Олег Гор - Просветленные не ходят на работу

– Я?! – удивлению моему не было предела.

– Точнее, они явились в ответ на твою потребность. Ты многому научился здесь. Только эти знания и навыки получены, если можно так сказать, в тепличных условиях. Нужно закрепить их в обстановке более естественной, в процессе взаимодействия с другими человеческими существами.

– И что, экскурсии теперь будут посещать нас каждый день? – уныло осведомился я.

– Если надо, то и каждый, – заявил монах. – До тех пор, пока ты не научишься воспринимать их с искренним дружелюбием, а не с той злобной мордой, с которой ты явился из джунглей…

– Но там опять эти хвостатые, – и я рассказал о визите настроенных совсем не благосклонно макак.

– Ты действовал куда лучше, чем ранее, – сказал брат Пон, выслушав меня. – Однако должен понимать, что корни ненависти, на ветвях которой растут все эти события, ты еще не выкорчевал.

– Но я же стараюсь! Я… – я вовремя осекся, поняв, что начинаю жаловаться.

– Старание само по себе не имеет смысла, если оно не приносит результата. Например, что толку упорно долбить проход в скале, если можно без проблем ее обогнуть? Кроме того, несмотря на все наши усилия, за время пребывания здесь ты обзавелся кое-какими новыми привычками… например, ты привык к тому, что никто тебе не мешает. Думаешь, дело будет обстоять так же, когда ты вернешься к себе в Паттайю?

Я вздрогнул, пытаясь вспомнить, говорил ли брату Пону, что живу именно в этом городе: по всему выходило, что нет, в памяти ничего подобного не осталось, но ведь мог обмолвиться мимоходом и забыть.

– Так что начинаем работу, – сообщил мне монах. – Осознай свои привязанности. Новые, возникшие уже здесь… они ничуть не лучше старых, хотя ты можешь считать иначе.

И он отправил меня промывать рис, прекрасно зная, что это дело я не люблю.

На следующее утро явилась еще одна группа туристов, на этот раз японских.

Под насмешливым взглядом брата Пона я с метлой в руке позировал на фоне нашего Будды. Вспышки следовали одна за другой, гости возбужденно переговаривались, а я думал, что разглядывая «настоящего тайского монаха» на получившихся кадрах, жители Страны восходящего солнца и не заподозрят, что родился он в России.

Но истинный ужас я постиг, когда в Тхам Пу приперлась команда моих соотечественников: дикий, невероятный случай, ибо путешественники такого рода, воняющие перегаром обладатели красных обгорелых рож, не водятся вдали от больших курортов.

– О боги, – прошептал я, услышав, как лесную тишину огласил родной мат.

В заросли со свистом улетела бутылка из-под пива «Чанг», и моему взгляду предстала живописная группа – откормленные, могучие дядьки в панамках, шлепках и шортах, их дебелые подруги, ухитрившиеся даже в дикий лес явиться на каблуках, хнычущий толстый мальчик лет двенадцати и пара девчонок-близнецов намного младше.

– Здорово, брателло! – дружелюбно рявкнул один из гостей, хлопнув меня по плечу. – Пришли сюда ваш храм посмотреть! Типа настоящий, не для лохов! Сечешь, да?!

Если орать погромче, то тебя поймет даже иностранец, ни бельмеса не знающий на твоем языке – этого лингвистического принципа, как ни странно, придерживаются многие туристы, и не только русские.

Я беспомощно улыбнулся, думая, что если и есть ад, то вот он.

Гости из России изучали строения вата, мальчик звонил в молитвенные колокола, женщины по очереди фотографировались с одним из молодых монахов, близняшки визгливо ссорились.

– Что, не радует тебя это зрелище? – брат Пон, как обычно, подкрался бесшумно, но за проведенное здесь время я научился не вздрагивать, когда он вот так появлялся за плечом.

Отрицать было бесполезно, и я признался:

– Нет. Не люблю быдлотуристов.

– Но ведь ты не любил их и ранее, в прошлом, – в голосе монаха звякнул металл. – Помнишь, что я говорил тебе: путь, ведущий к свободе, длинный и тяжелый, и если тащить с собой всякое барахло, то шансов дойти просто нет?

Я покаянно вздохнул и забормотал про себя «это не я, это не мое».

– Подумай еще, откуда взялась эта неприязнь, – вкрадчиво продолжил брат Пон. – Может быть, ты воспринимаешь их как конкурентов в борьбе за самок и пропитание? Завидуешь тому, что они беззаботные и веселые, хотя бы сейчас, а ты весь такой мрачный и угнетенный?

Его предположения заставили меня поморщиться, я открыл рот, чтобы возразить, да так и замер: как бы мне ни хотелось заявить обратное, но какая-то доля истины в словах монаха имелась.

– И растет все это из корня ненависти к другим живым существам, – шептал он. – Неудивительно, что даже макаки на тебя бросаются!

Я ощутил злость на себя, но каким-то непонятным образом сумел от нее отстраниться, так что она меня лишь коснулась, а не заполнила целиком. Прокатилось мимо и раздражение на сородичей, что даже в Тхам Пу явились, навьюченные алкоголем, наглостью и уверенностью в том, что их ждет очередной аттракцион, разве что почему-то бесплатный.

Остались лишь печаль и сожаление – ведь в чем-то я ничуть их не лучше.

Тоже волоку с собой разные манатки, цепляюсь за них, хотя осознаю, что от этого мусора лишь вред.

– Брось это! Брось! – резко сказал брат Пон. – Будь подобен древнему мудрецу… Однажды в некоем селении юная красавица поссорилась с мужем и ушла от него, – тон его изменился, стал более мягким, почти напевным. – Направилась она в соседнюю деревню, где жили ее родители. Супруг, потосковав часок, бросился следом, чтобы догнать, уговорить вернуться, и на полдороге встретил странствующего монаха. Естественно, он тут же подбежал к нему и стал расспрашивать, не проходила ли тут женщина в красном платье, с гибким станом и кудрявыми волосами, украшенная браслетами и умело накрашенная? На что бхикшу ответил ему: да, тут проходил скелет, только я не разобрал, какого он пола.

Я не выдержал и улыбнулся.

– Вот пусть и они будут для тебя не более чем бродячие наборы белых костей. Громыхающие, издающие бессмысленный шум образы, созданные твоим сознанием из пустоты.

И с последними его словами что-то сдвинулось у меня в голове.

Туристы превратились в карикатуру, нелепо кривляющиеся рисунки на поверхности окружающей меня реальности… а как можно злиться или негодовать на поступки мультяшных персонажей, испытывать к ним ненависть или зависть?

Теперь я был готов сам провести им экскурсию по Тхам Пу на чистейшем русском языке, навешать на уши такую кучу лапши, которую за день не сварят в китайском ресторане, а напоследок содрать по сто бат с рыла…

– Это, пожалуй, лишнее, – заметил брат Пон со смешком. – Но идея неплохая. Подумаю, как ее в жизнь воплотить.

Поскольку солнце еще не зашло, я работал, сидя у входа в хижину.

Стружки выходили из-под лезвия ножа такие гладкие и мягкие, что хоть мажь их на хлеб вместо масла. Я снимал их с заготовки бодхисаттвы Амитабхи, некогда создавшего особый рай, именуемый Сукхавати, место, предназначенное для духовного развития.

И труд мой понемногу близился к завершению.

Я на миг остановился, раздумывая, как лучше поступить с правым коленом бодхисаттвы, прикрыл глаза и обнаружил, что вижу заснеженную горную вершину, подпирающую небеса: склоны из золота и лазури, неправдоподобно зеленые леса, дворцы богов и хижины отшельников, прозрачные озера и водопады, белых слонов и громадных ярких птиц.

Зрелище было таким, что я едва не задохнулся от восторга.

Как назвал эту гору брат Пон? Меру?

Не может же быть, чтобы это видение, куда более яркое и четкое, чем картинка на экране кинотеатра, не имело значения… Наверняка в нем содержится некий смысл, послание, только его нужно извлечь, разгадать шифр…

Но с чего начать?

Я вспомнил, что занят делом, открыл глаза и попытался вспомнить, как именно собирался резать дальше. Но замысел уплыл, растворился, оставив смутное ощущение того, что нечто важное упущено.

Сжал покрепче нож, ставший вдруг тяжелым, а рукоять – неудобной.

Ладно, никому не помешает, если я еще немного полюбуюсь…

Я закрыл глаза, успел различить негромкий шорох, и на плечо мне обрушился удар бамбуковой палки.

– Вот ты чем тут занимаешься? – в голосе брата Пона не было ни гнева, ни удивления. – Журналов с голыми красотками у нас не достать, так ты замену отыскал. Молодец.

– Но что в этом плохого? – с досадой спросил я.

– А то, что времени у тебя слишком мало, чтобы отвлекаться на всякую ерунду. Причем не важно, что она выглядит красиво и что созерцать ее можно часами, а то и сутками.

– Что, правда? – я прикусил язык, но слишком поздно.

– Разве я когда тебе врал? – вот в этой фразе брата Пона я различил сожаление. – Понимаешь, от разглядывания Меру и ее обитателей в тебе не изменится вообще ничего.

– А она существует на самом деле?

Монах вздохнул и покачал головой:

– В чем-то ты остался тем же невежественным и любопытным типом, что едва не сбил меня с ног на автостанции. Все, что ты можешь вообразить, существует. Когда-то. Где-то. Если бы твое обучение проходило в нормальном темпе, а не с такой скоростью, то ни одна из этих вещей не имела бы шансов произойти. Все эти видения, Голос Пустоты… это, – щелкнув пальцами, он отыскал нужное слово: – Спецэффекты! Дело же не в них…