Тюдор Парфитт - Потерянный Ковчег Завета

— В ней сейчас борются силы света и царь тьмы.

То же самое происходило и со мной, только несколько иначе. Мне показалось, что в мутной воде кто-то скользнул по моим ногам. Я сделал еще один глоток «Лафройга», стиснул зубы и зашагал дальше.

Бибиато снова остановилась. Влезла на другую кучку тростника и огляделась. Потом еще раз огляделась.

Очень просто, словно маленькая девочка, она сообщила, что не знает, куда теперь идти.

Мужчины заворчали. Героиню вечера, необразованную женщину, которая чудом начала писать, мигом забыли. Перед нами стояла обычная беззубая старуха, не знавшая, что делать дальше. Она как будто уменьшилась. И другие женщины тоже. За дело принялись мужчины. Отодвинув женщин в сторонку, они ринулись в воду. Здесь требовалось, балансируя с помощью палки, быстро перепрыгивать с одного тростникового «островка» на другой. Вокруг меня закипела суета: люди сбивали в кучку стебли тростника, топтались по грязной мути. Кто-то показал мне водяного ужа — тот валялся на тростнике, перебитый чьей-то палкой.

Водолаз, крепкий парень, профессиональный ныряльщик за «морскими ушками», забрался поглубже в кишащие крокодилами воды лагуны, побарахтался там немного, Но разглядеть ничего не смог — лагуну задушил тростник. Он абсолютно ничего не нашел: ни малейшего следа затонувших каноэ, ни спрятанного сокровища, ни золота. Ничего.

То, что в описании Тони было кристально-прозрачной лагуной, в которой прекрасно видны огромные лодки, в действительности оказалось вязким болотом; возможно, здесь что-то когда-то и найдется… но не сейчас и не при нас.

Рувим любил повторять еврейское присловье: «Не то что медведей, а даже и леса не видать». Сейчас он именно так бы и сказал.

Когда мы шагали обратно, пробираясь через тростники к каменистому берегу, Вайза, кажется, слегка — совсем чуть-чуть — приуныл. Объяснить случившееся он не мог. Но его вера в легенды предков никоим образом не пошатнулась. Из висевшего на плече пакета Тони извлек новые папки с текстами, таблицами, картами и рисунками Ковчега, которые, как он надеялся, помогут нам отыскать место, где он спрятан.

Тони показал мне цветную фотографию рисунка, выполненного в племени гогодала: горшок с изображением звезды Давида. Горшок обвивала змея с птичьей головой. Так принято изображать Ковчег, пояснил Вайза.

Когда мы возвращались с лагуны в Балимо, Тони объявил мне — причем у него глаза сверкали от волнения, — что вчера ему удалось поговорить с одной старой женщиной, которую он много лет не видел.

— Она очень, очень старая. Очень, очень старая женщина, и она знает очень, очень много интересного. О том, что происходило в древние времена. Вчера она мне рассказала, что вместилище Завета — здесь. Горшок с огнем — здесь! Он называется, сказала она, Авана Таба. — Тони сделал паузу и с победным видом закончил: — «Таба» ведь — еврейское слово?

— Да, Тони, более или менее. Почти еврейское.

— Вот и доказательство! — произнес он, подняв кверху большой палец.

Несколько дней спустя Тони сообщил, что ему теперь известно местонахождение Ковчега. Сестра Бибиато ошиблась, но есть верный знак. Во время наших безуспешных поисков в лагуне слышали ужасный грохот вроде взрыва. По словам кое-кого из рыбаков-гогодала, гремело как раз в том самом месте, где томится Ковчег.

Ковчег сам захотел обнаружить свой тайник. Для Богале настало время сделать долгожданное открытие. Найти Ковчег суждено не Бибиато, а Богале.

— Может быть, — сказал я. — А может, и нет.

Тони покачал головой, опять поднял вверх большой палец и невесело рассмеялся. На этот раз все получится. Я сам увижу. Знаки говорят ясно. Но поскольку мы еще ждем нужного знамения, завтра он свозит меня в другие деревни гогодала, поменьше, расположенные вокруг лагуны.

В то утро я встал пораньше и бродил по деревне, стараясь ступать только по хорошо утоптанным дорожкам. В прежние времена по средам и субботам мужчины племени гогодала садились в боевые каноэ и отправлялись выслеживать своих обычных врагов. В следующие дни они их поедали. Теперь все иначе. Каннибализм и охота за головами уступили религиозному фанатизму и, что еще более удивительно, регби. Теперь каждую среду и субботу мужчины гогодала играют в регби с пятью соседними племенами, которые раньше их ели. В то утро я наблюдал за двумя командами, сражавшимися с необычайной яростью. В каждой команде только двое или трое были в обуви, остальные играли босиком.

После игры все собрались на угощение, состоявшее не из человечины, а из сладостей, горячего чая с молоком, лепешек с маслом и булочек.

Пока молодые на спортивном поле в азарте были готовы друг друга поубивать, остальное население собирало в лесу фрукты, ловило рыбу в лагуне или же сидело на долгих молитвенных собраниях в одной из двадцати — тридцати церквушек в окрестностях Балимо.

Вайза разыскал меня и принес корзину, полную фруктов, каких я раньше не видывал. Он усадил меня на стул в середине длинного деревянного боевого каноэ и поставил корзину к моим ногам — на случай если я проголодаюсь во время путешествия. Много часов мы плыли по затянутой туманом лагуне. Ничего особо интересного нам не встретилось; когда туман рассеивался, открывались бесконечные просторы, заполненные розовыми и белыми водяными лилиями, огромные стаи водяных птиц, и изредка появлялись парами цапли — белые и пестрые, да еще зимородки. Один раз мы услышали тяжелый мощный всплеск крокодила, на который гогодала не обратили никакого внимания. А вот я совершенно случайно знал, что крокодилы в устье реки Флай — самые большие в мире и вообще самые крупные из всех живущих рептилий. И едят людей.

Куда бы мы ни приехали, во всех небольших поселениях нам твердили одно и то же. В лагуне, мол, затонуло каноэ предков гогодала вместе с бесценным грузом. А Ковчег пропал. Пропал золотой Ковчег. Но никто по этому поводу не переживал. Для обсуждения имелись куда более животрепещущие темы.

Все сообщали мне о новых и волнующих событиях. Недалеко от устья лагуны засекли русскую подводную лодку; в лесу недалеко от Балимо кто-то видел белых людей в военной форме. Они искали Ковчег. Вот такие новости.

Сыну деревенского старосты вживили в плечо «советское детекторное устройство», у него до сих пор шрам красуется.

А еще — члены «Аль-Каиды» свободно ходят в Балимо через границу из западного Ириана — той части Новой Гвинеи, которая принадлежит мусульманской Индонезии. А в джунглях видели людей в форме «ХАМАСа». И неизвестно, зачем они явились. Ходят слухи, что они охотятся за Ковчегом. А все, мол, потому, что разошелся слух: гогодала — израильтяне, и у них есть святой Ковчег. Они — хранители Горшка с огнем, стражи Малеза. Люди стали готовиться к отъезду туда, откуда пришли несколько тысяч лет назад. Скоро прилетят израильские самолеты — доставить людей и Ковчег обратно в Израиль. Ковчег вернут в Храм, откуда его унесли перед разрушением Иерусалима.

Однажды во время поисков потерянного города Сенны, в Йемене, мне подарили серебряную джамбийю еврейской работы с арабской надписью: «Да сохранит тебя Аллах от того, чего ты больше всего страшишься». Когда мы плыли обратно в Балимо, я пожалел, что не взял кинжал с собой. Уж теперь я знал, чего боюсь больше всего.

Во время обратного плавания у моих спутников разгорелось желание поучить еврейский язык.

— Научи нас говорить по-еврейски, Богале. Когда мы приедем в Израиль, мы сможем там разговаривать с людьми. Научи нас, Богале!

Я научил их нескольким словам и фразам, мы поговорили о евреях и арабах вообще, о жизни в Израиле; поговорили об угрозе народу гогодала со стороны варваров-мусульман из Ириан Джая — индонезийской и частично мусульманской части Новой Гвинеи; граница с Ириан Джая проходит недалеко от устья реки Флай. Еще мы поговорили о Малеза — священном Ковчеге, Горшке с огнем, о том, как странно, что вдруг не осталось и следа от древних каноэ, которые видели совсем недавно, и от их драгоценного груза, который тоже был хорошо виден невооруженным глазом. Мы обсудили шансы отыскать Ковчег в лагуне, побеседовали о необходимости снарядить большую экспедицию, чтобы обнаружить его убежище. Мой скепсис давно уже уступил место стойкому неверию. Гогодала твердили о тайнах предков, о байках стариков, о древних преданиях, передаваемых из поколения в поколение. Мне казалось, что я все это уже слышал. Мои спутники были твердо убеждены: я — Богале, который поднимет Ковчег на поверхность и поведет народ обратно в Святую землю. «Богале, Богале! — пели они. — Ты пришел, чтобы отвести нас обратно, пришел отыскать Ковчег. Богале, Богале».

Мы шли по какой-то заросшей заводи. Подвесной мотор заглушили и потихоньку гребли веслами, расталкивая тростники. С обеих сторон нас окружали высокие камыши и деревья с нависающими ветвями; каноэ едва ползло сквозь густую листву. Я старался не смотреть на тростники, в которых, несомненно, кишели змеи, и мечтал поскорее выбраться на открытую воду, где можно опасаться разве что крокодилов…