Алексей Ксендзюк - Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика

ГЛАВА 10. НЕПОСТИЖИМОЕ. СВОБОДА

Прежде чем, завершая тему, сосредоточить свое внимание на этом вечно ускользающем предмете, прежде чем соотнести с ним наше скудное воображение и кое-как оформить приблизительную ситуацию, в которой воплощена цель дон-хуановского мага и смысл его хитроумнейшей дисциплины, давайте еще раз поговорим о честности ученого и честности духовного искателя.

Философ и естествоиспытатель, оккультист и религиозный деятель — все они, оставаясь людьми, каким-то образом выражают свое отношение к эсхатологии. Мы носители ограниченной формы и представители ограниченного сознания, а потому помыслы наши (даже когда они надежно заперты в душном сумраке подсознательного) эсхатологичны. Тайна завершения собственной судьбы притягивает наш ум и наше внутреннее чувство, и даже ортодоксальный материалист или еще какой горемычный отпрыск дешевой диалектики трепещет перед Концом вопреки старательно заученной концепции о неуничтожимости материи. Его неискренность заключена хотя бы в том, что подлинным и актуальным интересом всякого человека является уничтожимость (или неуничтожимость) сознания, и нечего подменять одну проблему другой.

Впрочем, это самый грубый способ самообмана. Поговорим о достижениях философской и религиозной мысли, не страдающей примитивным редукционизмом подобного рода. Если оставить в стороне агностиков, предпочитающих хранить ступорозное молчание, и солипсистов, с восхитительной прямотой отрицающих всякий мир вне себя, то остается три версии посмертного развития событий для индивидуального сознания. Первая из них вселяет в своих адептов довольно своеобразный оптимизм. Ее можно назвать версией "океанического сознания". То есть, берется нечто, бесконечно большее, чем человек, и наделяется сознательной жизнью — такая жизнь, конечно же, непостижима для нашего маленького эго, но зато исключительно прекрасна и вечна. Расставаясь с грубой и тщедушной оболочкой, сознающая капля, обогащенная опытом личностных страданий и стремлений, сливается с абсолютным и всемогущим Субъектом в несказанном экстазе. Так, в частности, мыслит объективный идеализм (будь то европейский или индийский), так мыслят пантеисты и христианствующие философы — каждый на свой лад. Они предполагают в этой трансформации некую «высшую» жизнь и, судя по всему, очень к ней стремятся. Вторая версия является зеркальным отражением первой. Здесь космический Объект играет в кармический хоровод, постоянно отторгая от себя энергетические структуры, которые по заносчивости своей культивируют самостоятельное, изолированное сознание. Судьба такого сознания безнадежна и полна страданий. Единственный выход — вернуться в безличный Объект и там насладиться покоем небытия. Думаю, вы легко узнали описание буддистской Нирваны.

Что же касается третьей версии, то она целиком "высосана из пальца" и в гораздо большей степени относится к мифологии и религии, чем к философии. Здесь речь идет о самостоятельном существовании психики в специально отведенном пространстве. Искусственность такой идеи выражается уже хотя бы в том, что навеки "спасенное сознание" не имеет никакого смысла в движении и развитии. Эта концепция свойственна христианскому космосу. Атеисты и по сей день любят подшучивать на тему "ужасной скуки", царящей в раю, где праведники знают только одно развлечение — вечно воспевать Славу Господню.

В первых двух случаях мы имеем дело с полным растворением центра восприятия. В конце концов, нам все равно — заменить личное осознание на Абсолютный Космический Разум или на Пустоту буддистов. Жизнь сознания, которая всегда есть поле взаимодействия между субъектом и объектом, автоматически прекращается в случае устранения хотя бы одного элемента пары. И даже в третьем случае, когда индивидуальность сохранена, ее жизнь больше напоминает условность. Индивидуальное сознание может считаться таковым, если оно сохраняет способность и возможность постигать, двигаться и развиваться. Законсервированная в астральных небесах монада со стабильным и монотонным переживанием одного и того же опыта отрицает своим существованием все основные атрибуты жизни, а, стало быть, возможна лишь в качестве абстракции — в головах богословов и религиозных философов.

Итак, честность вынуждает нас признать, что все три версии окончательной судьбы человека в равной мере неудовлетворительны — неудовлетворительны потому, что вместо грядущего развития подсовывают нам тот или иной способ небытия: в космическом Субъекте, в космическом Объекте или в космической банке с формалином. В каждом случае мыслитель находит повод для восторга. Даже материалисты на свой лад утешаются круговоротом веществ: мол, из могилки вырастут цветочки, в них будут жить всякие козявки — и тому подобная сентиментальная чепуха. Идеалисты, в свою очередь, воспевают неистощимые сокровища вселенского Духа (Идеи, Логоса), среди которых мы якобы обретем величайшее удовлетворение. Правда, совсем непонятно, кто, собственно говоря, окажется этим счастливчиком, если вездесущий и абсолютный Брахман манифестирует себя только в отсутствии «я» и по определению является совершенно безличным. Буддисты вовсе проигнорировали всяческие «восторги», откровенно свели все к Пустоте, и нам остается только гадать, почему возвращение к этой Пустоте именуется «просветлением». Надо думать, что избавление от страданий и ограничений эго сулит такое несказанное счастье, что ради него можно пожертвовать самим бытием.

Традиция дона Хуана провозглашает своей целью достижение совершенно особого состояния. Оно принципиально отличается от йогического самадхи, от буддистской нирваны и не имеет ничего общего с потусторонней неподвижностью. Скорее, это новый уровень функционирования существа, не утратившего ничего из своей целостности, кроме искусственных ограничений тоналя и малоподвижности восприятия. Речь ни в коем случае не идет о слиянии субъекта с над-субъектной Реальностью. Центр восприятия сохраняет собственную автономность и сообщается с внешним всеми возможными в мире способами. Такой уровень деятельности сознания дон-хуановские маги называют третьим вниманием. Сам выбор слова здесь очень важен, ибо демонстрирует наличие воспринимающего, а значит, и внешнего по отношению к нему поля опыта. Утверждение жизни как направленности вовне лишний раз доказывает исключительную реалистичность дон-хуановского знания, его естественное недоверие к «идеальностям» любого рода, его отказ разрывать опыт и мир на области «тонкие» и «грубые», «посюсторонние» и «потусторонние». Для дона Хуана жизнь вне отношений, вне реакций и постижений — ничто, пустой звук, философский обман.

И действительно: третье внимание как непостижимая грань полноценного взаимопроникновения субъекта и Реальности целиком воплощает самотрансценденцию человека. "Быть человеком — значит быть направленным не на себя, а на что-то иное." Можно согласиться, что такая трансценденция объявляет здесь свою полную манифестацию, ибо субъект касается Объекта — Реальности, помимо которой ничто не существует — всею своей природой, ставшей совершенно сознательной. И это единственный способ жить в Реальности. В. Франкл справедливо отмечает: "Авторы, которые делают вид, что преодолели дихотомию объекта и субъекта, не сознают, что подлинный феноменологический анализ обнаружит, что нет такой вещи, как познание вне поля напряжения, возникающего между объектом и субъектом. Эти авторы привыкли говорить о «бытии-в-мире». Но чтобы правильно понять эту фразу, нужно признать, что быть человеком в глубоком смысле — значит быть вовлеченным, втянутым в ситуацию, быть противопоставленным миру, объективность и реальность которого нисколько не умаляется субъективностью того «бытия», которое находится в «мире». (В. Франкл. Что такое смысл.)

Тем не менее, мистическое чувство не желает мириться с подобным положением дел. Все оккультисты трепетно ожидают невыразимого unio mystica, воспевают торжество безличного переживания, которое бытийствует в себе и не обращается более к индивидуальному сознанию — и тем не менее, трансформированная личность (уже не личность, а обнаженная пустота, утратившая даже собственный центр восприятия) как-то соучаствует в игре безразличных энергий. Меррел-Вольф в своей книге прямо заявляет: «субъектно-объектное» сознание прекращается после Освобождения, ибо в Трансцендентном нет объекта (!). Таким образом, идеалом становится сознание без объекта (!). Дон Хуан был бы вправе воскликнуть: кому нужны подобные умствования? Только неистребимое желание человека обрести убежище, скрыться от страхи смерти, заставляет его так изощренно играть словами, что смерть оказывается жизнью, а бесчувственность атома в океане материи — пределом духовной гармонии и совершенства.