Юрий Абрамов - 100 Великих Книг

Лирика Есенина глубоко интимна, но он умеет затрагивать такие неведомые струны, что они точно так же (если не сильнее) звучат в других сердцах. Его стихи воспринимаются не как о ком-то, а как о тебе самом, заставляя переживать и восторг, и разочарование, и радость жизни, и страх перед ней. Мало кто, как Есенин, способен передать такое щемящее чувство любви к Родине, неотделимое от любви к женщине. Иногда это любовь к матери, в «Москве кабацкой» — к возлюбленной:

Структура «Москвы кабацкой» чрезвычайно продумана. Здесь несколько небольших разделов, но, по существу, она распадается на две смысловые части: одна — пьяно-кричащая, выворачивающая душу на изнанку, другая — нежно-исповедальная, достигающая высочайших вершин лиризма. Черное и белое, тьма и свет, крик и шепот. С одной стороны:

Первоначально цикл «Москва кабацкая» — всего четыре стихотворения — был напечатан в книге «Стихи скандалиста». Сюда входило и печально знаменитое обращение к Айседоре Дункан. Однако в сборник 24-го года оно не вошло: то ли по цензурным соображениям, то ли по причинам личного порядка:

Потрясающая особенность «Москвы кабацкой»: ее завершает раздел, названный «Стихотворение как заключение». Всего одно. Но зато какое!

Это — своего рода предзавещание: поэт точно предчувствует скорую гибель. Заключение как бы венчает смысловую диалектическую триаду «тезис — антитезис — синтез» через неискоренимую борьбу Добра со Злом — к Очищению и обретению Умиротворения:

Творчество Есенина яркое, как метеор, оборвалось в полете. Его поэзия сродни русской песне и многие стихи из «Москвы кабацкой» давно уже положены на музыку, стали песнями, которые поют повсюду. И будут петь всегда. Пока жива Россия. А она — вечна!

Все три великие его поэмы начинаются с обращения Всемогущему времени: поэма «Владимир Ильич Ленин» -

Вступление в поэму «Во весь голос»:

И вот Октябрьская поэма «Хорошо!»:

Теперь через семьдесят лет мы «товарищи-потомки» видим, что обращение ко Времени было совсем не случайным. Всякий большой поэт по каким-то еще непознанным законам есть провидец, пророк, предсказатель будущего. Огромное множество примеров, которых здесь нет возможности приводить, перекрывается, наверное, одним. За 40 лет до рождения Иисуса Христа поэт Вергилий предсказал его явление миру.

Вот и Владимир Маяковский и прямо и намеками многократно говорит нам, что по его строкам будут изучать первое революционное десятилетие. Он скромничал. По его стихам постигают не только само время, но чувства и мысли людей, живших и воспринимавших это время. Оно было тяжелым и трагичным, но оно было и былинно — песенным, одухотворенным. Десятки песен, сотни стихов. Каждый как-то отражает эпоху. Но лучше В. Маяковского ту эпоху не смог отобразить никто.

Бессмертие и актуальность поэзии великого певца революции видно и из того, как сейчас топчут и рвут и мажут черным его имя. Видно сильно он чем-то задел мерзавцев. Особенно это проявилось в год столетнего юбилея поэта (1993).

Какой только грязи не натащили на страницы газет и журналов любители «демократии», «свободы» и пресловутых «прав человека». Но удивительно! Чем больше хулы и воплей, что де он воспевал не то, прославлял не то, тем выше он поднимался в глазах непредубежденной читающей публики. Простые, неискушенные люди говорили: «Так ведь не он эту эпоху придумал, он только отразил, но гениально отразил». Просчитались злопыхатели. Правда, извлекли уроки. Других гигантов решили не критиковать, а просто замалчивать.

Вся сила и мощь поэтического гения концентрированно выражены в огромной (более 3000 строк знаменитой «лесенки») поэме «Хорошо!». Из программных и поздних его созданий — эта — наиболее зрелая, отточенная, выверенная по каждому слову, по каждому знаку препинания.

Необыкновенные рифмы, неожиданные метафоры, смена ритмов, потрясающие сюжетные ходы, все, что накоплено предыдущими формалистическими увлечениями, переплавилось в редчайшую амальгаму.

Поэзию, конечно, бессмысленно пересказывать. Но все-таки, о чем же поэма? Из пролога и восемнадцати глав, первые пять посвящены «кадетской» России второй половины 1917 года: диалоги и монологи солдат, штабс-капитанов, крестьян, партийных деятелей. Две главы — 25-е Первый день. Главы 8-17 — интервенция и гражданская война. Последние три главы — гимн десятилетнему государству.

Поразительно, но в историческом, по существу, изложении на каждой странице присутствует автор, каждый эпизод, каждый штрих проходит через сердце и душу поэта. Маяковский, как никто, умел передать неотделимость судьбы поэта от исторической судьбы страны:

Кончается XX век, остаются книги. Величайшим романом уходящего века является «Тихий Дон» Шолохова. Беспощадна человеческая жизнь, беспощадно ее реалистическое отображение в настоящей литературе.

У романа и у автора много завистников и поэтому — много врагов. Даже присуждение автору Нобелевской премии по литературе в 1965 году — случай совершенно исключительный. Теперь стало известно, что «шведских мудрецов» ситуация приперла к стенке. У них просто не было другого выхода, не дать нельзя — будет полный конфуз, скандал, компрометация всей идеи. Мир не поймет. Вот только тогда отмечают российских гениев. Так было с Л. В. Канторовичем, так было и с М. А. Шолоховым. Но зато уж и достижение отмечается фантастически великое. Смею утверждать, что открытие оптимальных цен Канторовичем (математиком) перевешивает по весу всю сумму Нобелевских результатов по экономике во второй половине века.

Со времени создания «Тихого Дона» в мире нет ничего, что приближалось бы к величию и мощи этого этико-психологического романа. 710 действующих лиц, и из них — 170 реальных исторических персонажей. Но, конечно же, не в количестве дело.

Каждый, даже случайно промелькнувший на одной странице человек, введен в ткань романа сильной рукой мастера. Читаешь текст в третий, четвертый раз в течение жизни — и проявляются все новые и новые глубины. Как в симфониях П. И. Чайковского или Бетховена. В этом смысле «Тихий Дон» — беспределен и бесконечен.

И на фоне эпохальных политических событий и потрясений — трагическая стихия отношений Григория Мелехова и Аксиньи, рассказанная с такой полнотой психологических устремлений, порывов, чести, долга, обычаев. Мятущаяся натура Григория — так до конца и не разгаданная целым сонмом литературоведов-шолоховедов. Положительный этот герой или отрицательный? Какими мелкими и ничтожными кажутся нам эти «проблемы» перед лицом трагичности целого уходящего мира, где ставкой служат тысячи и тысячи человеческих жизней.