Эндре Гёмёри - Сверхбогачи

Трюк с притворными письмами удался: правительство Наполеона действительно помогло Ротшильдам, чтобы английское золото в конце концов попало сначала в Испанию, а затем в руки Веллингтона. Золото беспрепятственно перевезли через Ла-Манш, оттуда Джеймс Ротшильд привез его в Париж, а Карл Ротшильд, впоследствии миллионер в Неаполе, с помощью французских банкиров переправил его уже дальше, через Пиренеи.

Конечно, дело было не лишено риска. В какой-то момент начальник полиции города Кале во Франции даже заподозрил недоброе. Но его «подмазали». Потом стал требовать от своего правительства ордера на арест некоего Джеймса Ротшильда уже начальник полиции Парижа. Однако министерство финансов продолжало слепо верить притворным письмам к парижскому Ротшильду, и золото беспрепятственно продолжало поступать в армию Веллингтона.

К концу наполеоновских войн Ротшильды практически держали в своих руках финансовые связи не только английского правительства с Веллингтоном, но и между Англией и ее союзниками — Австрией, Пруссией и царской Россией.

Заключительный аккорд наполеоновской эпохи — битва под Ватерлоо — даровал Ротшильдам еще больший шанс. Битва под Ватерлоо, как известно, сделала Англию первой державой Европы, а Ротшильдов — первыми банкирами континента. Жирный «куш Ватерлоо» Ротшильдам удалось захватить потому, что во время наполеоновских войн пять братьев-банкиров для осуществления своих рискованных финансовых операций организовали не имевшую ранее примера в истории информационную и курьерскую службу. (Эта служба продолжала существовать в своей первозданной форме для лондонской ветви Ротшильдов и после победы над Наполеоном, вплоть до второй мировой войны!)

Информация вообще стоит денег, а что могло быть дороже информации об исходе битвы под Ватерлоо? Связь, надеюсь, здесь ясна, и лондонская биржа следила за ее исходом со страхом. Если при Ватерлоо победит Наполеон, цены облигаций английского государственного займа начнут падать. Если же он проиграет сражение, империя его мгновенно рухнет, и бумаги подскочат в цене до небес.

19 июня 1815 г. поздно вечером курьер Ротшильдов сел в порту Остенде на быстроходный корабль курьерской службы Ротшильдов, который, согласно законам банкирского дома, не имел права перевозить никого из «посторонних». Натан Ротшильд ночь на 19 июня провел на английском побережье Ла-Манша в одном из портов, в Фолкстоне, и на рассвете 20 июня уже знал от своего курьера, что Наполеон битву под Ватерлоо проиграл. Курьер Ротшильдов на восемь часов опередил всех остальных, даже курьера самого герцога Веллингтона.

А Натан Ротшильд первым делом сообщил о поражении Наполеона английскому правительству, после чего отправился на фондовую биржу. Всякий средней руки банкир, имея в руках такую информацию, принялся бы на все свои деньги скупать долговые бумаги английского государственного займа. Всякий, но не Натан Ротшильд! Он, наоборот, продал облигации английского государственного займа. В огромном количестве. Ни слова не говоря. Просто стоял на своем привычном месте на бирже у колонны, которая с тех пор так и называется — «колонна Ротшильда», и продавал, продавал... По бирже пронесся слух: «Ротшильд продает!» Значит, он что-то знает! Значит, битва при Ватерлоо проиграна?! А лондонский Ротшильд продолжал выбрасывать на фондовый рынок все новые пакеты английских государственных бумаг. И лишь затем, выждав подходящий момент, когда государственные бумаги упали до самого низкого уровня, но биржа еще не проснулась, он одним махом все, что только что продал, скупил назад. Но уже за мизерную часть их номинальной стоимости. А несколько часов спустя до биржи дошло официальное сообщение о поражении Наполеона. И цена на облигации государственного займа Англии снова взвилась вверх. На недосягаемую высоту. Банкирский дом Ротшильдов загреб буквально бессчетную прибыль.

Фредерик Мортон, один из летописцев династии, 140 лет спустя так комментировал эти события: «Не поддается учету, сколько замков, скаковых конюшен, картин Ватто, Рембрандта заработал он для своих потомков в этот день».

После падения Наполеона банкирский дом Ротшильдов осуществил выплату Лондону, Вене и Берлину французских репараций в сумме 120 млн. ф. ст., разумеется, за жирные проценты. Через их же руки потекли финансовые средства, которые английское правительство предоставило Вене в качестве материальной компенсации за потери в войне против Наполеона. Поэтому в 1817 году венский императорский двор милостиво дал понять Ротшильдам, что они заслуживают награды. Надворный советник фон Ледерер, ведавший вручением императорских наград и поощрений, внес предложение пожаловать Ротшильдам табакерку из золота с бриллиантовой монограммой императора на крышке. В ответ Ротшильды деликатно информировали двор, что бриллиантов у них своих предостаточно, лучше уж пусть им пожалуют дворянство. Правительство охнуло, но фон Ледерер посоветовал императору: «Учитывая, что братья Ротшильды — иудеи, определим их на самую низшую ступень дворянства». Так Ротшильды получили из Вены право писать свою фамилию с приставкой фон.

Предложили братьям представить двору и проект своего фамильного герба. Братья были люди смелые и направили в императорскую канцелярию такой проект дворянского герба, которому могли позавидовать и наследные принцы. На этом гербе было все на свете — от орла до леопарда, от льва до пучка из пяти золотых стрел, зажатых в руке, которые символизировали единодушие пятерых братьев. Кроме того, они запроектировали вокруг герба нарисовать воинов с коронами на головах и в доспехах. Перепуганная «геральдическая канцелярия» написала министру финансов, что предлагаемый Ротшильдами проект герба нельзя утвердить, потому что, согласно законам геральдики, на гербе простых дворян не положено изображать ни короны, ни льва, ни орла. Затем чиновники канцелярии взялись за перья и исчеркали новый герб, изготовленный по заказу Ротшильдов за такие большие деньги.

Немногим позднее, 23 сентября 1822 г., банкирский дом Ротшильдов предоставил Меттерниху личный заем в 900 тыс. золотых флоринов сроком на семь лет под очень льготные проценты. И сразу, через какие-то пять дней, императорским указом все пять братьев Ротшильдов были возведены в ранг баронов, а бюрократы из «геральдической канцелярии», скрежеща зубами, позволили изобразить на гербе все, что Ротшильды ранее изобразили на своем проекте герба: и орла, и льва, и боевой шлем.

Так что и по сей день герб, полученный милостью Меттерниха, красуется на бумаге для личной переписки членов банкирского дома Ротшильдов.

В Лондоне же в первые десятилетия после падения Наполеона и на многие поколения вперед интересы английского государства тесно переплелись с интересами Ротшильдов. (Банк Англии и ныне часть своих операций с золотом осуществляет через банкирский дом Ротшильдов. В лондонском офисе госбанка на третьем этаже сидят представители пяти крупнейших банкирских домов, в том числе и представитель банка Ротшильдов. Они-то и определяют на каждый день курс золота на английской бирже.)

Один из братьев Ротшильдов — Джеймс, обосновавшийся во Франции, главный герой трюка с контрабандой золота для Веллингтона, теперь занимал пост генерального консула Австрийской империи в Париже. В 1828 году он купил изумительный по красоте и богатству дворец министра полиции Наполеона Фуше на улице Лаффит. (Когда у него спросили, почему он выбрал именно этот дворец, Джеймс Ротшильд отвечал: «Потому что этот самый Фуше вынюхивал мои следы в деле Веллингтона и чуть даже не арестовал».) И по сей день этот дворец — верховная ставка Ротшильдов во Франции.

Поэт Гейне несколько раз бывал гостем в доме на улице Лаффит, но его свободолюбивый нрав не очень-то сносил всеобщее коленопреклонение перед золотым тельцом, и Гейне писал: «Наблюдал, как кланяются и унижаются перед ним люди. Изгибают свои позвоночники, как не смог бы ни один самый выдающийся акробат. Моисей, очутившись на святой земле, снял обувь. И я уверен, что эти деловые агенты тоже побежали бы во дворец босыми, если бы не побоялись, что запах их ног будет неугоден барону... Сегодня я видел, как один разодетый в золотую ливрею лакей шел г. баронским ночным горшком по коридору. Какой-то биржевой спекулянт в это время стоял в коридоре. Перед столь важным сосудом сим он даже снял шляпу. Я запомнил имя этого человека, потому что со временем он непременно станет миллионером...»

Гейне не склонился перед золотым тельцом. Однажды Джеймс Ротшильд устраивал званый ужин для нескольких своих приятелей, тоже банкиров. После ужина он пригласил на кофе и коньяк и Гейне — наверняка для того, чтобы тот блеском своего остроумия развлекал банкиров. Но поэт вернул приглашение с такой припиской: «Милый господин барон, я имею обыкновение пить кофе после ужина там, где я поужинал...»