Библия Раджниша. Том 4. Книга 1 - Бхагван Шри Раджниш

Почти десять или двенадцать дней моя бабушка не ела. Вначале было очень трудно воспрепятствовать ей отправиться на погребальный костер. Наконец, все они, вся моя семья, сказали мне: «Только ты можешь убедить ее; ты был вместе с ней семь лет». И, конечно, я добился успеха. Все, что я должен был сделать, — это сказать ей: «Вы постоянно говорите: ‘Для чего мне жить?’ Не для меня же? Просто скажите мне, что вы не хотите жить для меня? Тогда я скажу всей семье, что мы оба отправляемся на погребальный костер».

Она сказала: «Что!»

Я сказал: «Тогда зачем мне оставаться здесь? Для чего? Будет хорошо, если мы пойдем вместе».

Она сказала: «Прекрати эту чепуху. Разве кто-нибудь слышал о том, чтобы мальчик, семилетний мальчик…? Это не для тебя, это для женщины, чей муж умер».

Я сказал: «Ваш муж умер, мой Нана умер, и моя Нани собирается умереть — для меня это достаточная причина. И во всяком случае, я все равно когда-нибудь умру, так зачем же долго ждать? Быстро и покончим с этим».

Она сказала: «Я знаю, что ты озорник, и, даже хотя твой Нана умер, ты подшучиваешь надо мною».

Я сказал: «Тогда перестаньте беспокоить всю семью, иначе я пойду вместе с вами». Она согласилась не ходить на похороны и согласилась с тем, что будет жить для меня.

Она осталась в городе моего отца; но она была очень независимой женщиной: ей не нравилась большая объединенная семья; братья моего отца, их жены, их дети — это был большой караван. Она сказала: «Здесь не место для меня. Я прожила всю свою жизнь с мужем, в тиши. Ты прожил с нами только семь лет, а ведь мы в своей семье даже не разговаривали подолгу, так как не о чем было разговаривать. Мы обо всем переговорили раньше, поэтому нам не о чем было разговаривать — мы просто молча сидели».

А место, где они жили, было прекрасное, оно выходило на очень большое озеро, поэтому они часто сидели, глядя на озеро и на то, как летают водоплавающие птицы, которые в определенное время года тысячами собирались там. Она сказала: «Мне хотелось бы пожить одной». Поэтому для нее выбрали дом около реки, где она могла бы найти некоторое сходство с прежним жильем; в этом городе у нас не было озера, но была красивая река. Целый день я проводил в школе, или слонялся по городу, или занимался тысячею и одним делом, а вечером я всегда был со своей Нани. Много раз она говорила: «Твои родители недовольны. Мы забрали тебя от них на семь лет, из-за этого они не могут простить нас. Мы думали, что вернем тебя таким же чистым, каким взяли, стараясь ничем не влиять на тебя. Но они сердятся; они не говорят об этом, но я чувствую это и слышу от других людей, что мы испортили тебя. А теперь ты не ходишь ночевать к своим отцу и матери и ко всей своей семье; каждый вечер ты приходишь сюда. Они подумают, что ты продолжаешь портиться, — старик умер, но старуха все еще здесь».

Я сказал ей: «Но если я не приду, сможете ли вы заснуть? Для кого вы стелите вторую постель каждый вечер перед моим приходом? Я ведь не говорю вам, что приду завтра. Что касается завтрашнего дня, то с самого начала я не был уверен в нем, ведь кто знает, что случится завтра? Почему вы стелите вторую постель? И не только вторую постель…»

У меня была давнишняя привычка, с которой Деварадж должен был как-то покончить; на это у него ушло почти два или три года. С самого раннего детства, насколько я помню, прежде, чем отправиться спать, мне нужны были конфеты, иначе я не мог заснуть. Поэтому она не только стелила мне постель, она обычно выходила и покупала для меня конфеты, конфеты, которые я любил, а затем клала их рядом с моей кроватью, чтобы я мог съесть их; даже среди ночи, если мне хотелось конфет, я мог есть их. Она клала их в таком количестве, что их можно было есть всю ночь.

Я спросил ее: «Для кого вы приносите эти конфеты? Сами вы их не едите; с тех пор, как умер Нана, вы не пробовали их». Мой Нана любил конфеты. В действительности, кажется, это он привил мне вкус к конфетам; он также перед сном часто ел их. Такого не делают ни в одной джайнской семье. Джайны не едят по ночам; они даже не пьют воду, или молоко, или что-либо другое. Но он жил в деревне, где был единственным джайном, поэтому проблем не возникало. И возможно, от него я унаследовал эту привычку. Я даже не помню, как я начал: он, должно быть, ел и позвал меня присоединиться к нему. Я, должно быть, присоединился к нему, и постепенно это вошло в привычку. В течение семи лет он приучал меня!

Я не мог отправиться к себе домой по двум причинам. Одной причиной были конфеты, так как в доме моей матери такое было не возможно: там было столько детей, что если разрешить одному ребенку, то все дети начнут просить. И в любом случае, это противоречило религии — просто нельзя даже было и попросить. Моей же трудностью было то, что я просто не мог уснуть без них.

Во-вторых, я чувствовал: «Моя Нани, должно быть, хочет быть одна, а здесь так трудно быть уединенным, — здесь так много людей; здесь всегда базар. Никто не будет скучать по мне, если меня здесь не будет», — никто и не скучал по мне. Они просто удостоверились, что я ночую у своей Нани, поэтому проблем не было.

Итак, даже и после тех семи лет я не был под влиянием своих родителей. Просто случайно с самого начала я стал самостоятельным. Правильно я поступал или неправильно — это было неважно, но я поступал самостоятельно. И постепенно это стало моим образом жизни во