Александр Литвин - Выше Бога не буду

Практику принятия подаренных цветов я прекратил в двадцать пять лет. Опять в день рождения мне подарили огромный букет – и в этот же вечер у меня вышел серьезный конфликт с начальником милиции. Его только что назначили командовать районным отделом. Он был молодым, полным сил и энергии, он хотел побороть преступность, я так полагаю, и для этого пришел в ресторан. Он был без формы. Совершенно обычный с виду человек, но внутри у него сидела власть, власть, не данная природой, а приобретенная вследствие изощренного ума и хитросплетений в отношениях. Он был навеселе, и этот фактор ускорял желание проявить новообретенную власть. В общем, он достаточно жестко раскритиковал нашу веселую компанию и попытался взять меня на болевой прием – вероятно борьбой занимался. А я занимался волейболом и как-то на рефлексе воспринял его голову за мяч. И влепил со всей силы. Мой деньрожденный аргумент расстроил его сознание. И все. По тем временам это было очень серьезным уголовное правонарушением: сопротивление работнику милиции.

Утром в кабинете командира части меня уже ждала группа товарищей. Теперь начальник милиции был в форме. Да, подумал я, надо же было так вляпаться в историю. Чуть поодаль сидел полковник КГБ, он тоже был в ресторане в тот вечер. Он, собственно, меня и спас, сказав: «Так, парни, я свидетель, и свидетель на стороне вот этого… – он указал рукой на меня. – Тебе на будущее: аккуратней с головами граждан, а тебе, – он посмотрел на начальника милиции, – форма очень к лицу, носи ее и не снимай никогда, даже когда спишь, чтобы люди знали, с кем имеют дело». Вот вам и цветочки! Я вдруг вспомнил огромное количество эпизодов с цветами. Понравилась девушка, дарю букет – все, нет девушки в моем поле зрения! Навсегда! Или замуж выйдет, или уедет в далекие края. С тех пор цветы в подарок не беру и никому их не дарю ни в каком виде.

То, что энергия растительного мира плохо действует на меня, на мою интуицию, стало очевидным. До полной утраты рифмы. А что такое рифма? Она ведь тоже не рождается в голове. Мы ловим ее. Это информация от Мироздания. Стихи, музыка, любой вид творчества – это работа интуиции. Я, конечно, про творчество говорю, а не про «ботинки-полуботинки». Стало быть, в моей ситуации растительный мир, его энергия снижает уровень моей интуиции и безопасности, и способность писать стихи таким образом исчезает, потому что без интуиции их не напишешь. Все это понятно, но почему это действует именно на меня? Огромное количество поэтов и писателей творили на бумаге и создавали шедевры. Что в моем взаимодействии с растительным миром не так? Я решил не проводить эксперименты, но крепко задумался. Когда-нибудь я пойму эту странную пока еще связь. Но все будет своевременно. В то время я это уже знал. Пока что Мироздание без ответов меня не оставляло. А стихи привели меня к очень интересному моменту в моей жизни. Они дали мне возможность задуматься о взаимодействии веществ в природе не с точки зрения физики и химии, а с точки зрения их воздействия на мою интуицию и безопасность.

Наступил 2008 год. Первого января я вышел из дома. Первый день Нового года. Легкий морозец. Надо следить за знаками. Что принесет этот год, как он сложится? Задач много. Альберт в этом году заканчивает школу. Мне тоже предстоит получение диплома. На работе эксперимент за экспериментом. Все вроде бы по плану. Утром я встретил пару: мужчина и женщина стояли перед входной дверью. За много-много лет я не встречал в первый новогодний день одновременно и мужчину и женщину. Женщины были, мужчины были. А чтобы вместе – это было впервые. Интересный впереди год, подумал я. Черно-белое кино. И хорошо будет, и плохо. Ну, в принципе, ничего страшного в этом нет. Будем жить и решать вопросы по мере поступления. Год начался очень быстро, события на работе следовали одно за другим, дома все было как обычно, Альберт готовился к сдаче самых ответственных на тот момент экзаменов, прошли праздники, двадцать третье февраля и восьмое марта, и моя интуиция спала так, как никогда раньше.

Я был дома, рабочий день закончился. Раздался звонок – звонил оперативный дежурный: «Богданыч, беда у нас… Владимир Данилыч умер». Владимир Данилыч был моим другом. Он был моложе меня на 12 лет. Бывший военный штурман, сотрудник таможни. Человек, которому в жизни никто плохого ни в лицо, ни в спину не сказал. Диагноз – внезапная коронарная смерть. Ему было тридцать семь, и мне было страшно жаль его жену и маленького сына. За него я не переживал. Я все ждал, когда он мне приснится. Всех моих близких после ухода я видел на третий день. Володька мне не снился год. Ровно через год он появился. Я знал, что у него времени в обрез, и эту степень свободы – общения с живыми – еще надо заслужить. Я только успел сказать:

– Давай, рассказывай быстро, что ты, где ты?

– Говорить не могу, у меня сейчас своя работа. Когда это все случилось, я, конечно, просто обомлел от удивления. И всех вас видел, и… но потом мне все правила рассказали, и сейчас у меня важная работа.

Он протараторил это и исчез. И это произошло только через год, а тогда мы сидели с друзьями и вспоминали, каким он был. Мне и сейчас его не хватает. Но понимание того, что смерть имеет совсем другие характеристики, дает мне возможность сильно не печалиться.

Потом был месяц май, и знаки сыпались как из рога изобилия. И они были полярные по значению. Первый был на весенней охоте. Я сидел в кустах на каком-то болоте, выцеливал селезней. Все шло нормально. Селезень летел на меня с востока, со стороны солнца, мне неудобно было стрелять, но азарт есть азарт, и я выстрелил. Выстрел был точный, точнее не бывает. Я умудрился попасть в селезня, но часть заряда зацепила лебедя, который летел гораздо выше. Это была пара, и один из них начал падать, а второй летел рядом. Мне стало нехорошо. Я никогда не стрелял в лебедей. Как он умудрился нарваться на мою дробь, до сих пор не представляю. Это была дробь, не картечь, для лебедя практически безопасная штука, особенно на таком большом расстоянии. Но это случилось. Это была моя последняя охота. Я продал все свои ружья и больше ни по птицам, ни по животным никогда не стрелял.

Второй знак пришел в конце мая. Во дворе у меня росли две березки. Выросли сами. Семена птички принесли. Они росли рядышком, одна чуть повыше, другая пониже. Я не стал их вырубать – выросли они в правильном месте, ничему и никому не мешали. И вот ураган. Маленькую березку ураган сломал пополам. Молодые березы обычно очень гибкие, гнутся до земли, но не ломаются, а эта сломалась.

Я видел эти знаки, но отказывался признавать их. Я никому про них не говорил, я старался не думать о плохом, я не стал заказывать сон. Тут еще алабай наш вдруг завыл – так жутко и так безысходно. Что будет? Мне все это очень не нравилось. Но я старался отключиться от симптомов грядущей катастрофы.

У Альберта наступила горячая пора. Наталья бегала по магазинам в поисках приличного костюма для выпускного вечера, а он готовился к экзаменам. По поводу его поступления я был уверен, и этому тоже были знаки: я видел сон, где поднимался с ним по лестнице – широкие мраморные ступени вели вверх. В другой раз я шел по такой же красивой лестнице один и тоже только вверх. Лестница была необычной, из полированной яшмы с красивыми перилами и с очень удобными ступенями, иди по которым одно удовольствие.

Наступила пора экзаменов. Альберт сдал их успешно. Потом был выпускной, который совпал с победой нашей футбольной сборной над голландцами, и это был просто всенародный праздник. А потом мы отправились в Москву. Приехали в аэропорт, прошли регистрацию и стали ждать посадку. Наш самолет стоял на взлетной полосе. Подошло контрольное время, но нас никто не приглашал к выходу. Потом по громкой связи объявили, что вылет задерживается. Причину не уточнили. Я смотрел на самолет сквозь стекло и думал: «Этот самолет ни сегодня, ни завтра никуда не полетит». Я позвонил Наталье и сказал, что мы меняем рейс, и пошел сдавать билеты. Представитель авиакомпании заверил, мои волнения напрасны и скоро мы полетим в Москву.

– Вы извините, но этот самолет не полетит ни сегодня, ни завтра, а нам надо срочно в Москву подавать документы в университет. Кстати, а в чем причина задержки?

Представитель заволновался:

– Вы только никому пока не говорите. При посадке лопнуло переднее колесо. Ждем замену. Его из Внуково должны передать со следующим рейсом.

– А когда следующий рейс?

Представитель сделал круглые глаза:

– А вот пока не знаю – сюда или в Екатеринбург.

Да уж, подумал я, весело начинаем осваивать программу абитуриента.

Мы прилетели в Москву. На этот раз мне было легче. Евгений снимал однокомнатную квартиру на «Проспекте Вернадского», в одной остановке от «Университета». Квартирка маленькая, но места нам хватало: я купил надувной матрас и спал на нем. Готовить я умею, поэтому первым делом зашел в магазин за продуктами, а потом мы поехали подавать документы.