Пауло Коэльо - Алхимик

— Мир говорит на многих языках, порою крик верблюда — это всего лишь крик. А порою — это сигнал тревоги. Я сам наблюдал это, — сказал Сантьяго, но тут же замолчал, сообразив, что Алхимику и без него всё это известно.

— Я знавал настоящих алхимиков, — продолжал тот. — Одни затворялись в своих лабораториях и пытались развиваться наподобие золота — так был открыт Философский Камень. Ибо они поняли, что если развивается что-то одно, то изменяется и всё, что находится вокруг.

Другие нашли Камень случайно. Они были наделены даром, и души их были более чутки, чем у прочих людей. Но такие случаи не в счёт, они слишком редки.

А третьи искали только золото. Им так и не удалось открыть тайну. Они забыли, что у свинца, меди, железа тоже есть Своя Стезя. А тот, кто вмешивается в чужую Стезю, никогда не пройдёт свою собственную.

Эти слова Алхимика прозвучали как проклятие. Потом он наклонился и поднял с земли раковину.

— Когда-то здесь было море, — сказал он.

— Да, я догадался, — ответил юноша. Алхимик попросил его приложить раковину к уху. Сантьяго в детстве часто делал так и сейчас вновь услышал шум моря.

— Море по-прежнему в этой раковине, ибо оно следует Своей Стезёй. И оно не покинет её, пока в пустыне вновь не заплещутся волны.

Они сели на коней и двинулись в сторону египетских пирамид.

Солнце начало склоняться к западу, когда сердце Сантьяго подало ему сигнал тревоги. Они находились в ту минуту за огромными песчаными барханами. Сантьяго взглянул на Алхимика, но тот вроде бы ничего не замечал. Через пять минут юноша увидел впереди чётко обрисовавшиеся силуэты двух всадников. Прежде чем он успел сказать хоть слово, вместо двоих появилось десять, вместо десяти — сто, и наконец все барханы покрылись неисчислимым воинством.

Всадники были в голубых одеждах. Чёрные тиары венчали их тюрбаны, а лица до самых глаз были закрыты голубой тканью.

Даже издали было заметно, что глаза эти, показывая силу души, возвещали путникам смерть.

Сантьяго и Алхимика привели в лагерь, втолкнули в шатёр, подобного которому юноша ещё ни разу не видел, и поставили перед вождём. Вокруг стояли его военачальники.

— Это лазутчики, — доложил один из тех, кто сопровождал пленников.

— Нет. Мы всего лишь путники.

— Три дня назад вас видели в лагере наших врагов. Вы говорили с кем-то из воинов.

— Я знаю пути пустыни и умею читать по звёздам, — отвечал на это Алхимик. — А о том, сколь многочисленны ваши враги и куда они движутся, мне ничего не ведомо. Я проводил до вашего лагеря своего друга.

— А кто это такой? — спросил вождь.

— Алхимик, — ответил Алхимик. — Он знает все силы природы и желает показать тебе свои необыкновенные дарования.

Сантьяго слушал молча и в страхе.

— Что делает чужеземец в наших краях? — спросил другой военачальник.

— Он привёз вашему племени деньги, — ответил Алхимик и, прежде чем юноша успел сказать хоть слово, протянул его кошелёк вождю.

Тот принял золото молча — на него можно было купить много оружия.

— А кто такой «алхимик»? — спросил кто-то из военачальников.

— Это человек, который знает природу и мир. Стоит ему захотеть — и он уничтожит ваш лагерь одной лишь силой ветра.

Арабы рассмеялись. Они привыкли к силе войны и не верили, что ветер может быть смертельным. Однако сердца их сжались испугом. Все они были люди пустыни и боялись колдунов.

— Я хочу посмотреть, как это ему удастся, — сказал самый главный.

— Дайте нам три дня. И мой спутник, чтобы показать вам свою силу, обернётся ветром. Если это ему не удастся, мы смиренно отдадим вам наши жизни.

— Нельзя отдать то, что и так уже принадлежит мне, — надменно ответил военачальник.

Но согласился подождать три дня.

Сантьяго оцепенел и онемел от ужаса. Алхимику пришлось за руку вывести его из шатра.

— Не показывай им, что боишься. Это отважные люди, и они презирают трусов.

Однако дар речи вернулся к Сантьяго не сразу. Они шли по лагерю свободно — арабы только забрали у них коней. И снова мир показал, сколь он многоязык: пустыня, которая раньше была бескрайней и свободной, превратилась теперь в тюрьму, откуда не сбежишь.

— Ты отдал им все мои деньги! — сказал он. — Всё, что я заработал за жизнь!

— Зачем они тебе, если придётся умереть? Твои деньги уже подарили тебе три лишних дня. Обычно деньги и на мгновение не могут отсрочить смерть.

Но Сантьяго был слишком испуган, чтобы слушать мудрые речи. Он не знал, как обернуться ветром, — он не был алхимиком.

А Алхимик попросил воина принести чаю и вылил несколько капель на запястья юноши, произнеся какие-то непонятные слова. И тот сразу почувствовал, как ушла из его тела тревога.

— Не предавайся отчаянию, — необычно ласковым голосом сказал Алхимик. — Просто ты пока ещё не успел поговорить со своим сердцем.

— Но ведь я не умею превращаться в ветер!

— Тот, кто идёт Своей Стезёй, знает и умеет всё. Только одно делает исполнение мечты невозможным — это страх неудачи.

— Да я не боюсь неудачи. Просто я не знаю, как мне обернуться ветром.

— Придётся научиться. От этого зависит твоя жизнь.

— А если не сумею?

— Тогда ты умрёшь. Но умереть, следуя Своей Стезёй, гораздо лучше, чем принять смерть, как тысячи людей, которые даже не подозревают о существовании Стези. Впрочем, не беспокойся. Обычно смерть обостряет жизненные силы и чутьё.

Миновал первый день. В пустыне произошла крупная битва, в лагерь привезли раненых. «Со смертью ничего не меняется», — думал Сантьяго. На место выбывших из строя становились другие, и жизнь продолжалась.

— Ты мог бы умереть попозже, друг мой, — сказал один из воинов, обращаясь к своему убитому товарищу. — Не теперь, а после войны. Но так или иначе, от смерти не уйдёшь.

Под вечер юноша отправился искать Алхимика.

— Я не умею превращаться в ветер, — сказал он ему.

— Вспомни, что я говорил тебе: мир — это всего лишь видимая часть Бога. Алхимия же переводит духовное совершенство в материю.

— А что ты делаешь? — спросил Сантьяго.

— Кормлю своего сокола.

— Зачем? Если я не сумею обернуться ветром, нас убьют.

— Не нас, а тебя, — отвечал Алхимик. — Я-то умею превращаться в ветер.

На второй день юноша поднялся на вершину скалы, стоявшей возле лагеря. Часовые пропустили его беспрепятственно: они уже слышали, что объявился колдун, умеющий превращаться в ветер, и старались держаться от него подальше. А кроме того, пустыня лучше всякой темницы.

И весь день до вечера Сантьяго вглядывался в пустыню. Вслушивался в своё сердце. А пустыня внимала его страху.

Они говорили на одном языке.

Когда настал третий день, вождь собрал своих военачальников.

— Мы увидим, как этот юноша обернётся ветром, — сказал он.

— Увидим, — ответил Алхимик.

Сантьяго повёл их к тому самому месту, где провёл вчера целый день. Потом попросил сесть.

— Придётся подождать, — сказал он.

— Нам не к спеху, — отвечал вождь. — Мы люди пустыни.

Сантьяго смотрел на горизонт. Впереди были горы, песчаные барханы, скалы; стелились по пескам растения, умудрившиеся выжить там, где это было немыслимо. Перед ним лежала пустыня, он шёл по ней в течение стольких месяцев и всё равно узнал лишь ничтожную её часть. И встретил на пути англичанина, караваны, войну между племенами, оазис, где росло пятьдесят тысяч пальм и было вырыто триста колодцев.

— Ну, — спрашивала его пустыня, — чего тебе опять надо? Разве мы вдосталь не нагляделись друг на друга вчера?

— Где-то там, среди твоих песков, живёт та, кого я люблю, — отвечал Сантьяго. — И когда я гляжу на тебя, я вижу и её. Я хочу вернуться к ней, а для этого мне необходима твоя помощь. Я должен обернуться ветром.

— А что такое «любовь»? — спросила пустыня.

— Любовь — это когда над твоими песками летит сокол. Для него ты как зелёный луг. Он никогда не вернётся без добычи. Он знает твои скалы, твои барханы, твои горы. А ты щедра к нему.

— Клюв сокола терзает меня, — отвечала пустыня. — Годами я взращиваю то, что послужит ему добычей, пою своей скудной водой, показываю, где можно утолить голод. А потом с небес спускается сокол — и как раз в те минуты, когда я собираюсь порадоваться тому, что в моих песках не пресекается жизнь. И уносит созданное мною.

— Но ты для него и создавала это. Для того, чтобы кормить сокола. А сокол кормит человека. А человек когда-нибудь накормит твои пески, и там снова возникнет жизнь и появится добыча для сокола. Так устроен мир.

— Это и есть любовь?

— Это и есть любовь. Это то, что превращает добычу в сокола, сокола — в человека, а человека — в пустыню. Это то, что превращает свинец в золото, а золото вновь прячет под землёй.