Владимир Серкин - Хохот шамана

Шаман, как всегда, дышал во сне бесшумно, и я посветил фонариком, убедиться, что он здесь. Веки Шамана дрогнули, он махнул рукой, показывая, чтобы я отвел луч фонарика. Я понял, что Шаман проснулся.

— Что это?

— Спи. Етти развлекается.

Увидев, что Шаман совершенно спокоен, я отложил вопросы до утра и скоро сам уснул.

— Это Снежный человек?

— Нет. Етти — вроде большой снежной обезьяны.

— Здесь есть и такие?

— Всегда были, но мало. Намного меньше мишек.

— Зачем он кидал ветки?

— Развлекался с тобой.

— Как это?

— Чувствуют эмоции человека. Он и развлекался твоей тревогой.

— Опасен?

— Это вряд ли. Много раз за мной ходили, но никто близко не подошел. И эвелны их не считают опасными, хотя обходят.

— Живут племенами?

— Одиноко, как медведи. Иногда мать с детьми.

— Почему их мало?

— Не знаю. Может еды мало.

— Всеядные?

— Никто не знает их жизни.

Дождь льет пятый день без перерыва. Это — нетипичный дождь. Обычно сильные дожди не бывают долгими, долго идет мелкий дождь. Этим летом у меня уже был необычный опыт с неожиданной грозой, которой не должно было быть. Потом выяснилось, что в Магадан на корякский национальный праздник свезли сразу семь старух-шаманок, а они и вызвали эту грозу. Они думают, что, если в ответ на их камлание будут гром и молнии, то это Ворон услышал их и отвечает.

Часа в два дня я понял, что дождь нетипичный, сразу же собрался и пошел на место, где был во время грозы. Идти моим шагом с легким рюкзаком всего три часа от города, есть тропа и здесь даже бывают другие люди, но не в дождь, конечно.

В семь вечера мне уже удалось разжечь устойчивый большой костер. Для скорости я взял с собой в пластиковой бутылке бензин. К восьми у меня был и навес, и запас дров на ночь. С дровами легко — плавник давно никто не собирал.

Дождь льет и не думает прекращаться. Под моим навесом камни уже высохли от костра, тепло, но парит из-за дождя и тумана. В десять уже ничего не видно дальше метров тридцати. Подумал, что, наверное, это просто обыкновенный сильный дождь.

Проснулся часа в три из-за того, что шум дождя прекратился. Особенно громко стало слышно, как невидимые в тумане волны накатывают на берег. Часы я снял, и нет необходимости доставать их из кармана рюкзака. Подложил дров и удобно уселся возле костра. Тихо. Стал входить в состояние «аэродром подскока». Есть.

Он (оно?) вышел из-за ближайшей скалы. Ни один камень не покатился, не стукнул, хотя его размеры и вес огромны. Человек так ходить не может по этому берегу; камни проседают, катятся, скрипят, стучат. Он подошел в два шага, то есть его шаг в четыре-пять раз больше человеческого, как и размеры. Уселся массивной темно-коричневой глыбой с другой стороны костра напротив меня. Дым на него, человек не смог бы там спокойно сидеть, но его, кажется, это не беспокоит. Хорошо, что я в состоянии Шамана, а то испугался бы и повредил себе. Хотя, возможно, иначе он бы просто не показался.

Я медленно (сейчас, когда пишу, самому странно, но была мысль: «Не спугнуть») протянул руку вправо к куче дров и положил в костер ветку. Он тоже медленно протянул огромную мохнатую лапу (руку) вокруг костра (!) и положил ветку в костер. Мощь и размеры его неимоверны, но он не настроен враждебно. Тоже, наверное, хочет не спугнуть.

Контур его треуголен, как яранга, хотя угадываются мощные плечи. Голова заострена кверху, глаза светятся красно-коричневым отблеском костра. Наверное, примат. Но нет ощущения первобытности, скорее такие будут потом. Понимаю, что он ходит, бегает, плавает быстрее меня. Наверное, идеально приспособлен к холоду и жаре. Такой переживет и ядерную зиму. Зачем он пришел? Должна быть какая-то цель. Пытаюсь обратиться к нему мысленно или уловить его мысленное обращение. Ничего нет, кроме того, что сам воображаю. Неожиданно понимаю, что он тоже находится в состоянии Шамана. Вопрос сам вылетел изо рта:

«Шаман, это ты?»

Он шевельнулся, глаза мигнули. Это не подтверждение и не отрицание. Молчим. Наконец понимаю, что это просто встреча. Он пришел на нее также как и я. Еще раз подкладывали дрова. Стало светать, опять пошел дождь. Он встал и опять исчез за скалой. Встреча закончилась.

Наверное, я бы не смог жить как Шаман. Нормальный человек нуждается в информации, общении, горячей ванне, кофе, телевизоре, асфальтовом тротуаре, наконец. Мужчинам нужны женщины, женщинам — мужчины. Не только физически, психологически тоже. Город притягивает очень сильно уже через месяц-другой жизни на побережье.

С удивлением, будто впервые увидев, наблюдаю, как Шаман чинит коптильню-сушилку. Его движения уверенны и сильны, он сосредоточен и безмятежен. Он ни капли не похож на эвелна. Это — современный, собранный мужчина, умеющий справляться с ситуациями и с людьми. Скоро я уйду в город, и он, может быть, много лет не увидит ни одного человека. Долгие полярные зимы, снега, льды. Его это нисколько не заботит. Он был бы также безмятежен, если бы остался последним человеком на планете. Может так оно и будет? Мне становится неуютно.

— Почему ты не заведешь собаку?

— Собака может прожить у меня более двадцати лет. Не планирую здесь на такой срок.

— Ты можешь оставить ее эвелнам.

— Собака зависима. Ее душа будет искать тебя всюду, и ты будешь укоризнен[38].

— Наверное, некоторые люди тоже думают о тебе.

— Я не общаюсь долго с теми, кто может быть зависимым.

— Ты как-нибудь развлекаешься?

— Даже медведь развлекается.

— Как ты развлекаешься?

— Когда я отвечал за детей, жизнь в тайге была для меня развлечением.

— Так сейчас вся твоя жизнь — развлечение?

— Я развлекаюсь почти все время. Это только одна грань жизни.

— А что еще?

— Тебе лучше не думать о моих смыслах. Думай о смыслах таких, как ты.

— Как-то конкретно ты развлекаешься?

— Например, изучаю существ и их туннели.

— А раньше отшельники не развлекались.

— Это — вряд ли.

В часе ходьбы от землянки Шамана мое внимание привлек странный жужжащий звук. Повернув в направлении звука, стал следить за ним. Звук повторялся через примерно равные промежутки времени. Но, именно, примерно. Это не был звук неорганической природы. Такая последовательность звуков скорее присуща развлекающемуся или токующему животному.

С неизвестными животными следует быть осторожным. Достал бинокль и начал внимательно изучать местность. Звук становился громче, теперь он напоминал звучание хамуса. Есть. Что-то массивное ворочается в том месте, откуда раздается звук. Пришлось пройти дугу градусов тридцать, чтобы ветер дул точно на меня. Приближаясь и пробуя точки наблюдения, нашел удобное место. Пятиминутного изучения хватило, чтобы все понять.

Медведь. Дергает лапой тонкую часть поваленного оползнем расщепленного корня березы. Щепа упруго вибрирует и издает этот необычный звук. Медведь заворожен, раскачивается с волной звука, не может оторваться и ничего не замечает. Смотрел за ним минут двадцать и пошел дальше.

— Видел сейчас, как медведь играет на деревянном хамусе.

— Не только играет.

— Что еще?

— Настраивается.

— На что?

— На низкочастотные колебания.

— Как, зачем?

— Как и человек, играющий на хамусе. Отрывается от повседневной суеты и настраивается на естественные ритмы этих мест.

— Человек медитирует на звуке хамуса?

— Если в этих терминах, то да.

— А медведь?

— Медведь тоже, только реже.

Шаман, кажется, понимает, что я хочу ему сказать о проблемах одиночества. Он утверждает, что эти проблемы будут преодолены человеком в будущем.

— Ты знаешь, что первобытный человек, изгнанный из племени, быстро умирал от одиночества?

— Конечно. Современный человек тоже быстро сдастся, если убедится, что встретиться с людьми для него невозможно.

— Почему?

— Он потеряет смыслы.

— Что же делать в такой ситуации?

— Такая ситуация практически невозможна сегодня. Человек всегда будет надеяться, что кто-то на него наткнется.

— Но ты же не ждешь, что кто-то на тебя наткнется.

— Я, наверное, не совсем человек.

— Что ты имеешь в виду?

— Человек — член общества, социума людей. Здесь его смыслы, то есть основа жизни. Я — член другого общества.

— Какого другого?

— Я — Человек, Ворон, Медведь, Снежный человек и многое другое. Медведь, например, может жить без людей.

— Знаешь, в городе тебе бы дали диагноз.

— Конечно. (Смеется). Только ведь я социально компетентен. Легко сделать так, чтобы любой психиатр написал «норма» и в сердцах про себя добавил бы: «Безнадежная норма». (Хохочет).