Лаура Джексон - Смерти нет, я знаю! Правдивая история о том, что нас ждет за последней чертой

Не бывает «правильных» и «неправильных» путей – просто на разных путях мы усваиваем разные уроки. Однако существуют определенно более высокие и более низкие пути, и выбор более высокого облегчает усвоение урока. Если мы с уважением относимся к собственным истинам, к собственным уникальным дарам и к собственному свету, то картина и впрямь получается очень красивая. И если заниматься этим последовательно, оказываешься на истинном пути.

Пока мы выбираем себе путь, наши любимые на Той Стороне надеются, что мы выберем наилучший путь – и порой даже прилагают усилия, чтобы помочь нам его отыскать. Они хотят, чтобы мы раскрыли самое лучшее в себе и достигли счастья и самореализации.

Однако в конечном итоге именно мы делаем выбор, и вот тут-то и вступает свобода воли. Порой мы принимаем решения, которые ведут нас по дороге страха, а не по пути любви. Когда такое происходит, недолго сбиться с пути и заблудиться.

Но нельзя забывать, что все мы наделены врожденной способностью сделать над собой усилие и вернуться на истинный путь.

С Николь я была знакома по школе, где преподавала. Во время сеанса с ней возникло очень мощное присутствие со срочными сообщениями для ее отца, Майка. Мы с Николь вместе изучили некоторые из этих сообщений, но мне было ясно, что Та Сторона хочет достучаться до Майка. Я попросила Николь передать сообщения отцу, и спустя пару месяцев Майк связался со мной и попросил о сеансе.

Обычно я ничего не знаю об адресате, но кое-какие факты о Майке всплыли во время считывания для его дочери. Я знала, что у него двое взрослых детей, что он живет в Лос-Анджелесе и работает сценаристом. Я также догадывалась, что пытается передать ему Та Сторона. Однако, чтобы все это обрело смысл, нужно было новое проявление Той Стороны.

Я начала считывать энергию Майка. Левую сторону экрана затопило ярко-оранжевым.

– Оранжевый связан с творчеством и искусством, – объяснила я. – Ваша энергия выдает в вас художника. Ваши проводники говорят мне, что в семь лет вы знали, что вы художник. Знали, что именно этим хотите заниматься.

Но я также вижу, что лет в одиннадцать это резко прекратилось. Большую часть жизни вы не признавали свою сущность. Ваша жизнь была борьбой за принятие собственных страстей и любовь к себе, и большую часть жизни вы провели в замешательстве и поиске внутренних ответов.

– Да, – негромко откликнулся Майк. – Все так.

– Вижу, детство ваше было непростым, – продолжала я. – У вашего отца было много проблем, у него была задержка развития, и он так и не справился с этими проблемами. Вы же сумели облечь большую часть вашей собственной борьбы в слова и стряхнуть все то, что навязал вам отец. Отец был очень влиятельной силой в вашем детстве.

– Да, был, – вздохнул Майк.

Люди с Той Стороны изо всех сил старались пробиться к нам, и я впустила их.

– Вижу на Той Стороне маму и папу, – сказала я Майку. – Но ваш отец тянет назад и мешкает. Он стоит за спиной у вашей мамы. Поэтому сначала говорить будет мама.

Первым делом мать Майка обрушила на меня настоящий ливень любви. Порой меня ошеломляет сила и напор чьей-либо любви, и это был один из таких случаев.

– Майк, – сказала я, – ваша мама говорит: «Я не выбирала оставить тебя». Вам нужно это знать. Она говорит, что никогда не выбрала бы оставить вас.

Позже Майк объяснил мне, что его мать умерла во время операции на открытом сердце, когда ему было девятнадцать. Но поскольку брак ее с его отцом был таким тяжелым, Майк был уверен, что в некотором смысле его мать просто отказалась жить. В результате большую часть жизни Майк чувствовал себя брошенным.

В процессе считывания мать Майка проявила настойчивость.

– Она говорит, ей жаль, что она не могла больше защитить вас от вашего отца, но ей нужно, чтобы вы знали: уход не был ее выбором. Она не хотела оставлять детей одних с отцом.

В этот момент Майк прервал считывание, чтобы рассказать мне о том дне, когда умерла его мать.

Отец позвонил ему, чтобы сказать, что она заболела, но больше он ничего не знал. Поэтому Майк прыгнул в свой «буревестник» 1957 года выпуска и рванул домой из Бостона, четыре часа пути.

– И пока я ехал, в машину залетела белая вспышка света, – рассказывал Майк. – И я знал, что это она, и почувствовал ее облегчение, и мне тоже стало легче. Я ощутил душевный подъем. Она пришла ко мне, чтобы сказать, что с ней все в порядке, что она свободна от неудачного брака и искалеченного тела, результата удара за несколько лет до того. Радостное, ликующее ощущение ее освобождения не покидало меня весь остаток долгого пути домой. В глубине души я знал, что она наконец пребывает в мире.

Ровно в тот миг, когда мать Майка явилась ему в машине, часы на ее столе замерли.

– И никогда больше не работали, – сказал Майк.

Добравшись до дому, Майк застал отца в слезах. Тогда он впервые увидел, как тот плачет.

– Твоя мать умерла, – сказал он.

Но Майк уже знал.

– Да, – ответил он и, не сказав больше ни слова, ушел к себе в комнату.

Отношения Майка с его отцом, Марио, определялись недостатком тепла и невозможностью установить контакт. При росте под два метра и весе под 120 килограммов Марио подавлял физически. Он твердо верил, что мужчина никогда не должен показывать свои эмоции.

Майк знал, что не может поделиться пережитым в машине с отцом, и даже не пытался. На самом деле он никогда никому не рассказывал об этом опыте.

Значительность этого момента – упущенная возможность Майку и его отцу разделить нечто важное – наполняла меня печалью.

– Майк, между вами и вашим отцом кирпичная стена, – сказала я. – Все в вашей семье были словно замкнутые на себе острова. Большую часть жизни вы пребывали в раздробленном состоянии – вы разрывались между тем, чтобы быть собой, и тем, чего требовал от вас отец.

Теперь настойчивость Той Стороны в стремлении пробиться к Майку становилась понятной. Нечто случившееся в детстве нанесло ему серьезную травму – нечто связанное с отцом. Спустя десятки лет он все еще сражался с теми же самыми проблемами. Словно Вселенная что-то отняла у него, когда он был ребенком, а теперь хотела вернуть.

И в этот миг наконец вступил отец Майка. Сначала он проявился робко, опустив голову и пытаясь выдавить извинения.

– Это началось, когда вам было три года, – сказала я Майку. – Отец… отец ударил вас, когда вам было три? Он со стыдом показывает мне, что ударил вас. А вы были такой маленький.

– Если я делал что-то плохое, он гонялся за мной по всей округе, – сказал Майк. – Я забегал домой и прятался в кладовке, а он находил меня там и бил.

– Майк, ваш отец опускает голову, переминается с ноги на ногу и бормочет извинения, – сказала я ему. – Его заставили увидеть, что он наделал, и он просит у вас прощения. Он начал бить вас, когда вам было три, и мне больно это видеть, и я должна сказать вам, что вы не делали ничего плохого. Вы были просто беспомощным невинным ребенком. Все это было у вашего отца в голове. И вам нужно это знать, потому что вы по-прежнему с этим боретесь. Вы были как ребенок, которого держали под водой, пока он едва не захлебнулся. Наконец отец оставил вас, и вы вынырнули, едва в силах дышать, и до сих пор хватаете ртом воздух. Но вы должны знать, что это не ваша вина. Ответственность за случившееся берет на себя ваш отец.

Затем Марио показал мне на линейке времени отметку о событии, имевшем место, когда Майку было девять. Потом еще одну, когда ему было одиннадцать. Было не разобрать, что это за события, но я могла сказать, что они сбили Майка с курса.

– Вы выбрали для себя путь, который не был подлинным, – сказала я ему. – Вместо этого вы последовали модели, навязанной вам отцом. И теперь ваш отец… ваш отец на Той Стороне плачет. Он говорит, то, что он с вами сделал, непростительно, и плачет от стыда. Ему ужасно стыдно и горько от того, что он сделал.

Мне не удавалось толком разглядеть, что произошло с Майком, когда ему было девять и одиннадцать. Отец на этот счет разъяснений не давал – его слишком придавило раскаянье.

Но тут заговорил Майк. Он повел меня в свое детство на Лонг-Айленде. У него была коллекция мягких игрушек, которые он обожал. Маленькая желтая обезьянка с длинным хвостом, плюшевый мишка, всего восемь или девять игрушек.

– Они были моими лучшими друзьями, – сказал Майк. – Когда я рос, в доме не принято было обниматься или целоваться, но моих зверей я мог обнимать и целовать, сколько хотел. На них я мог положиться. Поэтому каждый вечер я собирал их у себя в кровати в кучку, обхватывал руками и так засыпал.

Однажды, когда Майку было девять, он пришел из школы и обнаружил, что игрушки пропали. Он лихорадочно искал их, но они так и не нашлись. Отец выбросил их на помойку.

– Отец сказал, что мягкие игрушки для девчонок, поэтому он их выбросил.

Спустя два года, в одиннадцать лет, Майк обнаружил у соседнего дома большую картонную коробку и затащил в семейный гараж. Он разрезал ее, разложил на полу и превратил в гигантский холст. Каждый день он мчался домой из школы, чтобы поработать над своей картиной. Это был пейзаж с горами, деревьями и ручьями. Это был его шедевр. Работа над картиной позволяла ему чувствовать себя живым. В ней Майк видел отражение собственного прекрасного света. Он видел и понимал свой уникальный дар и истинное «я».