Семь лучей - Эрнест Вуд

желание — любовь к вещам. Если человек полон желания к большей материальной собственности, власти или мирской славе, за этим, тем не менее, стоит жажда большей жизни. Но поскольку он делает ошибку, считая себя материальной вещью — просто телом, снабжённым набором мыслей и чувств, его представление о более широкой жизни приводит его лишь к наращиванию телесных владений и славы. Он не сознаёт, что его ближние — живые существа. Для него они не более чем сложные оживлённые материальные механизмы, и его отношение к ним определяется лишь тем, вписываются ли они в его желания и планы, или мешают им. Но мудрый человек чувствителен к жизни в других существах. Он сразу чувствует её и не может составлять планов, не учитывая её, и любовь, наполняющая его жизнь, расширяет её без всякого захвата с его стороны. Для него невозможна погоня за славой, он не хочет занимать умы других мыслями о себе, чтобы увеличиваться и умножаться в них. Скорее он наполнит свой собственный ум и жизнь ими, их интересами и нуждами в силу своего вселенского сочувствия.

Любовь знакомит нас с жизнью — не только физически, приводя к нашему рождению в этом мире, но и каждый момент жизни, открываясь в чуткой чувствительности и ведя к новому опыту и новому долгу. Каждому из нас знаком старомодный образ скряги, который со свечой в руке спускается в подвал или поднимается на чердак, и запирается там, наслаждаясь своими сокровищами, осыпая руки и шею золотом и драгоценными камнями, и купаясь в них в болезненном удовольствии. И всё же это не удовольствие, потому что такой человек всегда полон страха и шарахается от любой тени, отброшенной его трепещущей свечой, и вскакивает от каждого звука. И буквально верно, что это его эгоизм заставил его отшатываться от соприкосновения с остальными, приведя к ужасному сужению его жизни. Но любовь расширяется и изгоняет страх; она делает человека человеком. Это подлинное человеческое чувство, и когда люди теряют её, они теряют и свою жизнь, хотя их тела могут продолжать двигаться.

Одна история, которую иногда можно услышать в Индии, показывает, насколько отлична любовь от мысли и как должно следовать повелениям любви, когда дело касается человеческой жизни. Очень давно в Индии в большой деревне жил один старик. Он был там самым богатым человеком и обладал большой властью, но характер у него был плохой — он использовал свою власть и своё богатство, чтобы преследовать и мучить всякого, кто ему не нравился, и потому стал ужасом для всех жителей. У него был сын, который был сама доброта, и все с нетерпением ждали того дня, когда он унаследует богатство и положение старика и станет для них живым благословением. Третьим персонажем этой истории был странствующий санньяси, настроенный творить добро, которому случилось прийти в эту деревню и на некоторое время остановиться там. Очень скоро он узнал о том, что там происходит, и у него появилось любопытное искушение. Он сказал себе: "Почему бы не убить этого старика? Это освободит людей от несчастья, а молодому человеку даст возможность творить добро, чем он непременно займётся. Ведь старик сам несчастен, а что случится со мной — не важно, коль скоро я делаю добро." К истории задаётся вопрос: а как бы вы поступили в таких обстоятельствах? По логике кажется, что идея неплоха. Но к счастью, большинство людей поступили бы по велению сердца, как поступил и санньяси, оставив старика жить.

Мудрость в нас знает, что все мы едины, и счастье, купленное для кого-нибудь ценою страданий другого, для неё столь же немыслимо, как для ума — предложение найти истину с помощью намеренно ложной мысли. В наше время перед западным миром встала подобная проблема в связи с проводящимися всё время экспериментами над живыми животными. Это никому не нравится, всякое сердце сжимается от этих ужасов, а студенты поначалу содрогаются от того, что им предстоит делать, пока их сердце не затвердевает. Всё это оправдывают логикой и благом человека; ум, похоже, говорит, что это вполне оправдано для уменьшения человеческой боли. Но даже если это уменьшает человеческую боль (чего, впрочем, таким методом добиться совершенно невозможно, пока миром правит карма), в то же время это ожесточает сердца и задерживает прогресс человечества. Все мы думаем о человечестве будущего как о людях великой любви и великих сил, а не как о несчастных, пресмыкающихся в трещинах земли в рабстве у дряхлых тел, которые приходится поддерживать за счёт причинения немыслимой боли своим собратьям; и всё же люди, похоже, не сознают, что их немудрое отношение только отодвигает славное будущее человечества.

Мудрость можно увидеть даже в простых чувствах вроде тех, что испытывал философ Эмерсон, который, вернувшись домой из путешествия, пожимал, как руки, нижние ветви своих деревьев, и утверждал, что он мог чувствовать, что они рады его возвращению. То же самое очень сильно заметно в прозе и поэзии Рабиндраната Тагора, который мог войти в дух маленького ребёнка или потока и ощутить смысл и цель жизни даже на убогих улочках людного города. Джняна, мудрость, есть любовь, сознание одной и той же жизни во всех.

Давайте вспомним об опыте человека из Лос-Анджелеса, который никак не мог научиться водить автомобиль из-за того, что несмотря на всё его сопротивление, его руки направляла мысль о телеграфных столбах. Хотя этот пример иллюстрирует силу мысли, не следует воображать, что он показывает также и сравнительную слабость свободной воли. Воля здесь не была побеждена; она просто была в бездействии. Человек не изъявлял волю — ему просто хотелось; а между этими двумя вещами есть существенная разница. Присутствие желания или надежды в уме человека как раз указывает на отсутствие воли, и человек, который предаётся желаниям, на время отказывается от своей божественности и уступает свой трон.

Крайнюю раздельность и взаимоисключение воли и желания можно показать очень просто. Если ваш карандаш лежит на столе и вы рассматриваете вопрос, взять ли его, вы придёте либо к решению "я его возьму", либо "я его не возьму". Здесь вообще не будет никакого желания или мечтания, поскольку вы совершенно уверены, что это в пределах ваших возможностей. Но если бы карандаш весил полтонны, или вы бы считали так, тогда бы вы могли сказать: "о, хотелось бы мне быть в состоянии поднять этот карандаш!".

Человек, которому чего-то хочется, тем признаёт свою зависимость от внешнего шанса; он