Елена Коровина - 4 шага к богатству, или Храните деньги в мягких тапочках

В свою каморку Савка вернулся ни жив ни мертв. Конечно, цыганка обещала, что суждено ему узреть императрицу, но действительность превзошла все ожидания. Уж через месяц он стал не просто Савка, а Савва Яковлевич. Телятинку свою он теперь не на лотке приносил – возом возил на царскую кухню. Важные вельможи, желая угодить государыне, ему заказы делали.

По самым богатым дворцам Петербурга «телятинка от певуна» расходилась. Денежки в карман рекой потекли. К 1760 году записался Савва Собакин в почетное купечество, а потом заплатил «комиссию в казну» да и взял на откуп таможню в Риге. На том и свой первый миллион сколотил.

Савва Яковлевич собственноручно протер особой тряпочкой заветный футляр. Мечта всей жизни – грамота на потомственное дворянство. Правда, жалована она императором Петром III, а тот неожиданно отдал Богу душу. Теперь на троне его супруга – всемилостивейшая Екатерина II. Надо срочно к ней подход искать. Говорила же цыганка: суждено ему узреть двух императриц. И вот случай – маскарад во дворце. Надел Савка шелковую рубаху, взял свой старый лоток (без мяса, понятно), подошел к Екатерине, разодетой в костюм богини справедливости, да и затянул свою песню:

– Свежая телятинка!

А сам императрице золотую брошь с выгравированной коровой протягивает. Екатерина взглянула – красавец статный, очи блещут – да и прошептала:

– Охоч до свеженького?

– С превеликим нетерпением! – ответствует Савка.

– Вот и яви оное! – разрешила императрица и потянула красавца в боковой будуар.

А через час, оправив юбки, богиня справедливости кликнула обер-секретаря:

– Отблагодари моего вернейшего подданного за особые заслуги!

Так Савва Собакин получил бумаги на петербургский питейный откуп.

В 1774 году в честь Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией повелела государыня во всех петербургских кабаках три дня водку раздавать бесплатно.

– А ты, Собакин, мне потом счет представь! – сказала. – Казна выплатит!

Савва и представил, даже количество бочек выпитых указал. Да, как на грех, счет ко всесильному Бецкому попал, а тот – старик ученый да въедливый. Снарядил следственную комиссию. Та в тупик встала – на всех столичных складах хранилось вдесятеро меньше бочек водки, чем написал Савва.

Притащили горе-откупщика к Екатерине. Та руками всплеснула:

– Конечно, я знаю: в этой дикой стране все воруют! Но чтоб попасться так глупо?! Неужто нельзя было счесть бочки заранее?

Савка в ноги:

– Прости, матушка! Приказчик мой счета пишет, небось напутал… А я неграмотный, цифири не понимаю. Я только по свежей телятинке спец! – да как ткнется Екатерине в необъятные юбки. Ну та и сомлела.

– Отправляйся на полгодика от греха подальше в Москву! – говорит. – Там отсидишься. А чтоб позору не было, именуйся отныне по отечеству – Яковлевым. А про беднягу Собакина считай, что помер…

Едва Савва прибыл в Москву, зачастил по церквям. В Первопрестольной-то он большим благодетелем значился – огромные вклады на церковные нужды вносил. Да все, куда ни придет, за собой шепоток слышит:

– То мясом тухлым с лотка торговал, а теперь такие капиталы нажил, что даже у самого миллионщика Демидова заводы на Урале выкупил. Да сколь не богатей, все равно Собакин – Собакиным и останется!

Обидно Савве. А тут как раз у него какой-то дальний родственник помер. Ну он и объявил, что, мол, помер купец Савва Собакин, а все его наследство теперь переписано на потомственного дворянина Савву Яковлева. Покойника, как положено, нарядили в лучшие одежды, «наследник» даже положил ему в карман часы дорогущие – золотой заморский брегет. Пускай все видят щедроты наследнические. В церкви на отпевании потомственный дворянин последним от гроба отошел. Покойника уж на кладбище понесли, а Яковлев замешкался. Церковный староста подбежал – может, чем помочь, да и ахнул: потомственный дворянин в карман золотой брегет засовывает. Не стерпело, видать, сердце, да и руки не устояли – украл Савва сам у «себя» часики. Да и то – не пропадать добру в могиле. Одно плохо – перестали часы ходить. Уж каким только часовщикам их не показывали – уперлись стрелки, не желали больше служить.

Светлейший князь Потемкин вертел в руке счет на оплату поставок мясной провизии для армии, представленный «почетным поставщиком Ея Императорского Двора Саввой Яковлевичем Яковлевым». Счет был на громаднейшую сумму – 500 тысяч рублей. Сам Яковлев переминался с ноги на ногу перед столом светлейшего, опасаясь, подпишет тот или нет. Светлейший не спешил, видно, прикидывал что-то. Савве знак рукой подал – мол, сядь, дело не быстрое. Тот сел, да все крутился на стуле. Наконец Потемкин удовлетворенно причмокнул – видно, решил дело и поднял на подателя хитрые глаза:

– А ведь у тебя тут приписочка тысяч на двести. Савва задрожал:

– Всего на сто, благодетель… Не больно и много… А жить-то надо…

Светлейший фыркнул:

– Надо, конечно. Ладно уж, включу твои 500 тысяч в свою ведомость на оплату из казны.

Податель вскочил, бухнулся в ноги светлейшего, да тут из рукава его на пол со звоном золотая монета в 10 рублей и вывалилась. Потемкин и сам вскочил:

– Что же это?! Монета эта у меня на столе лежала! Как ты посмел взять?!

Савва снова – бултых в ноги:

– Прости, светлейший! Не удержался… А все глаза проклятые – завидущие, руки – загребущие! Да мне и матушка государыня не раз выговаривала – убери свои руки подальше!..

У Потемкина кровь в голову ударила, лицо красными пятнами пошло. Но упоминание имени императрицы вмиг освежило. Он, Потемкин, сейчас хоть и всесильный фаворит, да ссориться с другими, что в фаворе, не стоит. Кто знает наперед, как дальше-то повернется?.. Только и крикнул:

– Пошел вон!

Савву из покоев как ветром сдуло. А светлейший за голову схватился. Как же это возможно?! Вроде все для этого «почетного поставщика» сделали – питейное дело, поставки для армии, дворянское звание. Фамилию даже поменяли на благородную. Миллионы нажил. Кажется, можно бы и для Отечества порадеть – ан нет! Словом, сколь ни возвышай прохвоста, он прежним Савкой и останется – мелким воришкой…

Потемкин вздохнул, подписал счетец поставщика, потом крякнул и приписал к цифре 500 единичку в начале. Получилось полтора миллиона. В конце концов, надо же и светлейшему на что-то жить…

На Рождественской неделе 1784 года почетный дворянин Яковлев устроил грандиозный бал. Одежду из Парижа выписал, чтоб не ударить в грязь лицом. Вместо пуговиц да пряжек повелел пришить самолучшие самоцветы, найденные в его уральских владениях. На балу и сам блистал: вспоминая молодость, пел про телятинку, сыпал анекдотами. И не заметил, как из кармана его выпал давний золотой брегет.

– Сколько времен вышло? – шутливо поинтересовался кто-то из гостей.

Савва ухмыльнулся:

– Не ходят они уж почитай годков десять!

– Как это? – удивился гость. – Ровно полночь показывают!

Савва воззрился на часы – те и вправду шли. «Кажись, они моему времени отсчет начали!» – пронеслось в голове у Саввы. И точно – через несколько месяцев разбил его апоплексический удар. Когда весть дошла до дворца, Екатерина послала к Яковлеву своих лучших докторов. Но и те не спасли больного. Узнав о том, императрица усмехнулась:

– Видать, протухла телятинка! Опять Савка стал нищим – миллионы-то на тот свет не унесешь! Хоть и были ручки загребущие, а больше никуда не дотянутся…

Оно, конечно, так. Да только вместо одного миллионера Яковлева обнаружилось четверо – сыновья покойного. И все тоже понесли свои счета на оплату в казну. А потом и их дети обнаружились. А потом и внуки. Это даже не урок – это загадка российская: и как только казна все не закончится?..

Конечно, миллионер Савва Яковлев и благотворительностью, и «добросердечными» делами занимался – на постройку церквей и школ, приютов и больниц деньги давал. Бедняков в бесплатных столовых кормил, в разные «общества призрения» на старых и малых денег не жалел. А вот запомнила его русская история всего лишь анекдотами. Потому что время все высвечивает. Да, кормил народ Савва и церкви с богадельнями строил, но особо запомнился тем, как лихо воровал. Неужто кто-то хочет такую память о себе оставить?

Да и с наследниками Савве не больно-то и повезло. Расползлось дело яковлевское: сыновья делами не занимались, заводы уральские купцам Демидовым продали, так что династии яковлевской в истории не осталось.

В тот летний день 1916 года в римской мастерской Алчео Доссена было душно и жарко. Камнерез с утра долбил камень – вырезал очередной барельеф для оконного карниза. Год назад в Риме началась мода на украшение домов такими поделками, вот Доссена и старался. Но сегодня, то ли из-за духоты, то ли оттого, что Алчео был сыт по горло дешевыми поделками, работа продвигалась туго. Резчик задыхался от каменной пыли, плотной завесой покрывавшей крошечную мастерскую. Голова его закружилась, перед глазами поплыли разноцветные круги, и в их завораживающем свете камнерез вдруг увидел прямо перед собой мужчину, одетого по моде далекой эпохи Возрождения…