Анхель де Куатьэ - Яблоко Евы

Ева заметила, что горбун начал с подчеркнутой серьезностью кивать головой в знак согласия.

— Совпадает, — продолжила Ева, — с преображением Иисуса Христа, после того как Он воскрес из мертвых…

Ева не успела еще закончить свою мысль, как нелепый горбун снова расхохотался и, более того, плохо держа равновесие, повалился со смеха на землю.

— Нет-нет! — замахал он своими кривыми руками, пытаясь, видимо, не только высказаться, но и подняться. — Воскрешение — это Пасха. Помните: «Христос воскресе! Воистину воскресе!»… Это Пасха. А то Преображение Господне…

Ева почувствовала себя полной дурой, да вдобавок к тому — оказавшейся в дурацкой ситуации.

— Ах да, я перепутала… — сказала она, пытаясь собраться с мыслями. — Преображение — это…

Но завершить свои рассуждения Еве не удалось — горбун шокировал ее своей просьбой:

— Извините, вы не поможете мне подняться? У меня самого не получается… Ноги не слушаются… И горб…

Ева невольно сглотнула слюну. Она уставилась на протянутую ей руку горбуна, как на какую-то гадюку, к которой она по каким-то непонятным причинам должна прикоснуться.

— Да, конечно… — пролепетала она и после некоторой заминки взялась за нее двумя пальцами. — Поднимайтесь…

Двух пальцев не хватило. Еве пришлось сильно напрячься, чтобы помочь горбуну снова оказаться на ногах.

Фу-х, спасибо! — поблагодарил ее горбун и тут же продолжил: — Преображение Господне — это очень важный праздник. Однажды Иисус с тремя своими учениками — Иаковом, Иоанном и Петром — отправился для молитвы на вершину горы Фавор. Пока он молился, ученики, утомленные долгой дорогой, уснули. А когда внезапно проснулись, увидели Иисуса… Его лик сиял, одежда была пронизана светом, и Он разговаривал с двумя пророками — Илией и Моисеем. Они говорили о страданиях и о смерти, которые предстояли Иисусу на Голгофе. Потрясенные ученики просили Христа остаться в этом преображенном состоянии, но раздался голос Бога… — горбун сделал долгую паузу, словно о чем-то задумался. — Ученики в благоговейном ужасе пали на землю, а когда поднялись, Учитель стоял перед ними уже в прежнем своем обличье. Он велел им никому не рассказывать об увиденном до тех пор, пока Он не умрет и не воскреснет.

— А что сказал Бог? — спросила Ева. — Ну, когда раздался Его голос…

— Что Он сказал?.. — переспросил горбун, словно выйдя из какого-то оцепенения. — Не знаю. Никто не знает. Господь говорит с каждым так, что может понять только тот, к кому Он обращается. Но, поняв, не может пересказать другому. У Бога для каждого из нас свой шифр…

Ева недоуменно пожала плечами. Ей показалось, что горбун все несколько преувеличивает. Впрочем, если он сам никогда не разговаривал с Богом, как, например, Ева, откуда ему было знать?..

— А почему вы говорите, что это важный праздник? — уточнила Ева.

— Почему? — переспросил горбун и задумчиво ответил на этот вопрос: — Петр видел Иисуса преображенным, а затем трижды предал его. Иоанн видел Иисуса преображенным, а затем написал Апокалипсис…

Судя по всему, горбуну его ответ казался исчерпывающим, но Ева его не поняла. Что это могло значить?..

Душе свойственно обольщаться, и она тяготеет к простым ответам. Если ей кажется, что она смогла заглянуть за границы этого мира, или если ей даже действительно это удалось, она перестает относиться серьезно к тому, что происходит вокруг. Сравнивая то, что она видит в этом мире, с тем, что она увидела в момент своего просветления, она действует подобно математику, который решает умножить нечто на ноль. Обнуление — простой и действенный способ…

Обнулить можно все — и счастье, и страдание, и глупость, и мудрость. Обнуляя, ты возвращаешься к началу, которое, на самом деле, и есть конец. Но душа этого не понимает, не замечает, игнорирует эту очевидность. Открыв простой способ разобраться со всеми проблемами мира одним махом, она не может лишить себя этого удовольствия. Ее завораживает возможность сравнить сущее с тем, что находится за его пределами, и вычеркнуть его как незначимое.

Но будет ли это правильным? И для того ли задумывалось сущее, чтобы кто-то, решив, что ему известна истина, стал обнулять его, причем на том только основании, что так удобнее и легче? Когда нам открывается истина, мы приходим в восторг и испытываем эйфорию. Мы, кажется, совершенно не способны понять, что задача Откровения — не решить наши проблемы, а поставить перед" нами вопросы, которые, на самом деле, куда сложнее тех, что прежде вызывали у нас ужас, апатию и состояние внутреннего коллапса…

Если вы не прогоните меня, то я смогу рассказать вам еще много всего… — сказал горбун. Его желтоватые щеки покрылись бледным румянцем.

— Я и не собиралась вас прогонять, — неожиданно для самой себя стала оправдываться Ева.

Впрочем, это ее оправдание выглядело не слишком убедительным, и ее намерение расстаться с непрошеным собеседником было более чем очевидным.

— Я не напрашиваюсь… — замотал головой горбун.

— Возможно, я не показалась вам очень любезной, — поторопилась разубедить его Ева и тут же замялась: — Но это… Просто… В общем… Как вас зовут?

— Вы называете меня горбуном, зовите так и дальше, — доброжелательно, без тени какого-либо осуждения в голосе сказал горбун.

— Я называю вас горбуном? — испугалась Ева.

— А разве не так? — улыбнулся он куда-то в сторону.

Ева замерла в недоумении. Неужели она, действительно, в какой-то момент проговорилась и назвала его горбуном? Нет, не может быть. Но откуда он знает, что она так о нем думает? Впрочем, растерянность была недолгой, и Ева даже улыбнулась, поняв, что к чему. Видимо, все, кто знакомится с этим человеком, думают о его горбе, а потому за глаза обычно зовут его горбуном. Вот он и решил, что Ева подумала так же… Дедуктивный метод.

— Если вы скажете мне свое имя, я буду называть вас иначе, — примирительным тоном сказала Ева.

— Не надо иначе, — снова улыбнулся горбун. — Это правильно.

Ева чуть смутилась, а затем поняла, что ему, вероятно, так просто привычнее и, наверное, он не считает такое «имя» оскорбительным.

— Ну, горбун так горбун, — согласилась Ева. — О чем вы еще хотите мне рассказать?..

— О чем захотите! — весело воскликнул горбун.

Он произнес эти слова как ребенок, которому долго не уделяли внимания, а потом, вдруг, кто-то из вечно занятых взрослых, наконец, снизошел до того, чтобы поиграть с ним хотя бы несколько минут. Ева видела, что он был счастлив. Абсолютно счастлив.

В какой-то момент, несмотря на все свое смущение, он даже поднял на Еву глаза. Их взгляды пересеклись. Это продолжалось какую-то долю секунды, мгновение. Но в этот миг с Евой произошло странное. Нельзя сказать, чтобы у нее закружилась голова, нет…

Мир, вдруг, на мгновение изменил свои краски. Как будто вспышка света… Небо качнулось и, как по волшебству, застелило собою землю. Ева увидела мир словно из окна самолета — весь залитый солнцем, в идеально белой, теплой, нежной пене облаков.

Это видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Ева внутренне улыбнулась и подумала: «Почудилось…»

Горбун почему-то тут же стал рассказывать Еве про ангелов. И рассказ этот был удивительным! Ничего подобного Ева никогда в своей жизни не слышала! Чувствовала себя завороженной и счастливой, словно ребенок!

Они прошли вглубь небольшой рощи и расположились на небольшой скамейке в уютном уголке церковного парка. Горбун рассказал Еве о том, что ангелы живут в загадочном мире Красоты. Там небесный свод как бы вывернут внутрь, и по нему, как на ипподроме, кружат боги в своих прекрасных, удивительных колесницах.

Ангелы не служат богам, как обычно думают люди. Ангелы служат самим людям, точнее, их душам. Когда душа человека оказывается в телесной оболочке, ангел, оставаясь на границе небесного свода, следит за тем, что происходит с человеком. Он не может помочь человеку, вмешаться в его жизнь, но он подсказывает ему, как пройти те испытания, которые выпадают на его долю.

Когда Ева спросила горбуна, почему на долю души выпадают испытания, он рассказал ей о том, что такое «обретение Красоты». Души — как малые дети. Они прекрасны сами по себе, но абсолютно зависимы и обладают лишь интуитивным знанием, которое далеко не всегда оказывается правильным. Чтобы душа пробудилась, она должна встретиться с мнимой красотой, очароваться ею, а затем, когда она разочаруется (это, говорил горбун, случится неизбежно), она поймет, что такое истинная Красота.

«И все люди это понимают?» — спросила Ева. Нет, не все. Каждый поймет, но лишь в тот момент, когда наступит его время, когда он будет готов к этому. «Возможно, не в этой и не в следующей жизни…» — сказал горбун. «А жизней действительно много? — спросила Ева. — Сколько — семь, двадцать одна? Я где-то читала…» Горбун рассмеялся. Он сказал, что это очень трудно объяснить, потому что человеческий разум не приспособлен к такому знанию. «Жизнь одна, но их бесконечно много, — объяснил он. — Это все, что я могу сказать».