Григорий Луговский - Мистическая история Донбасса

Последователи Христа неоднократно повторяют мысль о греховности физического мира и благости мира иного (трансцендентного, т. е. идеального), а также о своей принадлежности к этому иному миру: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (От Иоанна, 15, 19); «Они от мира, потому и говорят по-мирски, и мир слушает их. Мы от Бога: знающий Бога слушает нас; кто не от Бога, тот не слушает нас. Посему-то узнаем духа истины и духа заблуждения» (1-е Иоанна, 4, 5–6); «И плачущие, как не плачущие; И пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1-е Коринфянам, 7, 30–31).

Учение Христа, как истинно шаманское, проникнуто эзотеризмом и иносказательностью. Многие из писаний Евангелия подчеркивают мысль об скрываемых идеях христианства, доступных лишь «духовным», «не от мира сего»: «И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские» (1-е Коринфянам, 3, 1–3). Последовательным носителем эзотерического начала в Новом Завете выступает «возлюбленный ученик Христа», который удостаивался чести возлежать у него на груди — Иоанн Богослов. Именно он стал автором «Откровения» — красочного описания Страшного Суда, основанного на драматических переживаниях и видениях, сходных с шаманскими. Сравнивая откровения Иоанна с шаманскими рассказами, мы обнаружим множество сходных черт. К ним относятся и апокалиптические звери, «исполненные очей спереди и сзади», «море стеклянное, подобное кристаллу». Видения сопровождаются характерными для шаманских ритуалов симптомами: «И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома; и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих» (Откровение, 14,2).

Еще сильнее мотив шаманских видений-откровений развит в мусульманстве — религии, хотя и самой молодой, но несколько более «приземленной» в сравнении с христианством. Ислам подчеркнуто неэзотеричен. В отличие от богочеловека Иисуса Христа, исламский пророк Мухаммед — смертный человек, один в ряду посланников Аллаха (вместе с тем же Исой), только в сравнении с пророками древности более великий, близкий Богу. То, что мусульманские пророки, как и пророки вообще, — обладают качествами шаманов, сомневаться не приходится. Об этом говорит хотя бы процесс возникновения откровений у Мухаммеда: текст Корана открывает ему ангел-малаик Джибрил во время ночных бдений Мухаммеда на горе Хира (возвышенное место как символ вершины мирового древа, то есть близкое к божественному миру). Впоследствии ангел Джибрил часто является пророку, выказывая тем характер шаманского духа-помощника. Как типичный шаман, Мухаммед проявляет черты будущего пророка еще в детстве, что обнаруживает в нем христианский монах Бахир. Мотив шаманской инициации звучит во фразе Корана: «Разве мы не раскрыли тебе твою грудь?» (94:1), трактуемую как указание на то, что однажды ангелы вынули из груди Мухаммеда сердце и очистили его. Совершенно шаманистически выглядит «ночное путешествие и вознесение» Мухаммеда — его путешествие в Иерусалим и на небеса верхом на мифическом животном Бурак. Во время этого мистического полета пророк увидел рай и ад, дерево, венчающее мир, встретился со своими предшественниками — пророками Ибрагимом, Мусой, Исой. Волшебный полет Мухаммеда в деталях сходен с путешествием камлающего шамана.

Мирадж — ночной полет пророка Мухаммеда на Бураке.

Шаманские черты в исламе сформировали благоприятную атмосферу для консервации традиционных шаманских верований, которые у многих мусульманских народов сохранились почти без изменений практически до нашего времени. В мусульманских странах шаманская практика не преследовалась, а часто и поощрялась, достаточно было традиционным чародеям лишь внести немного исламского антуража в свою деятельность. Параллельно с официальными муллами практикуют традиционные знахари и колдуны у туркменов, узбеков, казахов, киргизов, народов Гиндукуша. Выжить шаманским традициям помогал, в том числе, и архаический характер ислама. Так, потомки Мухаммеда (сейиды) считаются колдунами (типично шаманская идея наследования магических способностей), как, впрочем, и муллы и имамы мечетей213.

Особенностью иудаизма, из которой отчасти выросло и учение Христа, является богоизбранность народа Израиля, поклоняющегося единому богу Яхве и исполняющего предначертания Творца. Несмотря на то, что Иисус боролся с каноническим иудаизмом, проповедовал равенство всех людей и народов пред Богом, в эзотерическом христианстве находим отзвуки богоизбранности иудеев. В «Откровении Иоанна» прямое тому свидетельство в словах о метке Божьей, данной Христом 144 тысячам евреев — по 12 тысяч от каждого из 12-ти колен Израилевых. Мотив богоизбранности народа не имеет, как видно, ничего общего с христианской богоизбранностью «духовных», «не от мира сего» — шаманов. Но чтобы объяснить появление этого сюжета у Иоанна, следует рассмотреть корни предания о богоизбранном народе.

В главе «Гиксосы» мы уже бегло коснулись темы происхождения еврейского народа и его религии. В их формировании сыграли свою немалую роль шаманы из Причерноморья и филистимляне — наследники атлантов с Крита, которые населяли Палестину еще во времена Христа. Именно придя в страну филистимлян, Иисус получает первое большое признание, а в своем отечестве, среди евреев, его хотели сбросить со скалы, откуда и выражение: «нет пророка в отечестве своем». Еврейская обособленность, гордыня и уверование в свою избранность взросли на почве их знакомства с эзотерическим шаманизмом. Как известно, бог Яхве являлся иудеям на горе Хорив, а гора с таким именем есть и под Киевом. Имя Яхве сопрягается с многократно упоминавшейся прародительницей обитателей Скифии — Ехидной-Ягой, а имя самих иудеев-жидов, как показано в прошлой главе, близко имени чуди, что можно рассматривать как факт участия в этногенезе еврейского народа части шаманов из блаженной скрытой страны на севере. Вероятно, евреи усвоили из учения шаманов идею собственной богоизбранности. Тогда борьба Христа с иудеями выглядит как попытка очищения, возврата к первозданному смыслу этой шаманской идеи избранничества духовного. Избраны «духовные», но равны перед единым Богом-абсолютом все твари. Не случайна притча Христа о птицах небесных: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их…» (Матфея, 6.26). По сути, тут звучит глубоко языческая, шаманская идея единства всех форм бытия, что-то типа «благоговения пред жизнью» Тейяра де Шардена. Тот факт, что в самом сокровенном писании христианства «Апокалипсисе» выплывает вновь богоизбранный «меченый» народ, говорит о более глубоком восприятии этой мысли. Речь здесь может идти не об иудеях-евреях, а о тех, от кого они переняли свою веру в избранничество — о шаманах, которые являются мечеными от рождения определенной «божьей меткой» (см. Феномен шамана) и которых, по Иоанну, должно быть 144 тысячи. Мысль эта вытекает из слов «Откровения»: «И никто не мог научиться сей песни, кроме сих сто сорока четырех тысяч, искупленных от земли. Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, и в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божьим» (14,3–5). Ясно, что речь идет не об этническом, племенном избранничестве, а об этическом — праведниках, которые не только не имеют лукавства, но и научились «новой песне», которой, по мнению Иоанна, было христианство. Заметим, что ранние христиане выглядели как замкнутая эзотерическая система, выражая тем самым идею духовной избранности в противовес избранности кровной, иудейской.

Давая описание «Нового Иерусалима» — великого города, «который нисходил с неба от Бога», Иоанн пользуется идеями, связанными со Страной Шаманов, окруженной стеной. Город этот имеет форму квадрата, как и авестийская крепость блаженных Вар или Кангха, а также сама степная Скифия (геродотовский «скифский квадрат»). Стена Нового Иерусалима имеет 12 ворот, что равно не только числу колен Израилевых, но и народов-магог, а еще двенадцати асам, двенадцати рогам, охраняющим закрытую страну гогов. Интересно и то, что в основание стены божьего града заложены 12 драгоценных камней — яспис, сапфир, халкидон, смарагд, сердолик и т. д., а «светило его подобно драгоценнейшему камню, как-бы камню яспису кристалловидному» (21,11). Столь большое внимание именно к элементам кристаллической формы вовсе не случайно, «град Божий», описанный Иоанном — Страна шаманов или Шамбала, где роль «светила-камня ясписа кристалловидного» выполнял волшебный камень Чинтамани, или «бел-горючь» камень Алатырь, который покоится на острове Буян в славянских заговорах. Слова «храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец» говорят сами за себя, ведь храм в городе-храме, стране-храме также не имеет смысла, как и шаман (в традиционном смысле слова) в стране шаманов.