Александр Нептунов - Избранник духа Тантры (том 1)

Что нового из всего сказанного мной, так это наша тантрическая линия, зародившаяся в крымских степях, над пирамидами, погребенными в грунт Сатурном — отцом времени. В степях, выжженных солнцем, пропитанных морским воздухом и истерзанных могучими ветрами. Ветвь Тантры, обретшая свою полноту и направленность с появлением Мастера, достигшего уровня пробужденности, и ученика, впустившего в себя светлые струи мудрости и знания нового направления.

Напутствие перед чтением

Подсказка:

Вам намного легче будет воспринимать излагаемый здесь материал и не придется каждый раз отвлекаться и заглядывать в глоссарий, если вы читали Бхагават-Гиту, книги К. Кастанеды (все десять, а не первые три), хотя бы знакомы с одной книжкой по хатха-йоге, астрологии и несколькими книгами по Тантре, неважно каких авторов. Касались работ Э. Мулдашева (достаточно первых двух книг), Д. Андреева и Е. Блаватской. Но в любом случае обещаю писать доступно для читателей самого разнообразного менталитета.

Предупреждение:

Не все смогут получить от книги приятные впечатления, так как события, описываемые в ней, будут резко меняться, разбивая в человеке старые щиты от Силы, в контакте с которой может так быстро поменяться в лучшую сторону наша жизнь. Да и в конце концов не всем мое творчество и мой образ жизни придутся по нраву. Или же какие-то другие причины, известные лишь самому человеку, побудят отложить в сторону эту книгу.

От сердца к сердцу:

Все персонажи книги и события, разворачивающиеся в ней, абсолютно реальны и имеют место в жизни. Каждое слово этой книги есть отпечаток чувств автора, идущих из сердца. Судя из отзывов людей, прочитавших электронную «рукопись», она имеет характер кинематографической развертки.

Другими словами, при чтении человек не один раз ловит себя на том, что не читает книгу, а смотрит ее.

Все из-за того, что сила детской мечты вошла в энергетическую структуру книги и сделала свое дело.

Желаю вам удачного и приятного «просмотра».

… По дороге домой шел одиннадцатилетний школьник. Он был очень раздосадован миром и собой в этом мире. Сегодня день для него был не совсем удачным, и что-то внутри подсказывало, что все, что его окружает, не совсем является таковым. Какое-то необъяснимое чувство преследовало его многие годы и не давало покоя. Чувство несогласия, но с чем именно — он не знал.

В животе урчало. Желудок, который уже не раз за все утро напоминал, что внутри кроме пустоты ничего нет и надо бы вообще-то что-то туда закинуть, иначе мысли о еде будут доставать его, не позволяя ему думать, делать уроки и играть с друзьями, не давал ему покоя. И неприятней всего в этой ситуации было то, что в доме не было вообще никакой еды. Чувство голода бывало таким сильным, что у этого мечтательного малого почти уже не возникало чувство стеснения, когда он в долг просил у соседей четвертинку хлеба, немного крупы или муку. Вот и теперь в очередной раз ему предстояло по пути в свою квартиру зайти к соседям и чего-нибудь у них попросить. Перед тем как зайти в подъезд он немного замешкался, вспоминая и перебирая в уме, каким соседям он не должен продукты, чтобы снова у тех же не просить, но не нашел таких ни одного. В солнечном сплетении возникло волнение и привычное чувство дискомфорта. Он перевел дыхание, прорепетировал улыбку, с которой сейчас будет просить кружку муки и, поднявшись на первый этаж, смело позвонил в дверь.

Дверь открыла дочка хозяйки. Они оба засмущались, так как нравились друг другу уже давно. Ее матери не было дома, а жили они почти так же — перебиваясь, так что девочка волнуясь, и прекрасно понимая его положение, поделилась своими запасами муки и дала ему не одну кружку, а целых две.

Преисполненный радости, держа в руках свой обед, мальчик, порхая через две ступеньки, летел на четвертый этаж. Придя домой, он кинул портфель под стол и пошел на кухню замешивать тесто из добытой муки. Соорудив оладий и заварив чаю, с довольным выражением лица он съел все в один миг. Что ему на данный момент было еще нужно? Он был счастлив. Но состояние счастья от сытости продлилось недолго. Вскоре снова навалилось чувство неполноценности и неуверенности. Он вспомнил о своей несчастной матери, которая тянула их вместе с сестрой на одну зарплату. Чувство стыда за бросившего их отца не давало ему покоя. Он не хотел быть похожим на него нисколечко. Ему вообще не хотелось быть на кого-то похожим. И каждый раз, прося у соседей продукты, он давал себе обещание, что когда вырастет, то сделает так, что никогда не будет нуждаться в подобных вещах. Иногда такое состояние возникало вдруг, и он плакал или специально себя отвлекал, играя в какую-нибудь придуманную им самим игру. Тогда становилось легче, и суетность жизни отвлекала его своими наивными красками до следующих таких же, собранных в кучу, чувств.

Но сегодня, казалось, был самый грустный и пронизывающе трезвый день. Ему хотелось куда-то деться, чтобы никто его не мог найти долгое время, и там бы он чувствовал себя защищенно, тепло и уютно; наверное, такое состояние могло быть на планете Земля только однажды, в самом начале, и всего девять месяцев, а то и меньше. Безысходность давила на него своими темно-синими крыльями, уверенно выжидая момента, когда в ее бесчисленных списках появится еще одна жертва — озлобленный на мир паренек, который пронесет эту злобу через всю жизнь и, шагая по своему загубленному пути, будет внушать всем, кого встретит, что сказки это ложь, и выдуманы они исключительно для детей. Он не решался ей сказать «да», потому как было несогласие. Почему несогласие — он не знал, лишь мог чувствовать, что есть еще какой-то выход. Сегодня это состояние стало неимоверно нестерпимым. Деть себя было некуда. Нужно было поступить как-то иначе, иначе, чем раньше.

У сидевшего на стуле в своей кухне школьника задрожало и покраснело от напряжения лицо. По его щекам покатились тяжелые крупные слезы, слезы несогласия. Резко, полуавтоматически он встал и пошел в зал. Открыв сервант, он достал маленькую иконку и прислонил ее ко лбу. Затем сел на пол, облокотил ее о диван так, чтобы она была напротив, и стал молиться. Он не знал, кто был изображен на иконе — святой, ангел или архангел, просто было непреодолимое желание обратиться к этому существу. В данный момент для него это было окно, ведущее к Богу.

Он, продолжая плакать, начал взывать к помощи Создателя. Нет, ему не хотелось много еды или красивых и модных игрушек, он давно подметил, что богатые тоже плачут. Он просил о свершении своей мечты. А мечтал он о таком… Таком захватывающем, полным тайн и загадок, ярком путешествии в какую-то заоблачную страну, страну волшебства, которой нет конца, где был бы рад одному лишь процессу. Процессу взаимодействия с этой прекрасной и всеохватывающей красотой бесконечности.

…Хозяйка квартиры — симпатичная женщина бальзаковских лет, волнуясь, объясняла молодому человеку правила пользования газовой плитой. Своим проникновенным взглядом, снимающим все тревоги, а за ними невзгоды и тяготы жизни, он смотрел на нее, иногда негромко отвечая: «Хорошо, спасибо, понятно», покачивая при этом головой в знак согласия.

— Ну, вот, вроде как и все, — сказала она, от смущения потерев ладони, — располагайтесь. Можете попить чаю или что-то приготовить. В общем, чувствуйте себя как дома, а я пошла, мне нужно еще знакомую навестить.

Грегориан остался на кухне один. Он пробежал глазами по окружающим предметам. Подошел к окну, ведущему на лоджию, поглядел на открывающийся взору пейзаж вечернего внешнего дворика, где перекрикивали друг друга парни, пытаясь выставиться перед девушками. Что-то задержало его у окна. Несколько мальчишек выбежали из-за кустов, и над головой одного из них он увидел светящуюся запятую. Грегориан ухмыльнулся своему видению, он знал, о чем говорила эта запятая. «Над ним висит рок, если он не изменит свою жизнь, то что-то неприятное произойдет в ближайшее время», — промелькнуло в его уме. «Хм. ну и что. к чему мне это!? Тысячи людей ходят с такими запятыми в ауре». -возмущенно сказал он вслух, обращаясь к кому-то невидимому. В жесте непонимания он поднял и опустил плечи, чертыхнулся и направился в снимаемую комнату. Там он достал из сумки несколько книг по астрологии и вернулся на кухню. Усевшись на мягкий стул, Грегориан запрокинул голову и посмотрел на потолок. Как будто что-то вычитав из проступивших на побелке трещинок, он развернулся к столу, взял ручку и на оборотной стороне обложки одной из попавшихся под руку книг написал: «Начало нового цикла 27.12.99 (8 лет со встречи с Радой)»…

Блондинка с гармоничными чертами лица, в умиротворенном состоянии, сидела в кресле снятой еще вчера комнаты. Ее взгляд не спеша скользил по мебели, установленной вдоль всей стены. На книжных полках толкались толстые тома некоторых известных писателей и маленькие брошюрки познавательного содержания. В серванте, как и обычно, стояла новая посуда на случай праздников, перед которой красовалось несколько маленьких православных иконок. На одной из них она задержала свой взгляд. Иконка оказалась кем-то намоленной. От остальных предметов она выделялась своим повышенным свечением. Женщина прикрыла глаза и вошла в контакт с вибрациями, идущими от необычной иконы. Ее полные сомкнутые губы в улыбке потянулись наверх. Свечение говорило о детских страданиях и несбывшихся мечтах. «Скорее всего, это был мальчик, жаждущий другой жизни, полной чудес и приключений. Видимо он обращался в своей молитве через образ святого, изображенного здесь, — мягко проникали мысли в ее очищенное ментальное пространство. — Надо будет не забыть узнать у хозяйки квартиры, есть ли у нее сын или жил ли тут когда-то кто-то из ребят возрастом от 10 до 13 лет».