Луис Ривера - Слезы звезд

Бегите от муравьев, братья по духу. Ищите место для своего храма.

Так учит Танцующий! И уж если строитель он, то никак не строитель муравейников!

В жаркий полдень Танцующий ушел в лес и долго бродил там, наслаждаясь прохладной тенью деревьев. И случайно вышел он на небольшую, залитую солнцем поляну. Несмотря на зной, он захотел немного отдохнуть на великолепном ковре из цветов и изумрудной травы.

Он лежал и смотрел в голубое небо, пока его не начал одолевать сон. И тут он услышал тихий смех. Посмотрел вокруг Танцующий и увидел, как в нескольких шагах от него гримасничает и кривляется горбун в пестрых одеждах. Он изображал, как Танцующий ходил по лесу, как набрел на прекрасную поляну и как улыбался цветам и солнцу, как лежал, глядя в небо, как начал засыпать. И проделывал все настолько похоже и так комично, что сначала невольно улыбнулся танцующий, а потом рассмеялся во весь голос.

— Кто ты? — отсмеявшись спросил Танцующий.

— Я шут, — ответил горбун и нахлобучил на голову шутовской колпак, — И не видать мне больше своего колпака, если ты не первый, кто так веселится, увидев, что стал в чьих-то глазах посмешищем! Конечно, смеялись и другие, те, у которых хватало ума не бросать в меня камнями. Но искренности в их смехе было не больше, чем воды в этих самых камнях. Кто ты, умеющий смеяться над собой?

— Сам я называю себя Танцующим.

— В один день мне повезло дважды! — воскликнул шут. — Я удивился и встретился с пророком! Редко выпадает такое везение на мою шутовскую голову! Ведь больше всего я люблю высмеивать пророков и героев. Они дорожат своей репутацией больше, чем своей мудростью и своими подвигами!

— А много ты встречал пророков и героев, шут? — спросил Танцующий.

— Достаточно для того, чтобы понять — лучше держаться подальше от тех и других, если хочешь сохранить то, на что надевается колпак.

— Но ведь любишь ты высмеивать их?

— Потому-то я всего лишь шут, а не пророк!

— А если бы мое сердце знало зависть, я бы сказал: жаль, что я всего лишь пророк, а не шут!

— Признаюсь, — сказал шут, — что удалось тебе огорошить того, кто сам привык огорошивать! Почему же пророк хочет стать шутом?

— Я спою тебе веселую песнь о Танцующем и его истине. Ибо хоть называюсь я Танцующим, потому что легки мои ноги, иногда недостаточно быстры они, чтобы поспеть за моим весельем.

Слушай, шут. И можешь положить эту песнь в свой колпак. Только смотри, как бы тебе не быть околпаченным ею!

Вы говорите, что истина должна быть основательной и крепкой, как каменные идолы, которыми вы любите украшать свои святилища. Но такой груз под силу только вьючному мулу!

Моя же истина хочет быть легким мотыльком, чтобы порхать с цветка на цветок и питаться нектаром любящих и ясных сердец.

Истина моя тонка и легконога. И больше по нраву ей бродить в одиночестве по светлым рощам и берегам прозрачных озер, чем томиться в мрачных храмах.

Своевольна она. И если показалось ей, что уши жаждущего познать ее, недостаточно тонки и чутки, с веселым смехом ускользнет она от него. Да еще и покажет на прощание язык.

Шаловлива она. И любит дергать за нос тех, кто больше всего на свете боится остаться с носом.

Почувствовать ее легче, чем понять. А понять легче, чем затвердить наизусть. И уж вовсе невозможно ее запихнуть в книги — выскальзывает она из неуклюжих пальцев писцов. Что ей делать на пожелтевших страницах! Она любит петь и танцевать на светлых лесных полянах и в душах тех, кто понимает толк в музыке.

Любит она плести венки из цветов и возлагать на головы одиноких, которые слишком тихи для того, чтобы говорить о своем одиночестве. Но не терпит она терновых венцов. Вот что ей по-настоящему противно — чтобы за нее страдали. Утешать страдающих может она, но не быть причиной мучения. Радость желает она нести людям. И хочет, чтобы ее называли добрым вестником.

Но мой добрый вестник часто сеет переполох, среди сеятелей и возделывателей чертополоха.

И даже Танцующему грозит она пальчиком, когда он становится слишком задумчив и обращает взор свой к жестким колючкам.

Любит она свет солнца и полночных звезд. И даже светлячки радуют ее. Да и сама она похожа на маленького светлячка. Рад я, что не похожа она мохнатого паука, в паутине которого бьется столько умов, случайно зашедших полакомится приторными мыслями.

Нет, поистине, не променял бы я свою истину на какую-нибудь другую. Мне с ней легко и хорошо. От этого и танцы мои легки.

Истина моя подруга и сестра моя, но никак не хозяйка. Сам себе хозяин Танцующий.

И не пророк Танцующий. Он лишь указатель на распутье. Путь он указывает к обители истины своей, где она живет беззаботно и радостно. И пьет родниковую воду из лепестков роз. И наслаждается пением сверчков. И шепчется о чем-то своем с предрассветными звездами.

А тот, кто захочет поговорить с ней по душам, должен еще понравится ей, ибо не будет она каждому открывать свои тайны.

Так пел Танцующий на поляне, залитой лучами полуденного солнца.

— Хороша твоя истина, Танцующий, — сказал шут. — И пришлась бы она мне по душе, взбреди мне в голову открыть свои уши для истины. Но стар я для новых истин. А уши мои и так заняты важным делом.

— Каким же? — спросил Танцующий.

— Они держат мой колпак! — крикнул шут и покатился со смеху.

— Что ж, каждому свое. Но сдается мне, нашел ты свою истину, шут. И она в твоем колпаке. Не пророк Танцующий, чтобы обращать тебя в свою истину. Сам он время от времени не прочь примерять шутовской колпак. Но хорошим шутом хочет быть он. Ибо шут вытворяет смешные вещи. Но хороший шут делает все вещи смешными.

К радости и веселью стремится мой дух. А кто умеет лучше смеяться и радоваться, чем хороший шут?! Смех делает истину легкой. А радость помогает переварить ее. Поэтому и стремлюсь я к радости и веселью.

А если истина слишком тяжела и слишком серьезна, то оставит ее Танцующий тем, у кого желудок крепкий, как у мула.

Однажды Танцующий со своими ближайшими учениками сидел вечером на лесной поляне. Они пили молодое вино, ели кукурузные лепешки с медом и весело смеялись, давая отдых своим сердцам.

И вдруг посреди веселья Танцующий замолчал. Он смотрел на костер, вокруг которого летали три ночные бабочки. Одна из них порхала вдалеке от огня, и не собиралась приближаться к пламени. Вторая подлетела чуть ближе, но почувствовав жар повернула обратно. Третья же смело ринулась прямо в пламя костра и исчезла в красных языках.

Танцующий вышел из глубокой задумчивости и сказал своим ученикам:

— Друзья мои сейчас станцую я вам маленькую истину. Впрочем, маленькой она будет только для слабых духом и лживых сердцем. Ибо для стремящихся к знанию не существует мелких истин. Мелкие истины выдумка мелких разумом. И даже в утверждении, что белое — это белое, жаждущий найдет глубокий смысл. Но ленивые духом пройдут мимо, в поисках пустых умствований. Смотрите же, друзья мои, на мой танец маленькой истины.

Три бабочки порхали вокруг огня. Одна увидела пламя и сказала своим подругам: «Я познала огонь — он светит. В этом его суть и предназначение. В этом его польза нам. Он безопасен и добр. Я полюбила огонь, а он наверняка любит меня». Вторая бабочка подлетела ближе к пламени. Жар опалил ее крылья, и она поспешила отлететь от него подальше. И сказала она своим подругам: «Я познала огонь — он обжигает. Его любовь — причинять боль тем, кто слишком приближается к нему. Огонь — это зло и боль, сестры. Держитесь от него подальше, если хотите сохранить пыльцу на своих крыльях».

Но третья бабочка, ведомая жаждой познания, бросилась прямо в пламя и растворилась в нем. Она не вернулась обратно, уйдя в другой мир с тайным знанием в сердце.

Мудрые не раз рассказывали о трех бабочках, братья по оружию. Но истина их была истиной первой бабочки. «Знающий не говорит, говорящий не знает» — вот их мудрость. Смерть бабочки научила их лишь тому, что обладающий знанием должен молчать. И только лишь потому, что говорить о нем непосвященным бессмысленно.

Скупостью духа, называю я эту истину, братья. Чужая смерть учит их лишь молчанию. Вас же пускай научит она мужеству преследовать истину даже за чертой. Только мужественный может обратить свою смерть в победу. Так будьте же мужественны, братья по оружию. Знающий не говорит, говорящий не знает — мудрость погонщиков верблюдов. Вашей же мудростью пусть будет — знающий всегда по ту сторону мира.

В огонь бросайтесь, друзья мои, если увидите в нем отблески истины. И пусть жажда знания укрепит вашу волю. Тот, кто не готов отдать ради познания нового свою жизнь никогда не доберется до сути самого себя. Но лишь испытавший огненное прозрение сможет высекать новые знаки на камнях вечности.