Джозеф Кемпбелл - Мифы, в которых нам жить

Но остальные предпочли идти дальше, так что старший сам собрал всю медную руду и отправился домой. Там, куда упал светильник второго, земля была сплошь покрыта серебром, и он тоже остался копать добычу. Третий брахман нашел золото.

— Разве ты сам не видишь? — сказал ему четвертый. — Сначала медь, потом серебро и золото. Следующими будут драгоценные каменья!

Но третий брахман удовольствовался своим золотом, так что четвертый двинулся дальше один.

И вот что с ним случилось:

…Его жгли раскаленные лучи солнца, мучила нестерпимая жажда. Заблудившись, он бросался то в одну сторону, то в другую, пока наконец на холме не увидел человека. Он обливался кровью, а на голове у него вращалось колесо. Подбежав к нему, брахман спросил:

— Кто ты такой, почтенный? Почему здесь стоишь и почему на голове у тебя крутится колесо? И еще скажи мне, где тут можно напиться.

Едва он это произнес, как колесо сразу же перескочило с его головы на Голову молодого брахмана.

— Что это? — удивился он.

— Когда-то это колесо точно так же перескочило на мою голову — ответил незнакомец.

— Оно причиняет мне сильную боль, — пожаловался брахман. — Как бы мне от него избавиться?

— Ты избавишься от него только после того, как к тебе подойдет какой-нибудь путник со светильней, озаряющей путь к жизненному успеху, и задаст тот же вопрос, с каким ты обратился ко мне, — сказал незнакомец.

— Сколько же времени ты так простоял?

— А кто ныне царствует в стране?

— Царь Ватса, музыкант, прославленный своей игрой на вине.

— Не знаю, сколько времени прошло, — вымолвил незнакомец, — но в ту пору, когда я явился сюда со светильней, озаряющей путь к успеху, страной правил Рама. При нем-то это все и случилось.

— А как же ты, с колесом на голове, утолял жажду и голод? — спросил его брахман.

— Властитель богатств, опасаясь, как бы кто-нибудь их не похитил, вселяет страх во всякого, кто сюда забредет, даже в сиддхов. Если же кто-нибудь все-таки доберется до этих мест, то освобождается от жажды и голода, от старости и смерти, сохранив только способность испытывать боль. Спасибо тебе. Ты избавил меня от тягчайших мук. Я ухожу домой.

В окончательном своем виде старинная притча призвана предостеречь от чрезмерной алчности, но в ранней форме была махаянским преданием о пути бодхисаттвы, где поспешный вопрос духовного искателя указывал на бескорыстное совершенство его сострадания. Вспоминается изувеченный король из средневековой легенды о Святом Граале: если бы простодушный Рыцарь без раздумий задал хозяину вопрос о его недуге король тут же выздоровел бы, а сам гость принял королевский титул (см. девятую главу). Заметно сходство с терновым венцом на голове распятого Христа; вспоминается и множество других персонажей: Прометей на кавказской скале и орел, клюющий его печень, или пригвожденный утесу Локи, по голове которого стекает огненный яд космического змея; наконец, сам Сатана, каким увидел его Данте: в сердцевине Земли, центре её вращения — там же, где обитал его прообраз, греческий Аид (римский Плутон), владыка не только подземного мира, но и богатства. Чудесное совпадение из тех, с какими нередко сталкиваешься при сопоставлении мифических образов! Мы нашли на Западе близнеца индийского бога земли Куберы — владыки богатства и причиняющего мучительную боль вращающегося колеса, о котором рассказывалось в старинной притче.

Впрочем, в обсуждаемом нами случае шизофрении рассказчик сознавал, что не вынесет роли безумного, невыразимо страдающего бога на самой вершине Вселенной. Да и кто, спрашивается, добровольно решится на беспредельность переживаний этой жизни — и этой Вселенной — как она есть, во всей полноте ее устрашающего восторга? Такой, вероятно, и должна быть окончательная проверка совершенства сострадания: сумеет ли человек безоговорочно принять этот мир таким, какой он на самом деле, стерпеть эту ужасающую радость, да еще и безумно желать подобного счастья всему живому? Так или иначе, даже сумасшедший Джесси Уоткинс понял, что с него хватит.

«Переживания были порой настолько опустошающими, — признавался он впоследствии, оценивая свое путешествие в целом, — что сейчас мне страшно было бы пережить это снова… Я внезапно столкнулся с чем-то неизмеримо огромным — столько чувств, столько знаний, что просто не выдерживаешь… Всего-то пара мгновений, но при этом кажется, что на тебя обрушился ослепительно яркий свет или сильнейший порыв ветра, а ты слишком беззащитен и одинок, чтобы выдержать этот напор».

В один прекрасный день он решил больше не принимать успокоительных средств и любой ценой прийти в себя. Он присел на краю кровати, крепко сцепил руки и начал повторять собственное имя. Снова и Снова, до тех пор, пока не понял вдруг — а подобное всегда происходит внезапно, — что совершенно здоров. Так оно и было: переживания прекратились, он опять был в своем уме.

Думаю, можно утверждать, что именно в этом и кроется ключ ко всему путешествию, если только человеку суждено вернуться назад. Вот он главный секрет: не отождествлять себя ни с одной из воспринимаемых сил или образов! Стремящийся к свободе индийский йог отождествляется со Светом и уже не возвращается, но те, кому еще хочется жить и помогать другим, никогда не позволят себе убежать отсюда навсегда Конечная цель исканий, предполагающих возвращение назад, — не освобождение или блаженство для себя одного, а мудрость и сила во благо всем вокруг. И у нас, на Западе, есть великая и по праву превозносима повесть о человеке, совершившем путешествие туда и обратно, десяти дневное плавание в страну Света — гомеровском Одиссее. Подобно британскому моряку Уоткинсу, он был воином, который после долгих битв вернулся к домашнему очагу, и эта перемена потребовала коренного смещения его психологического настроения и центра.

Всем хорошо известна чудесная история о том, как, подняв паруса своих двенадцати кораблей, Одиссей направился от покоренной Трои во фракийский порт Исмар, разрушил город, истребил всех его жителей и как сам он позже рассказывал, «жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много» , разделил добычу среди своих людей. Очевидно, что такому головорезу, совершенно не готовому к мирной жизни, требовалось целиком изменить характер, и потому боги, неизменно чуткие к подобным тонкостям, сочли необходимым устроить Одиссею хорошую передрягу.

Для начала Зевс наслал бурю, которая в клочья изорвала паруса Одиссеевых кораблей. Спустя девять дней беспомощные суденышки прибило к берегам земли лотофагов («поедателей лотосов»), страны галлюциногенного наркотика, отнимающего память. Там Одиссей и его одурманенные — как Уоткинс в больнице для душевнобольных! — товарищи бороздили море сновидений. Затем последовал ряд мифологических приключений, в ходе которых путешественники столкнулись с невиданными испытаниями.

После первого из них, встречи с циклопами и бегства из ужасной пещеры, которое обошлось команде дорогой ценой, последовал краткосрочный подъем: паруса Одиссея наполнились ветрами Эола. Восторги поутихли с наступлением мертвого штиля, когда все двенадцать судовпришлось до изнурения тянуть на веслах. Так друзья добрались до острова лестригонов; эти людоеды пустили одиннадцать кораблей на дно, и могучий Одиссей, столкнувшийся с высшими силами, которые былиему не по зубам, удрал с перепуганными спутниками на последней Лодчонке. В море по-прежнему царил штиль, и они отчаянно гребли, Я не заметили полоску суши, где суждено было развернуться главным событиям всего путешествия. Это был остров «светлокудрявой» нимфы Цирцеи, превращающей мужчин в свиней.

С такой дамочкой наш изрядно присмиревший герой уже не мог по-хамски дать себе волю: она явно превосходила его силой. К счастью для прославленного громилы, очень вовремя появившийся бог тайн Гермес, хранитель и проводник перерождающихся после смерти душ, успел помочь Одиссею и советом, и чарами. Вместо того чтобы обернуться свиньей, великий мореплаватель попадает — благодаря пособничеству Гермеса — на ложе Цирцеи, и нимфа отправляет его в подземный мир, где скитаются тени предков. Там Одиссей встречает, помимо прочих, слепого мудреца-прорицателя Тиресия, в ком слились мужские и женские познания. Проведав все, что только удалось узнать, Одиссей уже совсем иным возвращается к прежде опасной нимфе, которая становится теперь его наставником и попечителем.

Цирцея направляет Одиссея на остров Гелиоса, ее отца, но там, близ источника всемирного света, разбивается о скалы последнее судно, команда гибнет, и неумолимые течения относят выброшенного в море одинокого Одиссея назад в повседневность, к обычной жизни и земной жене Пенелопе… если не считать, конечно, восьмилетней жизни с другой женой, нимфой Калипсо, и еще одной, более краткой, задержки на острове прекрасной Навсикаи и ее отца, откуда погруженный в глубокий сон путешественник по ночному морю — уже целиком и полностью подготовленный к грядущей роли заботливого супруга и отца — добирается, наконец, до родных берегов.