Павел Глоба - Учение древних ариев

Свой трактат Кант строит в виде договора, пародируя соответствующие дипломатические документы: сначала идут прелиминарные статьи, затем «окончательные» и даже одна «тайная». В «окончательных» статьях кантовского проекта идет речь об обеспечении достигнутого мира. Гражданское устройство в каждом государстве должно быть республиканским. Основу, на которой возникает международное право, определяет международный союз государств, где реализуется устройство, подобное гражданскому обществу, в котором гарантированы права всех его членов.

Но Союз народов, «федерализм свободных государств» — не всемирное государство, Кант недвусмысленно выступает за сохранение национального суверенитета.

«Всемирное гражданство» Кант ограничивает лишь правом на госте-приимство в чужой стране. Каждый человек должен иметь возможность посетить любой уголок земли и не подвергаться при этом нападениям и враждебным действиям. Каждый народ имеет право на территорию, которую он занимает, ему не должно угрожать порабощение со стороны пришельцев. Договор о вечном мире венчает «тайная» статья: «Государства, вооружившиеся для войны, должны принять во внимание максимы философов об условиях возможности общего мира».

Другой представитель немецкой классической философии Иоганн Гердер считает, что соглашение, заключенное в условиях враждебных отношений между государствами, не может служить надежной гарантией мира. Для достижения вечного мира необходимо нравственное перевоспитание людей. Гердер выдвигает ряд принципов, с помощью которых можно воспитать людей в духе справедливости и человечности, в их числе — отвращение к войне, меньшее почитание военной славы: «Все шире надо распространять убеждение в том, что геройский дух, проявленный в завоевательных войнах, есть вампир на теле человечества и отнюдь не заслуживает той славы и почтения, которые воздают ему по традиции, идущей от греков, римлян и варваров». Кроме того, к таким принципам Гердер относит патриотизм, чувство справедливости к другим народам. При этом Гердер не апеллирует к правительствам, а обращается к народам, к широким массам, которые больше всего страдают от войны. Если голос народов прозвучит достаточно внушительно, правители вынуждены будут к нему прислушаться и повиноваться.

Резким диссонансом с Кантом и Гердером звучит голос Гегеля. Абсолютизируя превосходство всеобщего над единичным, он считает, что «война приводит в исполнение исторический приговор народам, которые не связаны с абсолютным духом». Согласно Гегелю, война есть двигатель исторического прогресса: «Война сохраняет здоровую нравственность народов в их индифференции по отношению к определенностям, к их привычности и укоренению, подобно тому, как движение ветра предохраняет озера от гниения, которое грозит им при длительном затишье, так же как народам — длительный, или тем более вечный мир».

Проблемы войны и мира занимали умы и многих видных представителей русской культуры.

Так, например, великий русский писатель Лев Николаевич Толстой верил, что бессмысленные и трагические процессы общественной жизни можно и должно остановить. В результате некой нравственной революции, которая выразится в отказе от участия в «делах внешних и коллективных», людям удастся прекратить ход истории. Начало этой революции будет положено всеобщим отказом от воинской службы и уплаты налогов, а высшим ее проявлением станет реализация принципа «непротивления злу насилием».

Сама история, считал Толстой, косвенно способствует этому, доводя человеческие страдания до крайнего предела. «Жизнь, продолжая развиваться и усложняться в прежнем направлении, — утверждает писатель, — усиливает противоречия и страдания людей, приводит их к тому последнему пределу, дальше которого идти нельзя» [103]. Но источником установления на земле царства мира и справедливости явится не история, не развитие социальных институтов и общественных отношений, а нравственная инициатива, подвижничество отдельных людей.

Другой русский писатель и революционер Александр Николаевич Радищев тоже отвергал те положения теории естественного права, которые признавали войну неизбежной и оправдывали право войны. По его мнению, «устройство общества на началах демократической республики навсегда избавит от величайшего зла — войны».

Вторил Радищеву и писатель-революционер Александр Иванович Герцен, говоря о войне следующее: «Мы не рады войне, нам противны всякого рода убийства — оптом и вразбивку… Война — это казнь гуртом, это коренное разрушение».

Пятитомный труд посвятил проблемам войны экономист Иван Станиславович Блиох. В первых четырех книгах этого сочинения рассматривались технические и экономические предпосылки предстоящей войны начала XIX века. Пятый том носил философско-политический характер и в основном был посвящен обсуждению возможностей установления всеобщего мира.

В вопросе о всеобщем мире Блиох занимал кантовскую точку зрения: причина войн заключается в анархическом состоянии межгосударственных отношений, в состоянии, которое было характерно для внутренней жизни отдельных народов в догосударственный период их истории. Для осуществления всеобщего мира необходимо, чтобы отношения между государствами строились на тех же формальных началах справедливости, на которых строятся отношения между индивидами и группами внутри современного государства. «Вечный мир, — говорится в книге Блиоха, — имеет свое основание на почве законности, т. е. установлении межгосударственных отношений на той же нравственной и юридической основе, которая обуславливает отношения между единичными гражданами или группами граждан в государстве» [104].

Проблемам войны и мира были посвящены многочисленные исследования и известного русского философа Владимира Сергеевича Соловьева, с точкой зрения которого не всегда можно согласиться, особенно в тех случаях, когда философ оправдывает зло и войну, считая, что те служат главным средством на пути к осуществлению мира. Свое отношение к войне Соловьев выстраивает на противоречии между субъективной и объективной нравственностью, которое лежит в основе всей его моральной философии.

С субъективно-личностной точки зрения, важнейшим элементом которой является чувство жалости, как считал Соловьев, война есть несомненное зло: «Нет и не может быть двух взглядов на этот предмет: единогласно всеми признается, что мир есть норма, то, что должно быть, а война — аномалия, то, чего быть не должно» [105].

Однако, полагал философ, нравственность не может ограничиваться лишь субъективной сферой личной жизни. По своей природе она требует общественного осуществления. И здесь уже недостаточно ни нравственных чувств, ни совести, ни формального долга, так как все эти субъективные начала морали говорят лишь о том, чего мы не должны делать, но не дают никакой позитивной цели нашей деятельности. Вне своего осуществления в общественной сфере мораль превращается лишь в отвлеченное понятие. Поэтому необходимо объективное понимание нравственности как цели «исторического развития». С этой исторической точки зрения, согласно Соловьеву, война уже не является абсолютным злом, потому что она является необходимым элементом человеческой истории.

Вопрос о смысле войны упирается в вопрос о смысле зла вообще. С толстовской точки зрения, считает Соловьев, зла не существует, поскольку Толстой учит, что, если мы не будем сопротивляться злу силой, оно исчезнет. По Соловьеву зло существует и выражается не столько в отсутствии добра, сколько в положительном ему сопротивлении. Поэтому к Царству Божьему нельзя прийти лишь путем самосовершенствования, борьба добра со злом составляет содержание истории, и это содержание есть своего рода оправдание зла: «Бог допускает зло, поскольку имеет в Своей Премудрости возможность извлекать из зла большее благо или наибольшее возможное совершенство, что и есть причина существования зла».

Таким образом, Соловьев принимал довольно традиционную для христианства точку зрения, которую можно обнаружить в трудах Блаженного Августина, св. Фомы Аквинского, св. Иосифа Волоцкого и других: зло допускается Богом для того, чтобы извлекать из него большее добро.

Но какого же рода добро может быть извлечено из войны? Согласно Соловьеву войны в конце концов приводили к тому, что составляет сущность всякого блага, всякого добра, а именно: к единству. «В историческом процессе внешнего, политического объединения человечества, — говорится в «Оправдании добра», — война была главным средством. Войны родов и кланов приводили к образованию государства, упразднявшего войну в пределах своей власти. Внешние войны между отдельными государствами приводили затем к созданию более обширных и сложных культурно-политических тел, стремящихся установить равновесие и мир в своих пределах… Величайшая из завоевательных держав — Римская империя — прямо называла себя миром — pax romana». Следовательно, нравственный смысл войны заключается в том, что война была и есть главное средство на пути к осуществлению мира.