Алексей Горяйнов - 8000 рыбацких советов от знатока

– Какие у нее глаза! – и больше мы от него ничего не услышали, потому что все стали сматывать снасти, чтобы они не перепутались, так как у Болеслава села хорошая белуга.

Поляку пришлось с ней повозиться. Хотя рыба оказалась опять же не такая большая – на вид чуть более ста килограммов. Имевшиеся у нас стокилограммовый безмен слегка зашкаливал. Для контрольного взвешивания стоило везти на базу только ту рыбу, вес которой мог приближаться к двумстам килограммам.

Однако поляк, уже поймавший две рыбы, был в приподнятом настроении, и он спросил Леонтия снова:

– А что, отдал бы яхту, если выиграл?

– Конечно, – тут же ответил наш друг, даже не спросивший, кому имелось в виду ее отдать. – Мне ведь рыба нужна, а не выигрыш.

А я подумал: он прав, что такое деньги, богатство, по сравнению со значимостью человека. А Леонтий, ох, как хотел стать значимым! Особенно в глазах такой красивой девушки, как матрос Пивоварова. Очевидно, она очень ему нравилась: он так и провожал ее за ужином нежным взглядом и так скромно украдкой скользил им по ее пышной груди, выглядывающей из широкого выреза белой кофточки.

Поклевок до вечера не было. Семеныч уже зудел, что пора собираться. Солнце клонилось к морскому горизонту, как вдруг поплавок Леонтия подпрыгнул и заскользил по водной глади, уходя под воду. Рыболов, вцепившись в спиннинг руками, словно в гриву необъезженной лошади, напрягся и даже оскалился, и, невзирая на свою хрупкость, рванул так, что любому пудовому сазану он вырвал бы губу вместе с жабрами. А тут словно зацепился за кабель, проложенный по дну Каспия, – никакого движения, только толстенный спиннинг выгнулся дугою вместе с Леонтиевой спиной. И вдруг через несколько секунд, которые показались всем вечностью, бешено с визгом завертелась катушка. За каких-то пару минут рыба размотала весь трехсотметровый запас лески. Я стоял рядом и не знал, что делать. Хвататься за чужой спиннинг было неприлично. С якоря лодку уже не снять.

Семеныч кричал за моей спиной:

– Руби леску, пропадет парень не за грош.

Степан, находившийся от Леонтия дальше всех, подскочил на помощь в тот момент, когда водяной монстр уже тащил упиравшегося человека за борт. Проворностью Степан напоминал тяжеловеса, которому кольнули шилом в одно место. Оттолкнув меня и Семеныча, он легким движением руки хотел обнять друга за пояс, но тот как-то вдруг выскользнул из его объятий, и богатырь сумел вцепиться только в его колени. Леонтий повис за бортом, вытянувшись в струну. Он был продолжением звеневшей от напряжения лески. Лодку наклонило на один борт, и она черпнула воды. Те, кто остался без дела, сразу, как по команде, навалились на другой борт, выравнивая крен. На Леоне начала трещать одежда.

– Режь, на. леску, – снова закричал Семеныч.

– Как? – жалобно спрашивал я, пытаясь разглядеть ситуацию из-за широкой Степановой спины.

– Я тебе отрежу! – грозно прорычал Степан, упираясь лицом в колени Леонтия и лягая меня ногой.

Болеслав, нервно попыхивая трубкой, комментировал своему земляку:

– Смотри, как вытянуло парня. Интересно, кто быстрее лопнет, он или леска?

– Русский, – флегматично отвечал Войцех.

Вдруг Леонтий плюхнулся в воду и скрылся с головой. Я хотел прыгнуть за ним, но неудачливый рыболов вынырнул. В руке он держал спиннинг. Когда его подняли на борт, оказалось, что обломалась шпуля и перетерла леску.

– Ну, повезло тебе, парень, – сказал Семеныч, – хоть спиннинг сохранил.

После этого случая Леонтий стал казаться всем нам выше ростом. Может быть, взаправду его рыба вытянула, но, скорее всего, это произошло оттого, что он почувствовал себя значимым. Его все хвалили, подбадривали, пророчили чемпионскую славу. Матрос Пивоварова искренне утешала. Наконец-то все мы ясно разглядели в ней истинную женственность. И на танец она опять пригласила только его, а другим всем отказала, но уже не строя из себя Мэрилин Монро. От этого даже Степан расчувствовался и тихо сказал:

– Леонтий, если я установлю рекорд, я отдам тебе яхту для Пивоваровой.

А дальше произошло вот что. Мы продолжали выезжать два раза в день на рыбалку. Но успехи особенно не радовали: на десять человек была поймана всего лишь одна белуга килограммов на 80. Степан старался всегда ставить самого большого живца, если можно так назвать красноперку до килограмма весом. Он как-то умудрялся вылавливать самую крупную наживку. Кстати, Степан никогда не жаловался на неудачу. Он только лаконично замечал, к примеру, так: «Осталось четыре дня».

Однажды, просидев в баркасе до полудня, все стали собираться на обед. Степан сказал, что он останется.

– Вот упертый, – покачал головой Семеныч.

Этот упрек почему-то меня обидел, мне казалось, что наши рыболовные неудачи на самом деле зависели от нерадивости егерей.

– Я тоже останусь, – сказал я.

– Не, ну я поеду, – посмотрел на нас, как бы оправдываясь, Леонтий.

– Да плыви, плыви, – сказал Степан, и когда друг замешкался, добавил: – Не, я, правда, без обиды, ведь тебя там ждут.

Егерь замахал фуражкой, давая сигнал рулевому второго баркаса, стоявшего на якоре в полумиле от нас, и вскоре подошедшее суденышко забрало наших, кроме меня и Степана.

Через час на одну из удочек Степана, на которой стояла особо крупная красноперка, клюнуло. Наживку перед забросом я для интереса взвесил на карманных весах – 1 кг 200 г. Как и в случае с Леонтием, какая-то сверхмощная сила тащила леску с катушки, поставленной на усиленный тормоз. Все происходило как бы с легкостью роспуска чулочных ниток. Лицо Степана мгновенно покрылось испариной. Изо всех сил он пытался притормаживать катушку, но неудержимая ручка мультипликатора в кровь разбивала пальцы. Я с волнением наблюдал, как все меньше и меньше на катушке оставалось лески. Про то, чтобы вовремя сняться с якоря, мы не подумали, а теперь уже было слишком поздно.

– Леска кончается, – сказал я, как будто Степан сам этого не замечал.

Он не произносил ни звука.

– Осталось не более тридцати метров, – комментировал я. – Двадцать, десять. – Что же дальше?

Степан угрюмо и напряженно продолжал молчать. Было ясно, что рыба, как и в случае с Леонтием, сломает катушку.

Вдруг Степан схватился за леску и протянул мне спиннинг.

– На, держи быстрее! Да крепче держи!

Я схватил удилище. Степан тем временем согнул в локте правую руку и быстро намотал на рукав куртки несколько витков лески.

– Посмотрим еще, кто кого! – произнес он, приседая на одно колено.

Леска вытянулась над водой на сотни метров струною. И застыла: ни туда ни сюда.

– А, врешь, не возьмешь! – радостно вскричал Степан, вспомнив, видимо, Василия Ивановича Чапаева во время вражеской атаки.

Единоборство длилось минуту, может быть, чуть больше. Затем вдруг невероятных размеров рыбища взметнулась над водой, пытаясь освободиться от крючка, и леска ослабла.

– Спиннинг давай! – заорал Степан. – На нас поперла!

Он мгновенно смотал с руки леску и так же мгновенно намотал ее на катушку. Крутил ручкой быстро, но натяжения все еще не было. Вот уже половина лески выбрана. Значит, рыба, по-прежнему не сбавляя темпа, наступала на лодку. Я вспомнил фильм «Челюсти» и на какой-то миг испугался.

– Падай на дно, – закричал Степан. – Она идет на таран.

– А ты?

– Как-нибудь!

Я не упал, но на всякий случай покрепче вцепился в борт баркаса. А белуга вдруг замедлила ход, и на поверхности воды показалась ее огромная черная спина. Видимо, выпрыгнуть у нее сил уже не было. Она стала снова упираться, но теперь Степан ее понемногу подтаскивал, и она неуклонно приближалась к баркасу.

– И что мы с ней будем делать? – робко спросил я.

– Погоди, никуда она не денется! – заверил Степан.

В воде показалась огромная тень, и тотчас у самого борта я сумел разглядеть огромную голову и спину белуги. Степан, подтягивая ее кверху, скомандовал:

– Возьми канат, просунешь ей в жабры через рот.

– Как?

– Как хочешь!

Белуга была малоподвижна и неповоротлива и дала Степану приподнять свою голову над водой. Рот ее раскрылся, и я, сунув по локоть руку в ее огромную пасть, протолкнул один конец каната через жабры. Затем оба конца завязал петлею.

– Теперь она наша! – воскликнул Степан, перехватывая у меня канат.

Я тем временем думал: «Сейчас она нам даст шороху». Схватив другую толстую веревку, быстро соорудил на ее конце двойную петлю и прыгнул с нею в воду. Ощущения малоприятные, когда ты находишься бок о бок с таким чудовищем в его родной стихии. И все же я добрался до белужьего хвоста, набросил на него петлю и сунул свободный конец Степану. Он тем временем уже сумел неподвижно закрепить голову белуги у борта.

Когда к корме был так же приторочен и хвост, Степан плюхнулся на дно баркаса и стал нашаривать что-то в своем рюкзаке. Достав оттуда бутылку водки, он протянул ее мне.