Али Шариати - Фатима – дочь Пророка

Любовь и вера следуют за познанием. Это то, что двигает духом и поднимает нацию. Это то, почему лицо Фатимы (А) осталось сокрытым за постоянными молитвами, панегириками и оплакиваниями ее последователей.

У мусульманских социумов есть три лика женщины. Одно из них – традиционная женщина. Другое – лицо современной женщины, подобное европейскому, лицо женщины, которая только что начала культивировать и представлять себя сама. Третье – лицо Фатимы (А), не имеющее никакого сходства с тем, что являет собой этническая мусульманка. Личность этнической мусульманки, ее образ, существующий в умах последователей этой религии, так же далек от личности Фатимы (А), как та далека от современенной женщины.

Крики, поднимаемые сегодня во всем мире, на Востоке, и, в частности, в мусульманских обществах, направлены против всего того, что является результатом разрушения человеческих ценностей. Они происходят от воздействия, которое оказывается на общественное мнение и поведение людей. Главным образом, изменение человеческой формации приводит к появлению особого типа интеллектуальных, образованных мужчин и женщин, модернистов, противостоящих религиозным мужчинам и женщинам. Никакая сила не может предотвратить рост этого противостояния.

Эти изменения не поддерживаются никем и не могут отрицаться. Все это находится вне поля дискуссии. Скорее мы сошлемся на изменение в обществе, в одежде человека, его мыслях, стиле и укладе жизни. Женщина также следует этой перемене. Невозможно, чтобы она оставалась такой, какой была.

В предыдущих поколениях сын был обречен на то, чтобы являться копией своего отца. Отец не боялся, что сын будет иным, нежели он сам. Между ними не было дифференциации, и существовали настолько сильные симпатии и узы, что всякие сомнения и неопределенность исключались в общении между ними. Одной из особенностей нашего времени – и на Востоке, и на Западе – является наличие дистанции между предыдущим и подрастающим поколениями. По календарному времени это расстояние составляет тридцать лет, но с социальной точки зрения оно равно тридцати столетиям.

Вчера общество было постоянным. Ценности и социальные характеристики казались незыблемыми. За период в сто, двести и триста лет ничего не менялось. Основа общества, формы производства и распределения, тип потребления, социальные связи, правление, религиозные ритуалы, положительные и отрицательные стереотипы, искусство, литература, язык – все было одним и тем же от деда до внука.

В таких неизменяемых мирах и закрытых обществах, где социальное время стоит на месте, мужчины и женщины остаются в постоянной форме. Совершенно естественным является то, что дочь – копия своей матери. Различие во мнениях между матерью и дочерью могло быть связано лишь с посторонними вещами или повседневными конфликтами. В сегодняшнем мире девушка, не сбиваясь с пути и не впадая в разврат, создает дистанцию между собой и своей матерью. Они чужие по отношению друг к другу. Расстояние в 15, 20 и 30 лет разделяет их на представителей двух разных народов, на два разных социальных существа, относящихся к двум различным социальным типам, двум различным историям, культурам, языкам, двум отличным друг от друга системам взглядов и двум различным жизням. Их связь друг с другом заключается лишь в том, что у них один и тот же домашний адрес.

Во внешних социальных формах мы видим то же расхождение и историческую дистанцию между поколениями и типами мироощущения. Например, мы видим стада овец, пасущихся на асфальтовых улицах Тегерана – их доят на глазах столичного потребителя, – и в то же время пастеризованное молоко продается в супермаркетах. Или, например, видим верблюда, стоящего рядом со спортивной машиной марки «Ягуар». Дистанция между ними такая же, как и та, что отделяет Каина и Авеля от эры электроники и автомобилей.

Мы видим мать и дочь, с этим разрывом между ними, которые идут плечом к плечу по улице, поедая пахлаву или иную сладость. Если мы рассмотрим их вместе, то не получим естественную и постоянную общность. Очевидно, что мать находится в начале заката своей жизни. Она устала и хранит обычаи. С другой стороны, дочь лишь начинает свое жизненное странствие. Совершенно ясно, что дочь никогда не будет есть пахлаву с тем же ощущением, что мать.

Возможность идентичности между матерью и дочерью все еще существует. Мать будет иметь отношение к дочери в той же степени, в которой та связана со своей матерью.

Изменение от типа матери к новому типу, представленному дочерью, неизбежно. Но лишь только новички пишут об этом феномене. Они не вкусили оскорбительного языка, обвинений, гнева, наказаний и унижения. Они не ощущали цепей и оков на своих шеях. Они никогда не подвергались побоям и не кричали от боли. Они никогда не ощущали тошноты от потери силы.

Эти наблюдатели социальных перемен только прикасаются к подобным проблемам, но работа уже сделана. Они растрачивают свои усилия. Результаты оцениваются как менее чем нулевые. Противоречие усиливается.

Те, кто является проводниками, кто объясняет ситуацию, ошибаются, пытаясь действовать во имя веры, религии и милосердия и сохранять при этом формы, унаследованные от прошлого. Они стремятся сохранить старые традиции и обычаи. Они ссылаются на Коран как на «наследие древности», «старинные сказания» или «истории времен оных».

Все эти слова отсылают к первоначальным мифам и праотцам. Те, кто действует в качестве проводников, рассматривают старинное как синоним традиционного. В результате они называют любую перемену, включая изменение в одежде и прическе, неправильной. Они ошибочно верят в то, что духовный источник и подчинение Богу (Ислам) могут быть заключены в поклонении чему-то древнему. Они отворачиваются от всего нового, от любой перемены и возрождения.

Женщина, с их точки зрения, должна полностью оставаться такой же, какая она есть сегодня. Эта ее формация существовала в прошлом и является частью общественной традиции. Она имела место в XIX или в XVII веке, или даже в доисламскую эпоху, но при этом рассматривается как религиозное исламское явление, подлежащее консервации. Тот, кто ищет традицию, принимает эту точку зрения, потому что она является частью его жизни и отвечает его интересам. Они пытаются остаться неизменными и сохранить явления прошлого навеки. Они говорят: «Ислам хочет, чтобы было так. Этот образ жизни дала религия. Она должна остаться таковой вплоть до Судного Дня».

Но мир меняется. Меняется все. Меняются господин N. и его сын. А женщина должна сохранять постоянный облик. Обобщая, можно сказать, что их точка зрения состоит в том, что Пророк (С) запечатал женщину в ее традиционной форме, и ей следует иметь характеристики, которые Хаджи Ага (ее супруг) хотел бы видеть в ней.

Такой тип мышления стремится сбить нас с пути. Если мы будем пытаться удерживать старые формации в силу нашей неопытности, время оставит нас позади. Мы должны осознать, что разрушение все еще является реальностью.

Упорство в сохранении подобных форм не принесет никаких плодов, никогда не найдет отклика. Они не могут быть сохранены, так как представляют собой мертвые, преходящие обычаи. Те, кто ищет руководство, пытаются объяснить социальные традиции, которые устоялись через обычаи, в религиозных терминах.

Когда мы приравниваем религию к социальной или культурной традиции, то делаем Ислам защитой для упадочных явлений жизни и общества. Мы спутываем культурные и исторические феномены с суеверными взглядами, переданными по наследству. Время меняет обычаи, социальные взаимосвязи, исторические явления и древние культурные символы.

Мы ошибочно верим, что исламская религия сводится к социальным традициям. Разве сегодня не совершены величайшие ошибки? Разве мы не видим это собственными глазами?

Существует три основных, хорошо известных метода решения проблемы. Консерватизм – это метод, используемый защитниками традиции, интерпретируемой как культура. Он стоит на вооружении лидеров, которые защищают и охраняют социум, потому что этим защитникам есть что защищать. Логика консерваторов состоит в следующем: если мы изменяем обычаи прошлого, то это сходно с тем, как если бы мы отделили дерево от корней. Культурные коммуникации, охраняемые обычаем, связаны с телом социума подобно сети нервов. Если уничтожить корни, то наступит смерть дерева.

Это так, поскольку после великих революций приходят в жизнь страдания, беспорядок и диктатура. Необдуманное, неожиданное устранение социальных и культурных явлений в быстрой, революционной манере вызовет в обществе внезапный вакуум. Печальные результаты этого становятся видны, когда революция идет на спад.

Революционность – метод, используемый лидерами, которые оторвались от своих корней, считая, что все обычаи базируются лишь на старых суевериях и, таким образом, являются реакционными и прогнившими. Причина, побуждающая революционеров к действию, такова: сохраняя прошлые культурные традиции, мы держим общество во вчерашнем дне. Мы в стагнации. Поэтому революционный лидер говорит, что все формы, унаследованные от прошлого, должны быть уничтожены, так как они подобны цепям на наших руках, ногах, духе, мыслях, воле и мироощущении. Надо разорвать связи с прошлым. Новые правила должны заменить старые, иначе общество останется темным, фанатичным и застывшим.