Тайша Абеляр - Магический переход. Путь женщины-воина

Я не понимала, что он имел в виду, когда говорил, что я укрепляла энергетические линии в ходе занятий вспоминанием. Я попросила его объяснить это.

— Что здесь объяснять? — спросил он. — Все сводится к энергии. Чем больше ее ты возвращаешь себе с помощью вспоминания, тем больше ее уходит на усиление двойника. Переход энергии к двойнику мы называем укреплением энергетических линий. Тот, кто может видеть энергию, заметит, что из тела человека выходит множество энергетических линий.

— А что все это значит для того, кто, подобно мне, не видит энергии?

— Чем больше у тебя энергии, — объяснил он, — тем больше у тебя возможностей замечать необычное.

— Мне кажется, что со мной все происходит не так: чем больше у меня появляется энергии, тем больше не в своем уме я становлюсь, — сказала я, и не пытаясь шутить.

— Не сбивай себя с толку подобными выводами, посоветовал он. — Восприятие — это великая тайна, потому что его совсем никак нельзя объяснить. Маги, как и все люди, что-то воспринимают, но то, что они воспринимают, не является ни хорошим, ни плохим. Это просто воспринимаемое. Если кто-то из людей посредством целенаправленных усилий получает возможность видеть больше, чем доступно обычному восприятию, они приобретают необычные способности. Тебе понятно, что я имею в виду?

Он отказался говорить на эту тему дальше. Вместо этого он снова провел меня сквозь дом и через парадную дверь к моему дереву. Он указал на верхушку дерева и сказал, что, поскольку на этом дереве расположены жилые помещения, оно оснащено громоотводом.

— В этих местах молнии бьют часто и очень сильно, отметил он. — Бывают грозы без единой капли дождя. Но когда видишь, что начинает идти дождь, или что в небе появилось много кумулонимбических облаков, залезай поскорее в домик на дереве.

— Когда появилось в небе много чего? — спросила я.

Эмилито засмеялся и ласково похлопал меня по спине.

— Когда нагваль Хулиан отправлял меня в домик на дереве, он сказал мне точно так же, но тогда я не осмелился его спросить, что это значит. И он мне тоже не объяснил. Только много позже я узнал, что он имел в виду грозовые облака.

Он посмеялся, глядя на тревожное выражение моего лица.

— Может ли случиться так, что молния ударит в дерево? — спросила я.

— Может, на твое дерево находится под защитой, ответил он. — А теперь давай, взбирайся наверх, а то скоро стемнеет.

Прежде чем я начала подъем, он дал мне мешочек с грецкими орехами, которые были уже разбиты, но не очищены.

Он сказал, что если уж мне суждено быть живущей на дереве, я должна питаться как белочка, съедая каждый раз немножко пищи, но ничего не есть ночью.

Мне эта идея понравилась, потому что перспектива слезать каждый раз вниз для того, чтобы сходить на кухню, меня не очень прельщала. Я сказала об этом ему.

— А оправляться ты любишь? — спросил он, хихикая. — Думается, что нет, потому что самое неприятное в жизни на дереве начинается тогда, когда нужно опорожнить кишечник. С человеческими экскрементами трудно иметь дело. Моя философия говорит, что чем меньше их у тебя, тем лучше ты приспособлена к жизни.

Эти его слова показались ему такими забавными, что, смеясь, он чуть не покатился по земле. Продолжая посмеиваться, он развернулся и ушел, а я осталась размышлять о его философии.

На следующую ночь была гроза с громом и молнией. Но нет на всей Земле способа описать мои переживания, когда я сидела в домике на дереве, а небо рассекали молнии, ударяя время от времени в деревья неподалеку. Описать мой страх невозможно. Я кричала еще громче, чем в первую ночь, когда мне казалось, что я вот-вот упаду с платформы, служившей мне кроватью. Это был какой-то животный ужас, он просто парализовал меня. Единственная мысль, способная удерживаться в моем сознании, была о том, что я — трусиха от рождения, и когда напряжение стало невыносимым, я потеряла сознание.

Сознание вернулось ко мне только в середине следующего дня. Когда я спустилась вниз, оказалось, что Эмилито уже ждет меня, сидя на одной из нижних веток так, что его ноги едва касаются земли.

— Ты выглядишь, как летучая мышь, выбравшаяся из ада, — заметил он.

— Что случилось этой ночью?

— Я чуть не умерла от страха, — ответила я.

Я не собиралась прикидываться бодренькой или создавать впечатление, что ничего не произошло. Я чувствовала себя точно так же, как, наверное, и выглядела — живой тряпкой.

Я сказала ему, что впервые за всю свою жизнь посочувствовала солдатам на поле битвы, потому что пережила тот же страх, который, должно быть, посещает их, когда рядом разрываются бомбы.

— Я не согласен, — сказал он. — Твой страх этой ночью был еще сильнее. Твои крики не были человеческими. А значит, они доносились с уровня двойника, и это был действительно непревзойденный страх.

— Эмилито, пожалуйста, объясни мне, что ты хочешь этим сказать.

— Твой двойник уже близок к осознаванию, поэтому в стрессовых ситуациях, подобных той, которая возникла у тебя прошлой ночью, он уже частично осознает себя, но при этом абсолютно испуган. Он еще не привык воспринимать мир. Твои тело и ум привыкли к этому, а двойник — еще нет.

Я была уверена, что если бы я была готова к тому, что ночью будет буря, я бы расслабилась и мои страхи и тревожные мысли не проявились бы в полную силу. Возможно, случилось бы даже так, что нечто во мне вышло бы за пределы тела, вышло из домика и спустилось на землю. Но этого не произошло, потому что я испугалась в первую очередь того, что заключена, поймана в своем теле.

— Когда мы входим в абсолютную темноту, туда, где ничто не отвлекает наше внимание, — сказал смотритель, — двойник одерживает верх. Он вытягивает свои эфирные конечности, открывает свои сияющие глаза и оглядывается по сторонам. Иногда это переживание еще более страшно, чем то, что выпало на твою долю этой ночью.

— Двойник не может так бояться, — заверила я его. Я в этом уверена.

— Ты еще ни в чем не можешь быть уверена, — возразил он. — Не сомневаюсь, что твои крики этой ночью были слышны до самого Таксона.

Его реплика задела меня. Было в нем что-то такое, что мне не нравилось, но я не могла точно знать, что это. Возможно, всему был виной его странный вид. Он не вел себя так, как подобает мужчине: он казался всего лишь тенью мужчины, хотя при более пристальном взгляде можно было заключить, что он довольно силен. Но больше всего мне претило то, что он не позволял мне вертеть собой, и это невероятно раздражало худшую сторону моего характера.

В порыве гнева я рявкнула:

— Как ты смеешь все время наезжать на меня, когда я говорю то, что тебе не нравится!

Стоило мне только выпалить эту фразу, как я тут же пожалела об этом и принесла свои искренние извинения за несдержанность.

— Сама не знаю, почему ты так сильно раздражаешь меня, — призналась я потом.

— Не переживай, — сказал он. — Это происходит потому, что ты чувствуешь во мне что-то такое, чего не можешь объяснить. Как ты сама выразила это, я веду себя не так, как подобает мужчине.

— Я не говорила этого, — запротестовала я.

Судя по его взгляду, он не верил моим словам.

— Нет, говорила, — настаивал он. — Ты сказала это моему двойнику несколько минут назад. Мой двойник слышит все и никогда не ошибается в интерпретации услышанного.

Мол нервозность и смущение достигли апогея. Я не знала, что ему ответить. Лицо у меня покраснело, а тело задрожало. Я не могла понять, почему это со мной происходит. Голос смотрителя прервал поток моих мыслей.

— Это происходит потому, что твой двойник заметил моего, — сказал он.

— Твое физическое тело напугано, потому что его врата открыты, и через них в него втекают новые для него ощущения. Если тебе сейчас кажется, что тебе плохо, подумай о том, насколько хуже тебе было бы, если бы все твои врата были открыты.

Он говорил так убедительно, что я подумала о том, что скорее всего он прав.

— У животных и младенцев, — продолжал он, — не возникает затруднений с тем, чтобы видеть двойника, и поэтому часто бывает так, что он беспокоит их.

Я заметила, что животные не особо любят меня и что за исключением Манфреда я питаю к ним те же чувства.

— Животные не любят тебя, — начал объяснять он, потому что врата твоего тела никогда не были полностью закрыты. И твой двойник постоянно стремится вырваться наружу. Будь начеку. Ведь теперь ты помогаешь ему своим намерением, и врата рано или поздно распахнутся. В один прекрасный день твой двойник возьмет да и проснется, и ты, например, можешь вдруг обнаружить себя во внутреннем дворике, хотя не выходила из дома.

Мне оставалось лишь засмеяться, прежде всего для того, чтобы разрядить нервное напряжение, которое создавалось во мне под влиянием его бессмысленных слов.