его, что одно время держал его не на стене, а на особом мольберте. Так много солнца здесь, так ярко все!»

1889. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Кроме милой сердцу художника «идиллии» из жизни лесных обитателей, в пейзаже завораживает переданная с виртуозным мастерством жизнь леса. Устремились к утреннему розовеющему небу деревья, венчая своими кронами, подобно гигантскому куполу, глухую чащу леса. Распростерлись по земле причудливо изогнутые корни расколовшейся, поваленной ветром сосны. Сырой туман, скопившийся в лощине, почти физически ощутим. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь густую чащу леса, наполняют все вокруг розовозолотистым сиянием.

Первоначально под этой картиной стояли две подписи – самого Шишкина и его другапередвижника К. Савицкого, который написал медведицу с медвежатами. Впоследствии, вероятно, по желанию П. Третьякова, за картиной осталось авторство одного Шишкина.

1891. Музей русского искусства, Киев

Картина создавалась на основе рисунка-иллюстрации (1890) Шишкина к знаменитому стихотворению М. Лермонтова. Натуру для картины художник нашел на берегу Финского залива, в Мери-Хови (сейчас Куоккала) под Петербургом. Одинокая сосна, укутанная снегом, замерла на краю утеса в безмолвном сиянии лунной ночи. Замечательно передан эффект свечения озаренного мистическим лунным светом снежного покрова, укутанных пышным снежным покрывалом ветвей, грандиозного пространства темно-синего неба.

Романтическим настроением, эффектами лунного света этот пейзаж напоминает работы вечного антипода Шишкина – А. Куинджи. Есть сведения, что Куинджи, смелый «кудесник света» и соратник Шишкина по преподаванию в Академии художеств, подарил Шишкину идею для картины: добавить красную точку у линии горизонта – горящий вдали огонек, который сразу дал картине глубину и пространственность. Есть в этой работе что-то грандиозно-космическое, словно художник оказался один на один с неразгаданными тайнами бесконечной Вселенной.

1878. Государственная Третьяковская галерея, Москва

В одном из самых прославленных пейзажей художника, возможно, изображено Лекарское поле в окрестностях его родного города Елабуги, где росли гигантские сосны среди поля ржи. Дорога вьется среди бескрайнего моря золотых колосьев спелой ржи, низко летают ласточки – предвестники грозы. Вдалеке, у самого горизонта, собрались низкие грозовые тучи, которые совсем скоро заслонят сверкающее нежной голубизной небо. Сосны-исполины, как верстовые столбы, отмечают «вехи» в пространстве картины, помогая почувствовать необъятный простор, эпическое величие русской природы.

1876. Государственная Третьяковская галерея, Москва

В «Украинской ночи» применен восхищавший современников эффект отраженного света. Последние лучи солнца скрылись за горизонтом, окрашивая фантастическим розовым сиянием беленую украинскую хату. Как и «Лунная ночь на Днепре», картина сильно потемнела.

1879. Государственная Третьяковская галерея, Москва

В одном из самых ярких романтических пейзажей Куинджи все проникнуто ощущением грандиозности и волнующей красоты мироздания. Бездонное грозовое небо раскинулось над освещенным последними солнечными лучами ярко-зеленым лугом. Извилистая полоса реки придает пейзажу стройную симметричность и направляет взгляд вглубь, туда, где скоро засверкает молния – предвестница страшной грозы.

1879. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Куинджи применил в этой картине редкий в пейзажной живописи эффект освещения «контражур», когда свет льется не только со стороны зрителя, но и из глубины картины, рождая новые для этого времени удивительные декоративные эффекты. Композиция со срезанными стволами берез подобна фотокадру. Художник в отличие от многих своих современников-пейзажистов творит «преображенную природу», в которой царят просветленность и покой.

1881. Государственная Третьяковская галерея, Москва

После необыкновенно зрелищной «Украинской ночи», своими эффектами освещения вызвавшей ажиотаж в художественных кругах, и декоративных, «ослепительных» шедевров «Березовая роща» и «Лунная ночь на Днепре» Куинджи пишет подчеркнуто скромный пейзаж утреннего Днепра. Пленительный вид словно увиден художником с вершины горы: окутанный нежной красочной дымкой плавный изгиб ленты реки, край косогора с нежными травами и буряком, тянущим свои желтые соцветия к небесному, напоенному первыми лучами солнца простору… В этой удивительно тонкой по колориту и настроению работе художник передает «не зримое состояние природы, а внятный лишь чуткой душе переход от грезы к яви, медленное сотворение каждодневного чуда, рождение нового дня» (В. Донец).

1878. Государственная Третьяковская галерея, Москва

На картине изображен дом Баумгартен на углу Трубниковского и Дурновского переулков на Арбате, где Поленов снимал комнату. По аллее парка идет хозяйка дома Юрьева со своей замужней дочерью Баумгартен. Старушка одета в темно-коричневый салоп и белый капор начала XIX века, а на молодой женщине модное розовое платье. Запущен старый усадебный парк, но по-прежнему в лучах солнца нежатся цветы и травы… В картине сопоставляются юность и дряхлость гуляющих женщин, ветхость старого дома и молодая зелень сада, и в этом видится не только неумолимый бег времени, но и торжество вечно продолжающейся жизни. Элегическая мечтательность, поэтизация мира усадебной жизни была новым словом в живописи этого времени.

«Поленов, сам того не сознавая, в определенной мере предвосхитил поэтику „мирискуснического“ пассеизма со свойственной „Миру искусства“ эстетизацией старины, угасания, восхищением закатными красками дворянской культуры».

1878. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Этот пленительный вид старой Москвы написан Поленовым на Арбате. Дом, изображенный слева, – тот же, что и в пейзаже «Бабушкин сад». Церковь св. Николая на Песках сохранилась до нашего времени. Поленов слегка «раздвигает» небольшое пространство дворика, чтобы придать ему обобщенный образ уютного старинного городка. Все здесь наполнено лучезарным солнцем, которое вспыхивает в позолоченных куполах церкви и колокольни, ярко освещает стены домов и сараев, «золотит» макушку мальчугана, играющего на лужайке. «Московский дворик» замечателен пленэрной живописью, которая была редкостью в русском искусстве этого времени: тень на заборе окрашивается сиренево-серебристым цветом, разноцветные блики играют в зелени травы. Картина отразила важные черты русского национального самосознания: мечту о тихой усадебной жизни.