Сергей Мусский - 100 великих скульпторов

Здесь «Смерть св. Стефана» — эмоциональный камертон всей группы рельефов. Именно этот рельеф прежде всего имел в виду Гуттузо, написавший:

«Творчество Манцу связано с жизнью тысячами нитей. Вот пример… Был убит ни в чём не повинный мальчик… Оплакиваем мальчика, сына нашего коллеги и друга, жертву безумной жестокости. Читаем газеты и мысленно видим камни, пучки железных прутьев и кожаные перчатки, снабжённые железными гвоздями. Невольно возникает мысль, это те же самые гвозди, которые Манцу поместил на шлемах воинов, совершающих распятие, те же самые камни, которые Манцу вложил в руки убийц св. Стефана, — вечные знаки убийства и тупой нетерпимости к разуму, к добру».

Третий ярус из четырёх рельефов — «Смерть насильственная», «Смерть папы Иоанна XXIII», «Смерть в пространстве», «Смерть на земле» — уже открыто трактует тему смерти, как смерти в нашем земном миру. Завершается серия нижних четырёх рельефов «Смертью на земле» — младенец с беспомощным отчаянием взирает на внезапную смерть матери, судорожно застывшей в безнадёжной и отчаянной борьбе со смертью.

В нижней части ворот можно видеть аллегорические, имеющие своё каноническое значение изображения животных.

По мнению Н. М. Леняшиной:

«Впечатление, производимое „Вратами смерти“, захватывает подобно впечатлению от прекрасной трагической музыки, которая через повседневную суету, каждодневные проблемы вдруг обрушивает на нас свои звуки. Перед их красотой, величием, пронзительной страстностью мы оказываемся не защищёнными ни нашей уверенностью в себе (она вдруг оказывается поколебленной), ни нашими невзгодами и слабостями (они кажутся мелкими). Это свойство великих произведений, разрушая все действительные и мнимые преграды, обращаться к самому сокровенному, о чём мы даже не задумываемся, не ощущаем в себе, но что, оказывается, существует, отзываясь, подчас помимо нашей воли, на эту красоту и человечность».

Словно в противовес трагическому лиризму «Врат смерти» вскоре Манцу создаёт произведения, воспевающие радости жизни. Снова можно увидеть в исполнении мастера выразительные одухотворённые лица, которые, правда, стали посерьёзнее и позадумчивее. Опять Манцу обращается и к извечной и излюбленной теме скульптуры — к прекрасному обнажённому телу. Такова работа Манцу «Любовники» (1966).

«Их неровная многослойная поверхность, утверждение вечности, — пишет Квазимодо, — эксцентрическое парение в воздухе, словно земное притяжение для них не существует, — самое удачное из всех пространственных решений Манцу. Руки, ноги, лица влюблённых словно покрыты слоем лавы: можно подумать, что их извлекли на свет божий во время раскопок Помпеи и что это — наполненные, сотканные из плоти и крови сколки фигур. Джакомо Манцу — не из тех, кто считает, что изваяние подобно полому сосуду, что оно — оболочка для пустоты. Сплетение одежд и тел выражает любовное томление в самом естественном, а посему в самом высоком смысле, как движение — самоутверждение поколений».

Одним из последних крупных произведений мастера стали врата Собора Св. Лаврентия в Роттердаме, посвящённые теме войны и мира, завершённые в 1969 году.

Умер Джакомо Манцу 17 января 1991 года.

«Йозеф Бойс — пожалуй, самый влиятельный немецкий художник после Второй мировой войны, причём влияние его выходит за пределы ФРГ; можно сказать, что его идеи, произведения, акции, сооружения господствовали на культурной сцене, — пишет Х. Штахельхаус. — Это была фигура крупная, чарующая, его манера говорить, провозглашать, играть роль производила на многих современников впечатление чуть ли не наркотическое. Его идея о „расширенном понимании искусства“, достигшая кульминации в так называемой „социальной пластике“, вызвала у многих растерянность. Для них он, в лучшем случае, был шаман, в худшем — гуру и шарлатан…

…Чем больше изучаешь Бойса, тем больше открываешь в его деятельности новых сторон, а это позволяет глубже в неё вникать и анализировать. Ещё при жизни Бойса не было недостатка в исследованиях его творчества, но овладеть им во всём его объёме и почти необозримом многообразии сейчас лишь предстоит. Это крайне трудная работа, то и дело ставящая в тупик. Конечно, зрителю, который решается осторожно вступить на чаще всего тёмную и запутанную тропу, ведущую к Бойсу, нужно запастись немалым терпением, чуткостью и терпимостью. „Хорошо бывает описать то, что видишь“, — сказал однажды Бойс. Таким образом, приобщаешься к тому, что имеет в виду художник. Хорошо также догадываться о вещах. Тогда что-то приходит в движение. Лишь в крайнем случае стоит прибегать к такому средству, как интерпретация. В самом деле, многое из того, что делал Бойс, не поддаётся рациональному пониманию. Тем большую роль играет для него интуиция — он называет её высшей формой „рацио“. Речь идёт главным образом о том, чтобы создавать „антиобразы“ — образы таинственного, могучего внутреннего мира».

Йозеф Бойс родился в Крефельде 12 мая 1921 года. Ещё школьником Йозеф интересовался естественными науками. После окончания школы он поступает на подготовительное отделение медицинского факультета, намереваясь стать детским врачом.

Йозеф рано начинает интересоваться серьёзной литературой. Он читает Гёте, Гёльдерлина, Новалиса, Гамсуна. Из художников он выделяет Эдварда Мунка, а из композиторов его внимание привлекли Эрик Сатье, Рихард Штраус и Вагнер. Большое влияние на выбор творческого пути оказали философские работы Серена Кьеркегора, Мориса Метерлинка, Парацельса, Леонардо. Начиная с 1941 года он всерьёз увлёкся антропософской философией, которая с каждым годом всё более и более оказывается в центре его творчества.

Однако решающей для Бойса оказалась встреча с творчеством Вильгельма Лембрука. Бойс обнаружил репродукции скульптур Лембрука в каталоге, который ему удалось спасти во время очередного сожжения книг, устроенного нацистами в 1938 году во дворе Клевской гимназии.

Именно скульптуры Лембрука навели его на мысль: «Скульптура… Со скульптурой можно что-то делать. Всё есть скульптура, как бы кричал мне этот образ. И я увидел в этом образе факел, увидел пламя, и я услышал: сохрани это пламя!» Именно под влиянием Лембрука он стал заниматься пластикой. Позднее, когда его спрашивали, мог ли определить его решение какой-нибудь другой скульптор, Бойс неизменно отвечал: «Нет, ибо необыкновенное творчество Вильгельма Лембрука затрагивает самый нерв понятия пластики».

Бойс имел в виду, что Лембрук и в своих скульптурах выразил что-то глубоко внутреннее. Его скульптуры, собственно, нельзя воспринять визуально:

«Его можно воспринимать лишь интуицией, когда совсем другие органы чувств открывают человеку свои врата, и это прежде всего слышимое, чувствуемое, желаемое, иначе говоря, в скульптуре обнаруживаются категории, которых в ней никогда прежде не было».

Начинается Вторая мировая война. Бойс получает в Познани специальность радиста и одновременно посещает в тамошнем университете лекции по естественным наукам.

В 1943 году его пикирующий бомбардировщик сбивают над Крымом. Пилот погиб, а Бойс, выпрыгнув из машины с парашютом, потерял сознание. Его спасли кочевавшие там татары. Они занесли его в свою палатку, где боролись за его жизнь восемь суток. Татары смазывали тяжёлые раны животным жиром, а затем заворачивали в войлок, чтобы согреть. Подоспевшая немецкая поисковая группа доставила его в военный госпиталь. Позднее Бойс получил ещё несколько тяжёлых ранений. После лечения он опять отправился на фронт. Завершил Бойс войну в Голландии.

Пережитое отразилось позднее в творчестве Бойса: жир и войлок превращаются в главные материалы его пластического творчества. Фетровая шляпа, которую Бойс постоянно носит, тоже результат его падения в Крыму. После тяжёлого повреждения черепа — волосы его обгорели до самых корней, а кожа головы стала крайне чувствительной — скульптор вынужден был постоянно прикрывать голову. Сначала он носил шерстяную шапочку, а затем переходит к фетровой шляпе лондонской фирмы «Стетсон».

Если Лембрук оказался идейным учителем Бойса, то Эвальд Матаре из Дюссельдорфской академии искусств стал его настоящим учителем. Начинающий мастер многому научился у Матаре. Например, умению передавать самое существенное в характерных формах животных.

В конце сороковых — начале пятидесятых годов Бойс ищет возможности другой пластики. Он почти одновременно в 1952 году создаёт глубоко задушевную и в то же время подчёркнуто-условную «Пиету» в виде пробитого рельефа и «Царицу пчёл», с её крайне новой формой пластической выразительности. Тогда же возникает и первая скульптура из жира, а потом появляется и крест, выражающий в творчестве Бойса новый художественный опыт. При этом Бойса прежде всего интересует символика креста, причём он понимает крест как знак идейного столкновения между христианством и материализмом.