Владимир Вестник - Впервые о главном секрете благополучия (Том 2)

Очевидно, что это справедливые и обоснованные соображения. Хотя, явление красоты вряд ли можно объяснить исходя лишь из соображений физиологической функциональности.

Взять, к примеру, это лицо. Каждая часть лица вполне нормальна в плане функциональности и находится на своем месте: брови, когда надо, защищают глаза от стекающего со лба пота; глаза видят; нос обоняет, пропускает воздух и совершает остальные необходимые функции; губы закрывают рот и, когда надо, позволяют принять еду и напитки. Но ведь эти, совершенно нормальные в функциональном плане органы образуют страшноватое лицо.

Как там один модельер говорил?: «Не бывает некрасивых женщин. Бывают женщины с плохой кожей». Ему бы невесту с подобной внешностью, пусть и с хорошей кожей, предложить. Посмотрел бы я, что он запел. Понял бы, что кроме кожи есть другие, не менее значимые вещи, определяющие внешность. Хотя, конечно же, он все прекрасно понимал, как понимал и то, что выскажись он умнее и точнее, не стали бы повторять его слова. Люди любят повторять экстравагантные преувеличения, сказанные знаменитостями.

…Она так и сидела, ни разу не моргнув. Хоть бы чуть-чуть шелохнулась! Даже забеспокоился: не случилось ли с ней чего-нибудь? Вспомнил случай, произошедший в Америке. В офисе одной из крупных фирм сослуживцы умилялись трудолюбием, вдруг охватившим одного из сотрудников. Приходят утром на работу — он уже за рабочим столом перед включенным компьютером сидит. Уходят с работы — он на своем месте. В офисе работников много, все сидят за рабочими столами с компьютерами. Так что внешне он, кроме усидчивости ничем не выделялся. Через неделю одна из сотрудниц догадалась подойти к нему. Оказалось, мертвый.

Может подойти, проверить? Вдруг человеку плохо? Но лицо вроде безмятежное. Потревожу зря и в глупое положение попаду. Ладно, если что, попозже подойду. За это время, может, и ситуация сама собой прояснится. Наконец, я перестал поглядывать на нее. Изучал ее не очень долго — минуты две. Но все же несколько дольше, чем это было бы позволительно в обычном случае. Так ведь ни малейшего движения в лице. Видать, ей все равно — вообще ничего вокруг не замечает.

Постоял с полминуты в раздумье, глядя на схему, и собрался было сесть. Но не успел шагнуть в сторону свободного места, как услышал громкий возмущенный возглас, из которого разобрал лишь слово «так». Я обернулся в сторону крика. Кричала та самая женщина.

Она уже не полулежала, а сидела. Обернувшись ко мне, не вытаскивая рук из карманов, пронизывала меня гневным взглядом и во весь, неожиданно громкий звонкий голос кричала: «Нельзя так пристально смотреть! Ты что себе позволяешь? Наглец! Хам! Чего уставился! Чего тебе надо от меня? Зачем так смотреть-то?». Подергиваясь телом в такт выкрикам, она продолжала в этом же духе яростно обвинять меня. Какая энергичная! А я-то уж было, чуть ли не в покойники ее записал.

Мне было неловко и перед ней, и перед людьми, дружно обернувшимися на шум. Сотни пар оживившихся внимательных глаз остановились на мне. Я оказался в центре внимания всего зала ожидания. Надо же, как неожиданно и нелепо влип! Я сказал: «Извините…». Она сделала паузу, чтобы расслышать. Воспользовавшись тишиной, я сказал, наконец: «Виноват. Извините, пожалуйста! Это случайно вышло. Больше не буду».

Мое извинение не успокоило ее. Она продолжала громко возмущаться моей наглостью. Я отошел, сел и более не отвечал. Чего отвечать? Она права: нельзя так разглядывать постороннего человека. Виноват, что поделаешь. Так получилось. Задумчивый, видите-ли, наблюдательный. Тут тебе не Кунсткамера.

Кроме стыда я чувствовал удивление. Вроде бы сидела как неживая. Пока наблюдал за ней, даже взгляд не дрогнул. Удивлял и контраст между прежней безжизненностью и проснувшейся энергичной яростью. А может, она из тех, кто только и ждет случая для того, чтобы пошуметь, вампирически повыкачивать энергию?

Она продолжала громогласно шуметь. Так мне и надо. Будь аккуратнее. Но, все же, взвесив на внутренних весах справедливости, отметил, что в своем возмущении она несколько перебирает. Ведь могла бы сразу как-то дать знать, что видит меня и недовольна вниманием. Просто взглянула бы на меня — я бы сразу и отвернулся. Значит, и сама в какой-то мере виновата. Тем более, с таким странным видом. Хотя, чего это я к ее виду пристал? Разве она виновата, что внешность такая? И так человеку не повезло с внешностью, еще я разглядывать взялся. Я потрогал свои щеки. Нет, не горячие, прохладные, похоже, не покраснел. Видимо, даже не порозовел. Действительно, наглец. Хотя нет, кажется ушам жарко. Значит, незаконченный наглец.

Наконец, она перестала кричать на меня. Потому что стала кричать на другого: проходя мимо, он задел ее тележку. Мужчина, лишь слегка испуганно огрызнувшись, поспешил удалиться, удивленно вертя головой. Обрушив на него свой гнев, она успокоилась и смолкла, снова неподвижно застыв, теперь уже сидя прямо. Видимо, нелегкая у нее жизнь, раз так склонна к истерике. Бедняга, не только с внешностью, но и с судьбой не повезло. Но истерики зря закатывает: грех. Знали бы люди катастрофические последствия истеричности для здоровья и судьбы! Иногда человек истерикой закладывает свое будущее несчастье.

Я продолжил свое размышление о красоте. Вскоре подошла электричка, и я уехал в Москву.

…Управившись с делами, через три дня возвращался в деревню. Сел в полупустую электричку. Сидел, раздумывая: доставать из сумки газету или нет. Вдруг скуку общего хлопотливого спокойствия нарушил крик очень знакомого голоса. Повернув голову в сторону шума, увидел ту самую женщину, которую на днях обидел своим изучающим взглядом. Бывают же такие совпадения!

Она сидела ближе к проходу и во всю свою луженую глотку кричала на молодого мужичка бомжеватого вида, стоявшего в проходе рядом с ней. На нем были замызганные куртка и штаны черного цвета. Под заношенной черной шапкой-ушанкой с загнутыми наверх, но незавязанными и оттого смешно торчащими в стороны ушами розовело молодое простоватое лицо:

— Я же сказала, быстро пошел вон отсюда! Сволочь, гад!

— А чего? — Он, растерянно хлопая смирными глазами, послушно отошел на пару метров. На фоне ее грубости его кротость производила забавное впечатление. Ему лет тридцать, а держится как примерный простодушный мальчик. Хотя кто знает, может и прикидывается? В электричках воровство багажа процветает. Но лицо у него какое-то слишком уж наивное и обиделся вроде искренне. Может, умственно отсталый? Люди удивленно смотрели на нее и на него. Стоял себе мужик, никого не трогал. Ну и что, что бомжевато выглядит. Можно ведь и потише попросить отойти. Сидевшая напротив нее женщина сказала ей с укоризной:

— Зачем же так ругаться? Он же ничего вам не сделал?

— Хорошо вам так говорить! А у меня вчера тележку с вещами украли! Четыре коробки с вещами на тележке было. Лишь на минутку глаза прикрыла, потом смотрю — а тележки нет! У-у-у, задушила бы сволочь! — Сверкая глазами, с бешенством крикнула она в сторону того мужика, словно пытаясь через него отомстить своему неизвестному обидчику. Он в ответ чаще захлопал невинными обиженными и удивленными глазами.

— Но ведь не он утащил!

— Все равно. Наверняка, и этот такой же вор! Небось, к моей сумке подбирался!

Теперь я понял, почему оказался в одном вагоне с ней. Бог обычно устраивает так, что мне становится известно о наказании тех, кто провинился передо мной. Я должен был узнать о том, что ее обворовали. Мало того, что мы едем в один день, одним и тем же рейсом, в одном вагоне, и наши места оказались недалеко друг от друга. Так еще и этот смешной мужичок должен был подойти к ней, а она должна была неадекватно отреагировать на него. И все это ради того, чтобы я узнал о последствиях нашего короткого конфликта!

Видимо, действительно переборщила, когда кричала на меня. Но ведь я-то совершенно не обиделся на нее. Сам же был виноват. Простил ее сразу. Значит, Бог все-таки решил наказать ее. Что ж, Ему виднее.

Если бы на кого другого кричала, не украли бы ее багаж. Наказание было бы мягче. А на меня не то, что кричать, даже плохо думать обо мне опасно. Не повезло ей, что я на жизненном пути встретился. Хотя относительно легко отделалась. Вещи — ерунда. Другие потяжелее расплачивались. Наоборот, можно сказать, повезло ей, что достаточно быстро после прегрешения вещи украли, а то бы здоровьем или судьбой расплачиваться пришлось бы.

С другой стороны, то, что я вижу, как страдают виновные — вразумляющий знак для меня. Чтобы перед всеобъемлющей мощью зла, которое мне предстоит преодолевать, я не терял надежду на поддержку Того, кто творит реальность. Чтобы в отношениях с людьми я был аккуратнее и не давал лишнего повода сердиться на меня не по делу.

В принципе, каждый пострадавший сам виноват. Каждый получает не больше, чем имеет кармических задолженностей. Просто те, кто попадает в поле моего внимания или у кого оказывается моя книга, попадают в поле более пристального внимания Бога. Плохие быстрее получают заслуженное наказание, хорошие быстрее получают заслуженное благополучие.