Грэм Хэнкок - Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции

Все, что мне осталось в итоге, философское отражение опыта в форме большой сосиски, туго перевязанной с одного конца. Вот что мы представляем собой на самом деле, словно бы хотел сказать мне этот образ. Намек был более чем очевиден. Бессмысленно цепляться за материальные аспекты бытия, поскольку в конечном счете наши тела — всего лишь набитые под завязку колбасные шкурки.

В течение 12 часов после того, как видения окончательно исчезли, мое состояние продолжало оставаться очень тяжелым. Ходить я не мог. И лишь на вторую ночь ко мне начали возвращаться силы, мышечная дрожь прекратилась, и я восстановил утраченное чувство равновесия. Ну а с наступлением утра все признаки недомогания исчезли, уступив место отчаянному желанию поесть. Весь день я был занят и деятельно бодр, не чувствуя при этом ни малейших признаков усталости.

Ибога — это лекарство шаманов. Согласно представлениям посвященных в бвити, она приносит исцеление в этот мир, соединяя его с миром духов. Я знал, что мои видения были достаточно невыразительны по сравнению с теми, о которых сообщали посвященные в бвити. Однако и я, пусть и в ограниченном объеме, сумел прикоснуться к этому иному миру. И все благодаря священному растению шаманов. Действительно ли ибоген помог мне перенестись в сверхъестественную реальность, или же это была не более чем галлюцинация, порожденная моим собственным сознанием?

В то время я еще не в состоянии был с полной уверенностью ответить на этот вопрос. И даже отделить причину от следствия представлялось мне довольно-таки трудным делом.

Однако ту перемену, которая произошла в моем настроении после принятия ибогена, нельзя назвать иначе как чудодейственной. В течение целого ряда месяцев, предшествовавших этому событию, я чувствовал себя глубоко несчастным и подавленным. Мне стоило большого труда хоть как-то бороться с мрачными мыслями. Я постоянно винил себя в том, что не смог провести с отцом последние дни его жизни. Все эти переживания вкупе с болью от потери делали мои мучения столь невыносимыми, что порой я просто не видел смысла в дальнейшем существовании. Я практически убедил себя отказаться от любой активной деятельности, включая и научные изыскания, поскольку, говорил я себе, это все равно закончится неудачей.

Я не ожидал, что ибоген хоть что-то изменит в моем настроении. Тем не менее это произошло. С того момента, как силы вернулись ко мне, меня не покидала уверенность в том, что случилось нечто по-настоящему важное. Я перестал смотреть на мир с тем мрачным пессимизмом, который царил в моей душе все предыдущие месяцы. Меня и теперь посещают иногда угрюмые мысли. Но если прежде я цеплялся за них с настойчивостью обреченного, в буквальном смысле слова загоняя себя в угол, то отныне я с легкостью стал переключаться на иные, более радостные и светлые, впечатления.

И даже мои переживания по поводу смерти отца утратили прежнюю остроту. Да, я не был рядом с ним в эти последние минуты и знал, что ничего уже не смогу тут изменить. И все же прежняя боль таинственным образом исчезла.

Стало ли это исцеление результатом общения с миром духов или же это был побочный эффект от пережитого мной потрясения — не знаю. Но как бы то ни было, я искренне признателен ибогену. Вне зависимости от объяснения или задействованного тут механизма, он провел меня через нечто такое, чего я уже не в силах забыть.

Во многом это было подобно религиозному опыту. Ибоген позволил мне сбросить с себя путы дурных привычек и настроений. И он же убедительно продемонстрировал мне всю важность исследований в той сфере духовной жизни наших предков, которой ранее мы незаслуженно пренебрегали.

Пещера Пеш-Мерль на юго-западе Франции — это особого рода святилище, которое, как минимум, в пять раз древнее, чем Великие египетские пирамиды. Здесь, как и в пирамидах, есть целая система внутренних комнат, проходов, коридоров и галерей. Но если пирамиды были созданы самим человеком — в основном из обтесанных каменных блоков, то пещера Пеш-Мерль образовалась в известняковом массиве благодаря водам подземной реки, протекавшей здесь миллионы лет назад.

Затем река сменила направление, оставив после себя систему пещер длиной в четыре километра. Долгое время они пустовали, и лишь медведи устраивались здесь порой на зимовку. Наконец, примерно 25 тысяч лет назад, то есть в эпоху верхнего палеолита, пещеру Пеш-Мерль облюбовали человеческие существа. Судя по всему, они никогда не жили в ней: вход был слишком низким и неудобным, а внутри царили мрак и сырость. Однако люди решили несколько приукрасить это место, проявив в этом удивительную настойчивость и последовательность. В период между двадцатью пятью и пятнадцатью тысячами лет тому назад они регулярно — пусть и с большими интервалами — посещали эту пещеру. Однако затем они словно бы забыли о том, что некогда здесь было священное место. А около 10 тысяч лет назад, в конце ледникового периода, оползень надежно запечатал вход в пещеру, укрыв ее от внешнего мира. Обнаружена она была лишь в 1922 году, а до этого никто даже не предполагал, что за чудеса таятся внутри. Ведь здесь, зашифрованные в рисунках, тысячелетиями хранились ключи к нашему происхождению.

Следуя за М. Циммерманом, сотрудником музея Пеш-Мерль, я спускаюсь по лестнице, которая ведет к современному входу в пещеру. Он находится в нескольких метрах от того, которым пользовались в древности. Воздух вокруг становится сырым и прохладным, струйки воды текут под ногами, превращаясь в крошечные ручейки. К тому моменту, когда мы наконец достигаем массивной двери, мы успеваем уже пройти немало метров под землей. М. Циммерман торжественно открывает дверь и ведет меня к тем таинственным залам, что лежат впереди.

После яркого весеннего дня с его ослепительным солнцем глаза никак не могут привыкнуть к тусклому освещению внутри пещеры, так что в первые мгновения я отчаянно стараюсь хоть что-нибудь разглядеть. Однако люди верхнего палеолита, приходившие сюда 25 тысяч лет назад, находились еще в худшем положении, чем я. Глядя на притаившиеся вокруг тени, я думаю о том, насколько мрачной и путающей выглядела эта пещера в неверном свете факелов и каменных ламп, которыми пользовались наши отдаленные предки.

Кроме того, многие коридоры и галереи Пеш-Мерль были искусственно расширены уже в наши дни, что сделало их гораздо более удобными и безопасными. Ну а в древности люди, считавшие пещеру святилищем, вынуждены были ползти на животе по узким проходам, ежеминутно рискуя свалиться в очередную трещину. Ведь это была их единственная возможность попасть в главное помещение Пеш— Мерль. Каждый визит сюда требовал от них мужества и изрядной доли решимости, что изначально ограничивало возможное число посетителей пещеры.

Археологические находки свидетельствуют об относительно небольшом количестве посещений, совершенных, в свою очередь, столь же небольшим числом людей. Однако на протяжении всех этих 10 тысяч лет они приходили сюда с единственной целью — нанести на тщательно выбранную скальную основу прекрасные и загадочные рисунки (а возможно, и поклоняться им). Благодаря этим, а также другим, не менее важным знакам, о которых мы еще поговорим в следующих главах, ученые пришли к выводу, что наши предки практиковали здесь своего рода религиозный культ — один из наиболее ранних в истории человечества. Соответственно, тех, кто посещал пещеру, можно сравнить со специалистами в области ритуального искусства. Они приходили сюда в одиночестве или в сопровождении нескольких помощников, чтобы украсить стены этого природного святилища чудесными и загадочными рисунками. Не вызывает также сомнений, что само это место почиталось нашими предками как особенное, что и побудило древних художников избрать его в качестве своего холста.

Пеш-Мерль — это настоящее чудо природы. Благодаря неповторимой системе внутренних комнат и коридоров, пещера производит неизгладимое впечатление на любое человеческое существо, осмелившееся проникнуть сюда. И даже в наши дни, невзирая на электрическое освещение, она по-прежнему выглядит как кусочек иной, потусторонней реальности — настоящее царство подземных богов.

Циммерман закрывает за нами дверь, и мы оказываемся в длинном, извилистом коридоре, зигзагообразно убегающем куда-то вглубь и вниз. Высота и ширина этого прохода, некогда бывшего руслом подземной реки, достигает трех метров. В нишах коридора поблескивают причудливо изогнутые сталактиты и сталагмиты. Одни поднимаются вверх плотной шеренгой труб цвета слоновой кости, другие спускаются вниз, волшебным образом драпируя невзрачные стены пещеры. Здесь еще нет никаких рисунков, но чем дальше мы заходим в глубь горы, тем более странной и нереальной становится атмосфера вокруг. Создается впечатление, что мы нисходим в некую параллельную вселенную, царство эльфов и гномов, каким-то чудом сохранившееся до наших дней — может быть, для того, чтобы позволить нам хотя бы на миг прикоснуться к иному измерению.