Юри Каптен - Тайное учение Пятого Евангелия (от св. апостола Фомы).

Скажите, пожалуйста, что в этих строках Д. Андреева противоречит основной догматике христианства? Разве что критика апостола Павла… Впрочем, апостол Павел был не так плох, как об этом можно подумать из цитированного отрывка, и для того, кто умеет читать между строк, кто практически, а не теоретически, осваивает христианство — для того необходимость внутренней самодисциплины и стремление не допускать духовных компромиссов должны быть вполне понятны.

Далее, умный человек сумеет отличить человеческие церковные изобретения и апостольские трактовки от непосредственных слов Иисуса, а это вообще очень важно для перехода от христианства внешнего, обрядного, к христианству глубинному, внутреннему. И совершенный синтез внешнего и внутреннего христианства, как мне кажется, вряд ли возможен без новозаветных посланий св. апостола Павла. Да и впрочем, история не знает сослагательных наклонений.

Кроме того, некоторые неточности есть в самих строках Даниила Андреева, особенно что касается прошлых воплощений Девы Марии и связанных с ними реинкарнациях Самого Иисуса. Да, Иисуса Христа до Него самого не было, поскольку не было и нисхождения Сананда-Кумары, или Мирового Боддхисаттвы, в тело Учителя Иисуса. Но сам Учитель Иисус — конечно, был, и несколько его воплощений уже упоминались мною в комментариях к 103-му апокрифическому стиху.

Конечно, сейчас православная церковь и почти все другие христианские конфессии отрицают факт наличия Колеса Перевоплощений, чего не было до 3-го Вселенского Собора. Но и сейчас, как отмечает, например, В. Н. Лосский, этот аспект не относится к числу основных догматических положений христианства! Да и не надо забывать, что перевоплощение перевоплощению рознь, и если для обычных людей — это обязательная необходимость, то для просветленных Душ — это возможность послужить Верховному Господу. Учитель Иисус изначально был отличен от человечества, и Он может считаться «богорожденной» Монадой, хотя этот термин у Д. Андреева неопределенный и расплывчатый (хотя бы потому, что Деву Марию тоже надо отнести в эту категорию!).

Да, сейчас церковь высказывается против реинкарнаций, но если отрицание таблицы умножения невежественными людьми вовсе не означает, что ее нет или что она «неправильна». Так и с перевоплощениями: доказательства мы можем найти в самой Библии. Но я упомяну лишь один момент, когда Царю Давиду показали его будущее воплощение (Псалом 21:15–20):

«Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий.

Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя!

Поспеши на помощь мне…»

И мать Давида была Той, Которую сейчас называют пресвятой Девой Марией! Слава Ей, Богородице нашей!

Одна из женщин-учениц в группе мексиканских толтеков — Ла Горда — рассказывает К. Кастанеде (середина 3-й главы 5-й книги К. Кастанеды):

«Я пошла однажды сама к той особой водяной дыре, и он там был. Это было лучистое светящееся существо. Я не могла смотреть на него. Оно слепило меня. Но быть в его присутствии было достаточно. Я ощутила счастье и подъем сил. И ничто другое не имело значения, ничто. Просто быть там — было все, что я хотела. Нагваль сказал, что иногда, если мы имеем достаточно личной силы, мы можем схватить проблеск шаблона, даже если мы не являемся магами; когда это случается, мы говорим, что видели Бога. Он сказал, что если мы называем его Богом, то это правда. Шаблон является Богом.

У меня был почти приступ ужаса, когда я слушала Нагваля, потому что я была очень религиозной женщиной. У меня не было ничего на свете, кроме моей религии. Поэтому, когда я слышала то, что Нагваль обычно говорил, это бросало меня в дрожь. Но потом я стала энергетически целостной и силы мира стали толкать меня, и поняла, что Нагваль был прав. Шаблон — это Бог. Как ты думаешь?

— Когда я увижу его, я скажу тебе.»

<…> — Шаблон, которого ты видела, был мужчиной или женщиной? — спросил я.

— Ни то, ни другое. Это был просто светящийся человек. Нагваль сказал, что я могла бы спросить что-нибудь о себе самой. Что воин не может упускать такой шанс. Но я не могла ни о чем думать, чтобы задать вопрос. Так было лучше всего. Я храню самое прекрасное воспоминание о нем. Нагваль сказал, что воин с достаточной силой может видеть шаблон много-много раз. Какая это, должно быть, удача.

— Но если человеческий шаблон — это то, что скрепляет нас вместе, то что такое человеческая форма?

— Нечто клейкое, клейкая сила, которая делает нас людьми, какими мы являемся. Нагваль говорил мне, что человеческая форма не имеет формы… Несмотря на отсутствие формы, она владеет нами в течение нашей жизни и не покидает нас, пока мы не умрем. Я никогда не видела человеческую форму, но я ощутила ее в своем теле.»

Из 16-й главы 7-й книги К. Кастанеды:

(Разговор К. Кастанеды с дон Хуаном:)

«— Человеческий образ — это громадная связка эманаций в великом диапазоне органической жизни, — сказал он (дон Хуан). — она называется человеческим образом потому, что эта связка появляется только внутри кокона человека.

Человеческий образ — это доля эманаций орла, которую видящие могут видеть непосредственно, не подвергая себя опасности…

… Он опять описал человеческий образ, используя механическую аналогию. Он сказал, что тот подобен гигантской матрице, штампующей бесконечно человеческие существа, как если бы заготовки подходили к нему по ленте конвейера. Он живо изобразил этот процесс, стискивая свои ладони, как если бы матрица, формирующая людей, соединяла всякий раз две свои половины. Он сказал также, что все виды имеют свою собственную форму и что всякий индивид каждого вида формуется в условиях, характерных для его рода…

То, к чему они (новые видящие) пришли, это то, что человеческий образ — не творец, а образ всех человеческих атрибутов, о которых мы можем думать, а о некоторых из них мы даже неспособны и помыслить. Образ — это наш бог, поскольку мы то, что он изображает на нас, а не потому, что творит из ничего по своему образу и подобию…

Когда я услышал объяснения дона Хуана, я ужасно забеспокоился. Хотя я и не считал себя практическим католиком, я был поражен его святотатственными выводами. Я вежливо его выслушал, но ждал паузы в заградительном огне его святотатственных суждений, чтобы сменить тему. Но он продолжал повторять свое безжалостным образом. Наконец я прервал его и сказал: «я верю, что бог существует».

Он возразил, что мое убеждение основано на вере и, как таковое, является вторичным, а следовательно, ничего не вносит нового. Он сказал, что мое верование в существование Бога, как и каждого другого, основано на слухах, а не на моем видении.

Он уверил меня, что если бы я даже мог видеть, то допустил бы тот же просчет, какой допустили мистики: каждый, кто видит человеческий образ, автоматически допускает, что это — Бог.

… То, что мы называем Богом — это только статический прототип человечности без всякой власти, так как человеческий образ ни при каких обстоятельствах не может помочь нам, вмешиваясь за нас, отвергая наши злодеяния или вознаграждая как-либо. Мы просто результат его печати — мы его отпечаток. Образ человека — это точно то, что говорит это слово, это образец, форма, слепок, группирующие связку нитеобразных элементов, которую мы называем человеком.

То, что он сказал, погрузило меня в состояние большого отчаяния… Чем больше он говорил, тем сильнее была моя досада, и когда я был уже так расстроен, что мог накричать на него, он заставил меня сместиться в еще более глубокое состояние повышенного сознания.

Он ударил меня справа между подвздошной костью и реберной клеткой. Этот удар ввел меня в состояние парения в лучезарном свете, в чистом источнике, исключительно мирном и благодатном. Этот свет был небом, оазисом в окружающей темноте.

По моим субъективным оценкам я видел этот свет неизмеримо долго. Великолепие этого зрелища было выше всего, что я могу сказать, и все же я не могу выразить того, что же придавало ему такую красоту. Затем пришла мысль, что его красота исходит из чувства гармонии, из чувства мира и отдыха, из чувства прибытия в гавань и, наконец, безопасности. Я чувствовал себя совершающим вдохи и выдохи легко и покойно. Какое великолепное чувство полноты! Я знал без тени сомнения, что стою лицом к лицу с Богом, источником всего, и я знал, что Бог любит меня — Бог есть любовь и всепрощение. Этот свет омывал меня, и я чувствовал себя чистым, свободным. Я бесконтрольно плакал, главным образом о себе: видение этого великолепного света заставило меня почувствовать себя недостойным, мерзким.