Алексей Скалдин - Странствия и приключения Никодима Старшего

Тот, степенный сибиряк и, по-видимому, старовер (в дворницкой сильно пахло ладаном), достал из-за печки книгу и начал ее перелистывать. Никодим, смотря тоже в нее через дворниково плечо, первый нашел запись о госпоже NN: в книге стояло, что 20* июля госпожа NN выехала, не дав сведений.

— Выехали, значит, — сказал и дворник, — однако, если бы вы, господин, пожелали знать, куда, — добавил он, — то вернее всего вам обратиться к господину Лобачеву.

— А где этот господин Лобачев проживает? — спросил Никодим.

— Это нам неизвестно. Они, обыкновенно, в автомобиле приезжают. Однако, если вы адресок ваш оставите, то мы вам при первой возможности от Феоктиста Селиверстовича узнаем и сообщим. Они здесь, обыкновенно, по пятницам бывают, за квартирой присматривают. Хотя у нас все в порядке.

— Ну, что же делать, — сказал Никодим, — обождем вашего Феоктиста Селиверстовича.

С этими словами он записал дворнику на клочке бумаги свой адрес и поехал домой.

Был пока только четверг. Он решил обождать, все равно цилиндр еще не был готов. Но ни в пятницу, ни в субботу никто с Надеждинской не пришел, и Никодим в воскресенье утром сам собрался съездить туда опять. В то время, когда он одевался в передней, вошел отец. Расцеловавшись со стариком, Никодим сказал ему, что должен уехать по делу. Михаил Онуфриевич в ответ заявил, что он тоже не прочь поехать с ним, если не помешает, и хотя Никодим сначала подумал, что совсем ни к чему посвящать старика, в это дело, все же сказал ему: "Поедем, я буду очень рад побыть с Тобой".

При выходе из подъезда они столкнулись с дюжим молодцом, по виду подручным дворника. Никодим сперва не признал его. Тот тоже смотрел на Никодима, что-то соображая. В руках у молодца была записочка. Наконец, он снял шапку и спросил Никодима:

— Не вы ли будете, барин, Никодим Михайлович? Кажись, я не обознался.

— Да, это я.

— Мы младшие с Надеждинской будем. Так господин Лобачев приказали вам сообщить, что адрес барыни NN вы сегодня можете узнать у их управляющего.

— А где же этого управляющего найти и как его зовут?

— Не могу знать.

— Так за каким же шутом ты пришел сюда?

— А мы так, значит, полагали… что вам самим это ведомо.

— Вот тот-то и есть, что полагали.

Никодим обозлился. Дворник почесал в затылке.

— Может быть, старший ваш знает? — спросил Никодим. Дворник молчал.

— Ну что же? — спросил Никодим.

— Уж вы простите меня, барин, — сказал наконец дворник, — а ежели хотите его отыскать, так поезжайте на Семеновскую площадь: они там сейчас в третьем этаже в растворенном окне чай с каким-то человеком пьют. Дома-то я номер не помню, а только вы управляющего сразу признаете: чернявый такой и с виду от других отметный.

— Послушай, — сказал Никодим, — ты дурака валяешь. Тебе известно, и кто управляющий и где он живет — я знаю. Просто тебя кто-то научил пороть эту чушь.

Но дворник принялся божиться, что никто его не учил, но что он сегодня ходил с управляющим по делу и оставил его на Семеновской площади. Что оставалось Никодиму? Он велел кучеру ехать на Семеновскую в надежде отыскать лобачевского управляющего.

По случаю праздничного дня на площади был утренний базар. Пахло луком и разными другими овощами, мясом; в воздухе стоял нестерпимый, раздражающий галдеж; мелькали разноцветные кофты баб и рубахи торговцев. Всюду ожесточенно спорили, торговались; дети пищали, куры под плетенками кудахтали, а тощие петухи пытались петь.

Оставив кучера с лошадьми у водопойной будки, Никодим и Михаил Онуфриевич среди этого гама обошли базарную половину площади, заглядывая в растворенные окна третьих этажей; но ничего подобного указанному дворником, то есть ни чернявого человека в компании с другим, ни вообще пьющих чай не увидели. Обойдя полукруг площади еще два раза, они через мост перешли на другую сторону. Здесь было растворено очень много окон во всех этажах и в окна смотрели люди по одному, и по двое, и по трое. Но все это было не то. Уже в раздражении Никодим забегал по дорожкам сквера, среди прогуливающихся степенных людей и ребят, занятых играми, под надзором нянюшек и без надзора; уже старик без прежней покорности следовал за Никодимом и, дивясь на сына и немного браня его, когда к ним подошли два господина. Один из них был довольно неопределенных свойств и носил котелок, а другой смуглый, почти негритянского типа, с приветливой улыбкой, не сходящей с толстых красных губ, одетый изысканно, имел на голове лощеный цилиндр.

Они появились действительно из окна третьего этажа. До прихода Никодима и Михаила Онуфриевича там сидели они с утра и пили чай, причем смуглый все время зорко посматривал на площадь, и было просто удивительно, как Никодим и Михаил Онуфриевич их не заметили. Взглянув на площадь раз, другой и третий, смуглый сказал своему собеседнику:

— Вот, кажется, те два господина, которые нас ищут.

Спустившись молча сию же минуту на площадь, они и направились к пришедшим.

Смуглый, приподняв цилиндр, обратился к Никодиму:

— Осмеливаюсь вас спросить, не через господина ли Лобачева направлены вы сюда и не управляющего ли Феоктиста Селиверстовича изволите отыскивать?

— Да, через господина Лобачева.

Никодим припомнил, что управляющий должен был, по словам дворника, быть чернявым и спросил в свою очередь:

— Так это вы, кого я ищу?

— Имею честь быть тем, кого вы ищете.

Они помолчали.

— И вы можете мне сообщить адрес госпожи ММ? — вновь спросил Никодим с заметной радостью в голосе.

— Да, могу. Госпожа NN в июле выехала в Исакогорку и живет там до сего времени. Исакогорка — это около Архангельска.

— А господина Лобачева адрес могу я узнать от вас?

— Нет! Адреса господина Лобачева я не имею возможности вам сообщить, — отрезал управляющий и притом так твердо, что переспрашивать об этом Никодиму не захотелось. Да и не понравился Никодиму его собеседник.

— Благодарю вас, — сказал Никодим напоследок и, кивнув головой, отвернулся, как бы давая тем понять, что разговаривать больше не о чем.

Но лобачевский управляющий снял цилиндр и отвесил вслед Никодиму почтительный поклон.

Михаил Онуфриевич, пока шел разговор, стоял в стороне с озабоченным лицом и, видимо, не слышал, о чем говорили.

"Ну что же, поедем в Исакогорку!" — решил Никодим, переходя через мост на левую сторону набережной.

На другой день, в понедельник, серый цилиндр в сопровождении мальчика и счета на стоимость своего изготовления явился на квартиру Никодима. Никодим цилиндр примерил и остался им очень доволен; пружина звенела в нем мелодическим звоном, а мохнатая поверхность его такою приятною чувствовалась под гладящей рукой.

В тот же день Никодим купил себе билет до Исакогорки, а во вторник, облачившись в новое серое пальто, надев цилиндр и серые перчатки и захватив с собою отцовскую суковатую палку, поехал на вокзал. Необычайный вид его удивлял прохожих и приезжих, иные смеялись — Никодим сделался центром общего внимания, не примечая этого. У него сильно болела голова, а по временам вертелись перед глазами темные пятна…

По временам Никодим начинал думать о госпоже NN. но мысли все как-то очень быстро путались и обрывались. Было у него желание признаться госпоже NN в любви, но в мыслях он старался отдалить возможность этого признания.

…Ночью Никодим крепко спал, а утром доехали до Исакогорки. Выйдя на платформу, Никодим не спросил ни у кого о госпоже NN. ни о том, как и куда идти, а пошел наугад, той стороной полотна, где стояли домики железнодорожных служащих и пролегала хорошо наезженная дорога. Воздух был холодный, безветренный, и утренник крепко прихватил намоченную дождями землю; на крышах, на кустах, на траве белел иней, но солнце уже начинало пригревать и первые натаявшие капли звонко падали с крыш.

Никодим шел, опустив глаза, и, пройдя несколько десятков шагов, наткнулся на двух старух, копошившихся у кочки под большим желтым кустом. "Вот еще вороны", — подумал о них Никодим, но вслух спросил: "Что вы здесь делаете, бабушки?". Старухи не ответили, даже не обернулись. Никодим с любопытством заглянул через их спины: под кустом, скорчившись и закрыв лицо руками, сидела молодая женщина; подол ее темного платья был плотно обернут кругом колен, а ноги в тонких чулках и совсем легких туфельках выставлялись через кочку. Никодим, взглянув пристальнее, почувствовал как бы укол в сердце: знакомое очарование сказалось сразу — перед ним была госпожа NN.

Осторожно отодвинув одну из старух в сторону, почти как неодушевленный предмет, Никодим, со словами "Господи, что же это такое?", опустился на одно колено и отвел руки госпожи NN от ее лица.

Она с изумлением взглянула на него и поспешно поднялась. Он же, сняв с себя пальто, накинул его на ее плечи, за что получил благодарный взгляд.