Виктор Санчес - Тольтеки нового тысячелетия

После слов Тайяу я понял, что теварис не светит взойти на Ла Унарре, так как среди нас «самых-самых» не было. Но в любом случае, нужно быть готовым к тому, чтобы доставить паломников к подножию горы.

Я рассказал моим друзьям о предстоящем походе, и мы приготовили наши приношения на случай, если все-таки нам повезет, и нас попросят «сопровождать» старейшин в путешествии к горе. К тому же это даст нам возможность немного подремонтировать машины и сменить масло — они уже давно в этом нуждались. Виррарика, которые не собирались идти на вершину, тоже взобрались на борт грузовика, чтобы воспользоваться тем, что мы будем проезжать через Лос Вальдес и кое-что купить.

Я решил на этот раз ехать в кузове — мне ужасно хотелось послушать, что мои теокарис виррарика будут говорить о прошлой ночи, и может быть, мне тоже удастся поделиться своими впечатлениями. Виррарика, как всегда, были в прекрасном настроении. Мы ехали стоя, привязав шляпы ленточками, чтобы их не унесло ветром. Я стал спрашивать их, как все прошло ночью, и они отвечали — отлично. Они многое увидели и узнали, но от конкретного обсуждения увиденного виррарика уклонились. Из уважения к их чувствам, я сменил тему разговора.

Горы постепенно приближались, и я невольно подумал о том, насколько изменились отношения между индейцами и теварис — холодок недоверия сменился дружелюбием и близостью. Хотя я уже был знаком ранее с половиной паломников, в том числе и со старейшинами, на этот раз все было немножко иначе — я оказался в самой гуще незнакомых хикарерос, многие из которых путешествовали с семьями, а другие присоединились в последнюю минуту. Кроме того, это был первый год пятилетнего цикла, в соответствии с которым хикарерос исполняли свои обязанности, да и вообще первое их паломничество в таком составе, так что не удивительно, что они нервничали. Но теперь, когда цель паломничества была достигнута, все немного расслабились и отношения стали проще.

По мере приближения к месту назначения, пейзаж менялся удивительным образом — перед нами была совершенно плоская равнина, на краю которой, без всякого перехода в виде предгорий или холмов, начали вырисовываться горные вершины. По крайней мере, так казалось с того места, где мы находились. Я уже бывал на Горе, только сейчас мы подъезжали к ней с другой стороны, и я прикинул, что подъем будет не столь легким, как раньше — здесь придется начинать восхождение прямо от пустынного подножия горы, в то время как обычно мы восходили на нее со стороны Реал де Каторсе, то есть почти от самой вершины, куда, к тому же, подходил автобусный маршрут. От его конечной остановки было недалеко до Дворца.

Мы подъехали к Лос Валдес, типичному поселению в центре пустыни Потоси, разве что оно было чуть побольше тех поселков, что мы миновали по ходу Паломничества. Мы пропылили по центральной улице до ближайшего продуктового магазина, и тут нам пришлось разделиться — две легковушки должны были остаться в городе для мелкого ремонта, а грузовик должен был отправиться к Горе с теми, кому выпала честь взойти на нее и поднести наши дары — даже отсюда до нее оставалось еще прилично.

Мы, теварис, договорившись с группой Антонио о месте и времени следующей встречи, занялись было своими делами, как вдруг один виррарика подошел к нам и сказал, что мы должны послать одного-двух представителей нашей группы, чтобы они доставили на гору и наши приношения. Мы были просто поражены! Тут же началась жаркая дискуссия о том, кому же ехать — в кузове оставалось два места, а ехать хотелось каждому. Наконец, Маноло сказал:

— Мне ужасно хочется поехать, но я уже был там, поэтому пусть поедет тот, кто еще не всходил на Гору. Я уступаю свое место!

Я присоединился к нему из чувства солидарности и тоже отказался от своего места, предложив выбирать из тех, кто никогда еще не был на Горе. Таких оказалось трое, и все они приготовились, на случай, если вдруг удастся втиснуться на эти два места втроем. Мы передали им наши приношения и наши послания Силам, обитающим там, вверху.

Когда все было готово, я подошел к Антонио; рассказал ему о нашем решении, и еще раз спросил о месте и времени следующей встречи, когда они спустятся с горы.

— Ты должен идти с нами, Виктор, — спокойно сказал Антонио, глядя мне прямо в глаза, и я понял, что никаких отговорок он не примет. В этот миг у меня произошло внезапное переключение внимание: только что, пока Антонио молчал, у меня было обычное правостороннее внимание, и вдруг все переменилось — внимание обострилось до крайности, я просто физически чувствовал, как все мое тело вибрирует. Мир воспринимался как-то особенно ярко, свежо и ясно, я еще интенсивнее ощущал его. Мне казалось, что должна быть какая-то точка для фиксации этого внимания, и, посмотрев на горы, я понял — это был призыв. Антонио прав, я должен отправиться во Дворец Правителя — Солнца. Говорить было не о чем. Я вернулся к своим и сказал Маноло, что маракаме приказал мне идти с ним. Через несколько минут те, кому выпала честь ехать, погрузились в грузовик, и он устремился к Ла Унарре.

Примерно через час мы подъехали к маленькой деревушке у подножия Священной Горы. Все приготовились к восхождению. Мы попрощались с Вентурой и договорились встретиться в четыре часа дня (неужели?! а ведь было уже одиннадцать утра!). Но я не стал высказывать вслух своих сомнений и приготовился к подъему. В группе было семь виррарика и четыре мексиканца. Мы выстроились в индейскую цепочку и быстро двинулись вперед. Я был не новичок в такого рода переходах, однако скорость, с которой двигались виррарика, даже от меня потребовала полной отдачи и предельной концентрации.

Подъем сопровождала музыка: шедший в конце цепочки Галиндо играл на гитаре, а Хулио, шедший передо мной, играл на скрипке. Я давно обратил внимание на то, что во всех танцах хакарерос Хулио всегда занимал позицию в начале цепочки и как-то направлял ее движение. Сейчас впереди Хулио шел Антонио, а впереди Антонио — уважаемый Тамац Кахуллумари (Мануэль), наконец, перед ним — уруквакаме Лусиано, старейший из паломников.

И вдруг я «исчез», точнее, исчезло мое восприятие «я», я словно стал частью одного большого энергетического поля, созданного всеми нами, идущими в одной цепочке. О, какое это было приятное и радостное ощущение — быть частью «этого», быстро движущегося целого. Так мы прошли несколько километров, отделявших деревню от подножия горы, останавливаясь только тогда, когда одному из нас нужно было ненадолго отлучиться «по делу». И вот я уже созерцаю Священную Гору от Самого подножия — как она прекрасна и величава! Впереди виднелось широкое ущелье, постепенно уходящей вверх, к самой вершине горы. Я ощутил необыкновенный прилив чувств — да, там, впереди, меня обкидает нечто совершенно необычное, и мне не терпелось уже подняться и узнать, что же это.

— Иди передо мной, ты же уруквакаме.

Голос Хулио вывел меня из состояния блаженного созерцания. Я, конечно, знал, что такое уруквакаме (тот, в то укажет путь), но не понимал, что он, собственно, имеет в виду? Тем не менее, я без звука подчинился его приказу и оказался прямо за Антонио — это хорошо, теперь я смогу в точности повторять его движения, ступая за ним след в след. Мы начали восхождение, и вдруг позади меня послышалась мелодия, Которую я узнал сразу — это та самая песня, которой меня научил Татевари на Хумун Куллуаби! Хулио повторял целые строфы из «моей» песни, да притом на испанском. Мне, конечно, льстило, что ему понравилась моя песня только вот откуда он мог ее узнать? Мы запели хором.

И вот мы преодолели последнее расстояние, отделявшие нас от горы, и вступили в ущелье. Начался подъезд. Дорога была крутой, но я легко, не чувствуя усталости, следовал всем ее поворотам и подъемам. Мы двигались четко, ритмично, и этот ритм задавал Лусиано. Несмотря на свои семьдесят с гаком, он мчался вверх, как горный козел, делая большие прыжки и легко обходя валуны. Иногда мне даже казалось, что он просто испытывает нас — а способны ли мы удержать этот темп, и этим объясняются его наиболее рискованные па. Антонио, впрочем, тоже было за семьдесят, но несмотря на это, он двигался в своих соломенных сандалиях гораздо легче, чем я в своих специальных горных ботинках.

И все-таки подъем был непростым — двое наших друзей стали отставать. Мы не останавливались, и я надеялся только на то, что они сумеют удержаться. За мной двигались двое виррарика, за ними — Луис Мануэль, идеально усвоивший ритм движения. По мере того, как подъем становился круче, Антонио восклицал: «О Боже? О Боже! Я слишком стар для этого», а остальные отвечали на это смехом и шутками, не замедляя шага. Очевидно, Антонио просто шутил. Но этот момент очень хорошо демонстрирует легкость отношения к жизни и ее трудностям среди виррарика. Они никогда не выпячивают собственную значимость. Антонио явно подтрунивал над собой, чтобы облегчить работу остальным, а это вовсе не легко, шутить и смеяться, когда ты поднимаешься в гору с такой скоростью.