Арнольд Минделл - Работа со сновидящим телом

Мы решили посоветоваться с «И-цзин». Нам выпала гексаграмма 21, которая называется "Стиснутые зубы". Это было поразительное совпадение. Из 64 гексаграмм выпала именно эта, говорящая о том, что человеку нужно стиснуть зубы и мобилизоваться, чтобы со всей решительностью преодолеть жизненные невзгоды. Это было как раз то, чего ему недоставало. Ему следовало бы прорабатывать внешние трудности, а не избегать их, как он привык делать. Ему требовалось больше контроля, а не "меньше контроля и больше релаксации". В тот период его жизни было бы просто неверным слишком расслабляться.

Это был поразительный пример из «И-цзин». Подобно телу и сновидениям, «И-цзин» имеет дело с процессом. В другое время моему пациенту, возможно, было бы полезней расслабиться и отпустить себя, но в тот период он находился в процессе "сжатия зубов". Процесс — это суть того, что китайцы называют Дао. Выбор времени для изменений в теле — не прерогатива терапевта, он обусловлен исключительно показаниями самого тела. Челюсть этого человека выдавалась вперед. Это не был патологический симптом. Это его бессознательное через телесный сигнал призывало его быть более решительным. Но он не осознавал этот сигнал своего тела. Если такой недостаток осознания имеет продолжительный характер, тело, как правило, усиливает свои сигналы, становится агрессивным и злым и вырабатывает характерные телесные позы и опасные болезни. Теперь, после своего горького опыта, студент стал лучше осознавать свое тело. Постепенно его челюсть стала обретать способность к саморегуляции и возвращаться в более «нормальное» положение. Студент стал сознательно прислушиваться к своему телу и проявлять большую решительность. Для этого пришло свое время, и, так как он прилагает усилия, челюсть может естественным образом расслабиться. Он сознательно принимает сигнал, и телу больше не нужно его утрировать.

Язык тела подобен языку сновидений. Благодаря ему мы получаем ценные указания относительно того, о чем сознание пока еще ничего не может сообщить. И если психика может функционировать в гармонии с сигналами тела, тело автоматически расслабляется. Если тело напряжено, значит на то есть причина. Напряжение нужно, и его нельзя снимать произвольным образом. Если вам удается обнаружить и интегрировать процесс в ярких сновидениях и странных поворотах судьбы и даже в летальных симптомах, вы, как правило, начинаете чувствовать себя лучше и ощущаете прилив энергии. Кроме того, вы найдете, что новое поведение не только расширяет границы вашей личности, но и часто подводит вас к пределам возможного. Таким образом, телесный симптом, каким бы незначительным он ни казался, может стать самым трудным и волнующим вызовом в вашей жизни! За самым ужасным симптомом обычно стоит самая сокровенная мечта вашей жизни, пытающаяся стать явью.

Помимо болезни, существует еще одна грандиозная проблема, касающаяся каждого. Эта проблема — проекции, хотя большинство людей, может, и не видят в них никакой проблемы. Проекция — это нормальное психологическое явление, столь же обычное, как и процесс заболевания. Люди формируют проекции, даже не догадываясь об этом. Вы вдруг влюбились или возненавидели кого-то, или стали приписывать другому человеку какие-то негативные либо позитивные качества.

Проекция таит в себе большую мощь. Чья-то негативная проекция может стать причиной вашей болезни. И наоборот, позитивная проекция может поднять вас на ноги или значительно улучшить состояние. Юнг говорил о проекции как о чувстве раздражения или влюбленности, возникающем при мысли о каком-либо человеке. Как известно, люди могут проецировать на других свои качества, которые ими не осознаются. Мы можем проецировать собственную мудрость, глупость, бесчувственность, нетерпимость, свой эгоизм, талант и т. д.

Главная сила проекций состоит в том, что их чрезвычайно трудно "вернуть назад". Многие негативные проекции продолжают существовать долгие годы. Это происходит даже в среде психологов, чья профессия состоит в том, чтобы обнаруживать эти проекции и помогать людям личностно реинтегрировать их. Действительно, распознать собственные проекции — труднейшая из задач.

Некоторые проекции можно "вернуть назад", проделав огромную работу. При этом часто возникает необходимость «из-жить» их, вступив в нешуточную борьбу с объектом своих проекций. Однако, как вы догадываетесь, исход борьбы во многом зависит от вашей способности увидеть противника внутри себя. Тем не менее, если речь идет о борьбе за физическое выживание или о работе с жертвами войны, нам приходится в первую очередь учитывать внешнюю реальность, а проекциям придавать лишь второстепенное значение.

Проекции так трудно реинтегрировать еще и потому, что они тесно связаны с телесной жизнью. Этот факт становится намного понятнее, если мы вспомним, что сновидения — это зеркальные образы того, что происходит в теле, и в них проекциям отведена не последняя роль. Таким образом, проекции часто переплетаются с процессом заболевания.

Подумайте о ком-нибудь, кого вы не любите. Очевидно, что этот человек чем-то опасен для вас, иначе он не вызывал бы у вас таких сильных чувств. Он не оказывает вам должной поддержки, он не любит вас, он манипулирует вами, ограничивает вашу свободу, вредит вам и т. д. Эта негативная личность или, лучше сказать, негативная проекция обычно оказывается вашим негативным отношением к какому-либо аспекту своей собственной личности.

Шаманы и знахари бессознательно понимали это еще в древнейшие времена. Вот почему главенствующая и наиболее распространенная теория болезни во всем мире, включая Китай, Индию, Африку, Южную Америку и Аляску, состоит в том, что недуг вызывается порчей, наведенной на вас врагом. Нам известно, что наши враги могут быть исключительно опасными, но сегодня, благодаря усилиям современной психологии, мы знаем также, что они существуют и внутри нас самих.

Вот пример, на котором можно показать, каким образом болезнь связана с негативными внутренними фигурами. Ко мне на прием пришел человек с огромным зобом, т. е. опухолью вокруг щитовидной железы. У этого пациента была мощная проекция на отца. Несмотря на долгие годы хождения по разным психотерапевтам, у него все еще проявлялись сильнейшие аффекты в отношении старика. Он считал его холодным, догматичным и жестоким человеком. Его отец, как он полагал, хотел контролировать все на свете. Однако мой пациент уверял, что его привела ко мне вовсе не проблема отца, а страх по поводу огромной опухоли и боязнь неизбежного хирургического вмешательства. Он показал мне свой ужасный зоб.

— Что вы ощущаете в этом месте? — спросил я.

— Вы знаете, боли я не чувствую. Я вообще не очень-то интересуюсь своим телом. Откровенно говоря, я не уверен, что работа с телом это то, что мне нужно. Это не для меня, и я нервничаю.

— Хорошо, тогда будем заниматься тем, чем вы хотите, — согласился я.

— Но я не знаю, чего мне хочется. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что я в полном отчаянии. Помогите мне, ради бога! Я десять лет болтал о своем чертовом папаше с разными аналитиками, и я не намерен опять заводить разговор на эту тему. Я знаю о нем все, и все равно его ненавижу! — На последней фразе он с силой шлепнул себя по колену. — Я ненавижу его. — Опять удар по колену. — Арни, я его просто жутко ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Он продолжал колотить себя по колену. У меня много всяких приспособлений для работы с подобными реакциями. Я сразу подумал, что ему больше всего подойдет боксерская груша.

— Отлично, а вот и моя груша, — сказал я.

— Что значит: вот моя груша? — не понял он.

— Ну, продолжайте, — предложил я, — постарайтесь ненавидеть его еще сильней, давайте врежьте ему покрепче. Делайте, что делаете, но только с большим осознанием.

Он подошел к боксерской груше и начал колотить по ней, выкрикивая: "Ненавижу тебя, ненавижу!" Этому не было конца. Он пробил дыру в груше, засунул туда руку и продолжал свое дело. Он кричал так пронзительно, что через десять минут охрип. Но даже после этого он, теперь уже шепотом, приговаривал: "Ненавижу, ненавижу". Он глубоко и прерывисто дышал, все его тело сотрясалось от ненависти. Наконец я предложил ему остановиться, пока он окончательно не сорвал голос. «Нет», — прошептал он и продолжал плакать, стонать и вскрикивать, пока его не озарило. Внезапно он опустился на пол и сказал: "О боже, ведь это отец запрещал мне кричать и драться!" Что случилось в тот момент? Его старик был властным, черствым и патриархальным человеком. Теперь же все контролировал его внутренний отец. Другими словами, мой пациент был настоящим деспотом по отношению к самому себе. Отец был символом той манеры, в которой он решал свои проблемы. Мой пациент слишком много времени уделял обдумыванию, анализу и разговорам о проблеме своего отца, и, занимаясь этим, он как бы сам контролировал отца. Он подавлял свой основной процесс, который составляли гнев, крик и физическая агрессия. Иначе говоря, он работал над отцовским комплексом так, как это делал бы его отец!