Евгений Щукин - Коса и камень. Зелот о Масонстве (сборник)

– Можно ли сказать, что масонство сыграло какую-то роль в вашей социализации? Вы назвали себя социофобом и говорили о проблемах при общении с людьми, масонство вам в этом плане помогло?

– Да, конечно, но во многом это естественный процесс – просто очень много работы в организации, и не остается времени на общение за пределами масонских кругов.

– Существует ли конфликт между эзотерической и экзотерической составляющей вашей жизни? Можете ли вы выделить проблемы, которые возникают при совмещении этих двух сторон вашей жизни?

– Нет, такого конфликта нет. Есть конечно тайная часть ритуальной работы в ложе, это даже больше относится к мартинизму как более практическому духовному учению, чем масонство, которое, в свою очередь, – более внешнее. Но конфликта я не вижу, потому что у меня всегда есть возможность сказать человеку «нет» и не говорить с ним на какие-то темы. Есть вещи, которыми я, напротив, очень хочу поделиться, вот прямо не терпится, тогда я все равно о них говорю, но непрямыми путями, какими-то намеками.

– На ваш взгляд, можно ли говорить о разграничении истинного и ложного эзотеризма?

– Нет, категорически нет, об этом может судить только Бог, а я о путях других людей судить не могу. Возьмите какого-нибудь картинного сатаниста или шестнадцатилетнего гота, который режет кошек на кладбище. А кто мне гарантирует и докажет, что в нем нет искры Божьей, что в нем нет чего-то истинного просто потому, что он ушел в сторону, начитавшись книжек Лавея? Ну отбросит он со временем все это, да и проявится в нем истинный принцип.

– Есть ли что-то в масонстве, что вас отталкивает? Ритуальная составляющая, иерархия, отношения с наставниками и руководством, может быть?

– Нет, ритуалы я очень люблю, в масонстве они очень красивые. Иерархия в масонстве очень относительная на самом деле. Ведь она там не дает никаких особых прав в отношении управления жизнью людей и является в значительной степени тоже ритуальной, церемониальной. Мне все это нравится – традиционность, ритуальность, поэтому конфликтов в этом смысле не было.

– Можно ли сказать, что на вашем личном масонском пути были какие-то ошибки, провалы, сложности, трудности?

– Это скорее ровная дорога.

– Как вы представляете ваше участие в эзотерическом сообществе и ваш собственный путь в ближайшие 2—3 года?

– Ну, у нас сейчас очень бурная, активная жизнь, мы развиваем наше новое послушание, за один год мы продвинулись очень далеко. Мы начинали с ложи 7 человек, а за год мы выросли до 18, есть тесные контакты с французским центром нашего послушания, мы собираем 2 раза в месяц в полном составе работы в ложе, что показывает, что группа у нас именно сплоченная, а это и есть то, к чему мы стремились. Масонство отрицает индивидуальное посвящение: человек не может быть масоном вне ложи, он должен участвовать в ее работах постоянно, и не за патенты, а за идею. Этот год показал, что перспективы у нас огромные, в следующем году мы откроем еще одну ложу, так что все очень радужно.

***

– Чем в принципе вас привлекают эзотерические учения по сравнению, скажем, с другими типами мировоззрения – философией, наукой, религией? Как вы понимаете вообще, что такое эзотеризм?

– Фактически любое из перечисленных мировоззрений сопряжено с собственными догмами (масонство тоже, но меньше). Масонство предлагает наибольшую свободу, если мерить лично моими мерками. Эзотерика же вообще всегда старалась примирить научное мировоззрение с религиозным (я считаю, что именно в этом ее суть), а мне близка и идея примирения, и идея осознанного постижения незримого мира (НЕ вера). В общем, мне кажется, что здесь наличествует синтез всего, что есть в науке, религии и соответствующих группах людей, и люди – тоже с более широкими взглядами и кругозором. Не в обиду никому, но я полагаю то, что сейчас называют философией, скорее чем-то вроде Каббалы Лайтмана или современных методик психотерапии – придумыванием науки на ходу путем создания бесконечного множества новых терминов и выстраивания их в конкурирующие системы – системы терминов для обозначения терминов и ради самих терминов, где суть уже давно потерялась. А поиск целостного мировоззрения мне видится более актуальным именно в эзотерической среде. С моей точки зрения, это именно то, что называлось философией в древности.

– В интернетах иногда некоторые товарищи, страдающие ПГМ, называют масонство сектой. Что бы вы им ответили? Чем масонство отличается от секты (видимо, имеются ввиду секты тоталитарные)? Можно ли говорить, что в каком-то смысле масонство – это тоже секта?

– Секта – не секта, если она не откололась от целого. Любая религия для меня – секта, т. к. от чего-то более раннего да произошла, а на голом месте не возникала ни одна. Но масонство – не религия, а значит, не секта. У него действительно нет своей теологии. Если возникают попытки создать ее (например, иногда на масонских форумах поднимаются темы про ипостаси, лики и атрибуты Великого Архитектора), то оно ничем не будет отличаться от стандартной секты (и я там это всегда пишу). То же самое случается при повышенном внимании к тем или иным его догматам. Например, ВЛР не считает важным ничто, кроме признания Англией. Это сформировало в ВЛР мономанию, и можно уже говорить, что это секта, т. к. они ради этого догмата наплевали на все прочие (атмосфера братства, законность учреждения, уголовная безупречность, отказ от политической вовлеченности и пр. ) Тут дело как и везде – в чувстве меры. А так многие атрибуты секты, конечно, есть – свои ритуалы, свои «священнослужители», свои авторитеты в вопросах «учения», замкнутость и пр. Само масонство не подразумевает формирования секты, но даже А. Пятигорский полагает, что все основания его таковой считать есть (он уверен в наличии у масонства собственной религиозной доктрины, я так не считаю).

– Вы ранее упоминали, что также являетесь членом мартинистского ордена: а) вы можете немного подробнее пояснить, что он из себя представляет на данный момент у нас в России, о каком именно ордене идет речь, б) как совмещается ваше членство в нем и в Мемфисе (такое двойное членство не запрещено? нет конфликта между этими

органиазациями? ); в) вы также сказали, что мартинизм – это более внутреннее по сравнению с масонством учение, ориентированное на духовную практику. Идет ли речь в вашем случае о каких-то конкретных практиках и техниках? Если да, то о каких?

– Это орден АМО (Ancient Martinist Order), родом из США, составлен из носителей преемственности разных линий, относительно молодой, работает активно с 2000 г., имеет отделения в США, Бразилии, Аргентине, нескольких малых странах Латинской Америки и в ряде стран Восточной Европы. С 2006 г. – и в России. В мартинизме преемственность идет по личной линии, а не по организационной – рукоположения от Мартинеса Паскуалиса, Сен-Мартена и Папюса с Брико – в разное время в разных странах. Мартинисты могут объединяться в ордена, а могут и сами по себе существовать, это не так принципиально, как в масонстве, например.

Во всем мире эти две организации на 70% пересекаются. Папюс был, например, членом или основателем 8 организаций разного рода (Гностическая церковь, мартинизм, Мемфис-Мицраим, розакрест разных деноминаций, Орден лилии и Грааля и др. ). Это вопрос наличия времени (собрания), денег (взносы и облачение) и желания. Разные традиции идут к одной истине разными путями, это аксиома, но здесь нет принципа конфессий – здесь можно состоять повсюду одновременно. Бывает, что они враждуют между собой, но с нашими французскими братьями по масонству у нас, например, ноль конфликтов, несмотря на то, что они принадлежат также и к французскому Ordre Martiniste Traditionelle, который на официальном уровне не одобряет наш АМО. Посвящение же никто с нас уже не снимет.

– Можете ли вы представить ситуацию, когда захотите покинуть орден навсегда? Что для этого должно произойти?

– Раз десять принимал такое решение, но не ушел. Раздражали свары и склоки. В конечном итоге поучаствовал в масштабном расколе, а теперь принял участие в создании чего-то своего и нового. К тому же всегда значимость самого предприятия перевешивала понимание несовершенства людей, из которых предприятие состоит.

– Есть ли что-то в той ложе, где вы состоите, что вы бы хотели исправить, изменить, улучшить?

– В той, в которой я сейчас – ничего. Всё идет просто идеально, боюсь сглазить. Очень боюсь, что можем заболеть традиционной болезнью всех российских послушаний и всей Восточной Европы: стремлением как можно скорее получить все высшие степени, набрать все равно кого, но побольше, открыть великую ложу, всем раздать посты и красивые цепи на шею и начать спешно раскалываться из-за конфликтов за должности. Это прошли ВСЕ страны Восточной Европы плюс Греция, Италия и Андорра только за последние 10 лет. Never more, как говорил Ворон.