Николя де Виллар - Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках

— Вы правы, — серьезным тоном отвечал мне граф, — воистину волшебный инструмент. Не будь его, Священное Писание, история, баснословие и природа оставались бы темными и непостижимыми уму. Вы полагаете, например, что оскорбление, которое Хам нанес своему отцу, было именно таким, как следует из буквального прочтения Библии; на самом же деле это вовсе не так! Выйдя из ковчега и увидев, что его Веста страшно похорошела благодаря своей связи с Оромазисом, Ной снова воспылал любовью к жене. И вот тут-то Хам, опасаясь, как бы родитель не заполнил землю чернокожим, смахивающим нa эфиопов потомством, улучив удобный миг, безжалостно оскопил отца. Вы смеетесь?

— Я смеюсь над бесстыдным рвением Хама.

— А следовало бы восхищаться порядочностью саламандра Оромазиса: ведь ревность не помешала ему проникнуться состраданием к несчастному сопернику. Он открыл сыну своему Зороастру, иначе называемому Иафетом, имя Бога всемогущего, в коем заключена сила вечного плодородия; Иафет, пятясь в сторону отца, шестикратно вместе со своим братом Симом произнес грозное имя Иабамиах, вследствие чего старец обрел то, что было у него отнято Хамом. Эта плохо понятая история дошла до греков, которые превратили ее в рассказ о том, как древнейший из богов был оскоплен одним из своих детей; теперь вы знаете истинную суть. Из всего сказанного можно заключить, насколько мораль сынов огня более человечна, чем наша собственная, и даже превосходит мораль детей воздуха или воды, чья ревность нередко перерастает в жестокость, как о том поведал нам божественный Парацельс в рассказе о событиях, приключившихся в городе Штауфенберге. Некий философ, вступивший в связь с нимфой для того, чтобы обессмертить ее, оказался довольно непорядочным человеком: взял да и влюбился в обычную женщину. И вот однажды, сидя за ужином со своей новой любовницей и несколькими друзьями, он увидел, как в воздухе перед ним возникла прелестнейшая на свете ляжка; незримая нимфа хотела таким образом показать его друзьям, какую оплошность он совершил, предпочтя ей простую представительницу прекрасного пола. После чего разгневанная нимфа умертвила его на месте.

— Ах, сударь, — вскричал я, — подобные выходки и впрямь могли бы отвратить меня от знакомства со столь деликатными любовницами!

— Должен признаться, — продолжал граф, — что их деликатность носит довольно разрушительный характер. Но если и земные жены, доведенные до крайности, подчас решаются на убийство своих любовников, то что же говорить о нимфах! Сии прелестные и верные создания не выносят измен; их гнев тем более извинителен, что они требуют от нас лишь отказа от общения с женщинами, коих просто терпеть не могут, но зато предоставляют нам полную свободу в связях с другими дочерьми стихий. Для них интересы товарок, стремящихся к бессмертию, важнее личной выгоды, и чем больше бессмертных потомков дарят Мудрецы их царству, тем счастливее становятся дети стихий.

— Но скажите мне, сударь, — вмешался я, — отчего мы видим так мало примеров того, о чем вы говорите?

— На самом деле, сын мой, таких примеров множество, но люди либо не задумываются над ними, либо не верят в них, либо, не будучи знакомы с принципами каббалы, дают им превратное объяснение. Они приписывают демонам все то, что следовало бы приписать сынам стихий. Один малолетний гном влюбил в себя знаменитую Магдалену де ля Крус, настоятельницу монастыря в Кордове, в Испании; она осчастливила его, когда ему было всего двенадцать лет; их связь длилась целых три десятилетия. По прошествии этого времени некий невежественный духовник убедил Магдалену, что она связалась с бесом, и велел ей просить отпущения грехов у папы Павла III. Следует, однако, признать, что ее любовник не мог быть демоном; вся Европа прослышала о чудесах, которые он каждодневно творил в честь святой Девы, а Кассиодор Рем описал их в назидание потомству. Ни о каких чудесах не могло быть и речи, если бы эта связь носила бесовской характер, как воображал себе почтенный духовник. Если я не ошибаюсь, именно он пылко доказывал, что сильф, с коим сожительствовала юная послушница Гертруда из Назаретской обители в кёльнском диоцезе, тоже был просто-напросто бесом.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь.

— Ах, сын мой., — продолжал с улыбкой граф, — будь так, дьявол отнюдь не считался бы несчастнейшей тварью: ведь что за удовольствие водить шашни с тринадцатилетней девицей да писать ей любовные записки, которые были потом найдены в ее шкатулке! Но поверьте, поверьте, сын мой, демоны, неся в обители смерти, заняты куда более неприятными делами, навязанными им разгневанным Богом, радеющим о духовной чистоте. Когда мы, к примеру, читаем у Тита Ливия, что Ромул был сыном Марса, вольнодумцы говорят нам: "Все это просто басни", теологи утверждают: "Он был сыном дьявола-инкуба", а насмешники зубоскалят: "Когда мадемуазель Сильвия лишилась своего девического сокровища, ей, дабы избежать позора, пришлось заявить, что его похитил бог Марc". Но мы, познавшие все тайны природы, мы, призванные Господом из тьмы к Его восхитительному свету, мы-то знаем, что этот Марс был на самом деле саламандром, влюбившимся в юную Сильвию и сделавшим ее матерью великого Ромула, истинного героя, основавшего гордый Рим, затем вознесенного своим отцом в небо на огненной колеснице точь-в-точь так же, как Оромазис вознес Зороастра.

Другой саламандр приходился отцом Сервию Туллию; Тит Ливий сообщает, что он был огненным богом, но невежды, обманутые сходством саламандра с дьяволом, вынесли о нем такое же суждение, как и о родителе Ромула. Знаменитый Геракл и непобедимый Александр были отпрысками величайшего из сильфов. Историки, коим это неведомо, считают их отцом Юпитера; сие мнение достаточно справедливо, ибо, как мы с вами знаем, все эти сильфы, нимфы и саламандры были возведены в ранг божеств и верившие в них историки с полным основанием называли их потомков сынами Божьими.

К ним относятся божественный Платон, еще более божественный Аполлоний Тианский, Геракл, Ахилл, Сарпедон, благочестивый Эней и знаменитый Мельхиседек — вы же не знаете, кто был его отцом.

— Откуда мне знать? — отозвался я. — Ведь этого не знал и сам апостол Павел.

— Скажите лучше, что он умалчивал об этом, ибо не имел дозволения разглашать каббалистические тайны. Он прекрасно знал, что отцом Мельхиседека был Сильф и что царь Салима был зачат в ковчеге женой Сима. Этот первосвященник совершал те же самые обряды, каким Эгерия научила царя Нуму, общим было и поклонение верховному божеству, не имеющему зримого образа и непредставимому в виде изваяния. Став идолопоклонниками, римляне сожгли священные книги Нумы, продиктованные ему Эгерией. Их первым богом был Бог истинный, истинным же был и их изначальный культ: они приносили Владыке мира бескровные жертвы хлебом и вином, но впоследствии все это подверглось извращению и искажению. Однако, памятуя об изначальном этом культе, Господь даровал уверовавшему в Него Риму власть над всей вселенной.

— Прошу вас, сударь, — прервал я графа, — Давайте оставим в покое Мельхиседека, его отца-сильфа, его двоюродную сестру Эгерию, а заодно и жертвы хлебом и вином. Все сии доказательства кажутся мне малоубедительными; был бы премного вам обязан, если бы вы поделились со мной более свежими новостями. Я слышал, что, когда у некоего богослова спросили о судьбе спутников того сатира, что явился когда-то святому Антонию, — вы называете этих существ сильфами, — он ответил, что все они теперь вымерли. Не постигла ли такая участь и тех жителей стихий, коих вы признаете смертными, — ведь от них не доходит к нам никаких вестей.

— Молю Бога, — отозвался задетый за живое граф, — молю всезнающего Бога, чтобы Он и думать забыл об этом незнайке, который только и делает, что выставляет напоказ свое невежество. Молю Бога, чтобы Он пристыдил и его самого, и всех ему подобных. Откуда этот незнайка взял, будто природные стихии обезлюдели, будто вымерли чудесные обители этих областей? Если бы он не следовал примеру досужих кумушек и не приписывал дьяволу всего, что превосходит его собственные химерические взгляды на природу, если бы он дал себе труд хоть мельком перелистать кое-какие исторические сочинения, то уразумел бы, что во все времена и во всех странах засвидетельствовано множество доказательств того, о чем я говорю.

Что сказал бы ваш богослов относительно абсолютно подлинной истории, приключившейся недавно всё в той же Испании? Некая прелестная сильфида влюбилась в молодого испанца, прожила с ним три года, подарила ему трех очаровательных малышей, а затем скончалась. Ваш богослов наверняка заявил бы, что эта сильфида была дьяволом. Нечего сказать, мудрый ответ! Но вдумаемся: какие же естественные законы позволили этому дьяволу облечься плотью женщины, обрести способность к зачатию, деторождению, вскармливанию своих младенцев молоком? Сыщется ли в Писании доказательство всех этих необычайных чудес, которые вашими теологами приписываются дьяволу? И какие объяснения этому могут они почерпнуть в своей хилой физике? Иезуит Дельрио, будучи добросовестным человеком, не мудрствуя лукаво, повествует о множестве подобных историй, но, не задаваясь вопросом об их физических причинах, объявляет этих сильфов демонами: вот вам и доказательство того, что Господь любит уединяться в своем заоблачном чертоге и, окутавшись мраком, скрадывающим Его грозное величие, пребывает там в сфере недосягаемого света, открывая свои истины лишь тем, кто смиренен сердцем. Научитесь же смирению, сын мой, если хотите проникнуть в эту священную тьму, где таится истина. Признайте вслед за мудрецами, что демоны утратили всякую власть над природой с тех пор, как роковой камень замкнул их в кладезе бездны. Научитесь у Философов отыскивать естественные причины сверхъественных явлений, а если такие не отыщутся, обратитесь за советом к Богу и святым ангелам, а не демонам, чьей участью стало одно только безысходное страдание; поступая иначе, приписывая дьяволу честь создания чудеснейших творений природы, вам ничего не стоит впасть в невольное кощунство. Когда вам скажут, например, что божественный Аполлоний Тианский был зачат без вмешательства мужчины, что некий могущественный саламандр был демоном, то тем самым, отняв славу у одного из величайших людей, рожденных в философическом браке, вы увенчаете ею какого-нибудь беса.