Максимиллиан де Лафайет - На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков

Он повел меня в сад. Птица — недавний кусочек бумаги — уверенно летела за нами. Среди бела дня Мастер осторожно положил розу на живой розовый куст. Бумажный цветок тут же превратился в настоящий, а птица — живой, реальный голубь — уселась на куст и заворковала, как обычные голуби.

— Эти двое ничуть не испуганы, — заметил Мастер. — По-моему, они просто счастливы.

Мне пришлось согласиться. Все это было так сказочно и так необычно, что в другой ситуации я бы испугался. Теперь же я был просто очарован случившимся.

Затем пришел черед другому чуду. В одной из комнат этого огромного дома, прямо у выхода в сад, стояло множество пустых цветочных горшков, в которых была земля, но не было цветов. В один прекрасный день, проходя мимо, я поинтересовался у Мастера:

— Зачем вам столько пустых горшков?

— Они приготовлены для огромных деревьев, которым нравится жить в доме, — ответил Мастер.

— Но как вы запихнете сюда огромные деревья? — скептически поинтересовался я. — Они же выше, чем потолок.

— Пожалуй, мне стоило бы сделать это намного раньше, — заметил Мастер. — Такие деревья приносят счастье и удачу. Выбери какой-нибудь горшок, а я покажу, как в него влезет величайшее в мире дерево.

— Но оно не сможет само прийти в дом, — заявил я.

— Нет, деревья не ходят. Но мы можем выйти в сад и поискать его, — ответил Мастер.

Мы вышли на улицу и остановились перед огромным перечным деревом. Оно было покрыто пышной листвой и крохотными красными перчинками. Прекрасное, величественное дерево, наверняка простоявшее в саду не один десяток лет.

— Вот это? — поинтересовался я. — Но оно живое и растет! Не руби его, а то ему будет больно.

— Ну что ты, я не собираюсь его рубить. Но нам же нужно выбрать какой-то вид дерева, не так ли? Вот почему мы остановились здесь взглянуть на него. А теперь вернемся в дом и посмотрим, что произошло, — сказал Мастер.

Мы зашли в дом и увидели, что в бывшем пустом горшке росло крохотное деревце — точная копия гиганта из сада. И оно также было украшено маленькими алыми перчинками. Я смотрел на него в полном ошеломлении. Как оно попало в горшок?

— Это дерево гораздо древнее того, что растет в саду, — сказал Мастер. — На самом деле, огромное дерево — дитя вот этого маленького: оно выросло из его семечка. Там, куда мы отправимся в один прекрасный день, когда всерьез займемся учебой, людей оценивают не по размеру. Мы оцениваем их вот по этому, — прикоснулся он к центру лба, — и по этому, — он положил руку на сердце. — Размеры — дело десятое.

Постепенно что-то стало меняться во мне. Я внутренне успокоился. Под благотворным влиянием учителя, чудесных событий, только что обретенной дружбы и общей новизны впечатлений я начал чувствовать себя все более и более уверенно. Разумеется, я не осознавал этого до тех пор, пока не произошло одно интересное событие.

В то утро, во время одного из празднеств, мы стали свидетелями явления, оказавшегося неожиданностью даже для моих новых друзей. Мужчина, которому помогал мальчик моих лет, расставлял на земле большие корзины. Вокруг уже собралась толпа — все с нетерпением ждали начала зрелища. Поскольку мы были маленькими и проворными, нам без труда удалось протолкаться между людей и занять местечко поудобнее. Мужчина уселся на землю и убрал покрывало с одной из корзин. Затем он взял музыкальный инструмент — нечто вроде флейты — и начал играть. К моему величайшему изумлению, из корзины выскользнула толстая веревка, которая стала двигаться вертикально вверх. Так продолжалось до тех пор, пока веревка не поднялась на немыслимую высоту. Затем она замерла в полной неподвижности, будто бы насмехаясь над законом притяжения. Мужчина перестал играть. Помогавший ему мальчик подошел к веревке и начал карабкаться по ней вверх. Он поднимался все выше и выше, пока наконец не исчез из виду. Публика, зачарованная происходящим, тихонько перешептывалась. Мужчина окликнул мальчика и приказал ему спускаться вниз.

В то время я уже немножко понимал местное наречие, хотя родственники Мастера говорили со мной по-английски. Беседа была совсем простой, и я хорошо разбирал, о чем идет речь. Мы услышали, как мальчик, находившийся где-то вверху, наотрез отказался спускаться. Тогда мужчина достал из другой корзины огромный нож, зажал его в зубах и начал карабкаться вверх по веревке. Скоро он тоже исчез из виду. Зрители, должно быть, знали, чего следует ожидать, так что волнение их достигло предела. Внезапно сверху послышался пронзительный вопль, и на землю стали падать ужасные, окровавленные куски тела. В толпе тоже раздались крики, а одной женщине даже стало плохо. Однако никто не обратил на нее ни малейшего внимания: все, не отрываясь, смотрели на веревку. Очень скоро мужчина спустился вниз, собрал эти жуткие останки и швырнул их в одну из корзин. Вытерев нож о кусок ткани, он плотно накрыл ею корзину. Вокруг наступила мертвая тишина. Затем мужчина сдернул окровавленную тряпку и помахал ею в воздухе. А из корзины, живой и невредимый, выскочил его помощник. Как ни в чем не бывало, он начал обходить зрителей, собирая с них монетки.

— Обман все это, — решительно заявил я, обращаясь к своим друзьям.

— Откуда ты знаешь? — возразил один из них. — Мне все показалось вполне реальным. До жути реальным.

— Я просто чувствую это. Я даже не был испуган. Это обман — на редкость отвратительный, но все-таки обман.

Внезапно на плечо мне легла чья-то рука. Обернувшись, я увидел Мастера, который смотрел на меня с широкой улыбкой. Я чувствовал, что он очень доволен, но не мог понять чем.

— Вы видели это, Мастер? — спросил я. — Ведь это же подделка?

— Ты прав, Жермен. Позже, если хочешь, я объясню тебе, как устроен этот фокус. Обычная ловкость рук. Но меня сейчас интересует другое: ты, похоже, не испугался, несмотря на то что зрелище было не из приятных. Скажи, ты чувствовал что-то вроде страха?

— Нет, Мастер.

— А когда тебе в последний раз было страшно, Жермен?

— Точно не знаю. Думаю, что уже довольно давно…

— Помнишь, каким ты был испуганным, когда только приехал сюда?

— Да, — ответил я, заинтригованный его вопросами. — Меня тогда все пугало, даже эта глупая змея. Но я больше не боюсь.

— А когда мы вернемся в Париж, ты будешь все также бояться бомб и всяких неприятных людей?

— Вряд ли, — ответил я, немного поразмыслив. — Мама говорит, что война кончилась, и я почти не помню, как все было при бомбежке. Но даже если бы это и повторилось… Я больше не чувствую такой боли, чего-то такого внутри… А как вам это удалось, Мастер? Как вы сумели избавить меня от страха?

— Я ничего не делал, Жермен. Ровным счетом ничего. Я просто показал тебе несколько чудес, которых так много в жизни, — вроде нашего дерева или птицы. Ты сам поборол свои страхи, и я искренне горжусь тобой. Однако не каждый способен справиться с ними самостоятельно, а потому мои учителя создали целую систему, позволяющую исцелить себя от страха.

— А меня вы научите? Вдруг в один прекрасный день я снова испугаюсь?

— Конечно, научу, но самому тебе это уже не потребуется. Не исключено также, что многое из этой системы ты использовал интуитивно, когда боролся со своими страхами. Другой вопрос, что когда-нибудь ты сможешь помочь таким образом другим. К тому же учить подобные вещи — одно удовольствие.

Так оно и есть, подумал я, поскольку учиться у Мастера всегда было удовольствием. И хотя он оказался прав и за время пребывания в Бенаресе я окончательно исцелился от страха и душевной травмы, я искренне рад, что могу помочь вам достичь тех же успехов. Заинтересованный читатель найдет необходимую информацию в Первом уроке. Хотелось бы верить, что это поможет вам обрести душевное спокойствие.

Вскоре после произошедших событий мы начали готовиться к возвращению в Париж. В душе моей боролись два противоречивых чувства: я радовался тому, что скоро увижусь с близкими, и в то же время глубоко переживал из-за расставания с новыми друзьями. Но мы знали, что скоро непременно встретимся вновь.

Какое-то время мы с Мастером переписывались. Он писал мне примерно раз в месяц, на чудесной рисовой бумаге, очень мягкой и изящной. Каждую страницу украшала изящная рамочка приятных расцветок, а иногда на самой странице располагался еле заметный рисунок. Это могли быть цветущая вишня, бамбук или птицы. Желая подчеркнуть какую-то мысль, Мастер порой рисовал соответствующую картинку.

Мне так нравились эти письма, что я попросил свою мать вставить их в рамочку, после чего развесил на стене. Я старался отвечать как можно аккуратнее, поскольку мне хотелось, чтобы Мастер заметил, насколько успешно у меня идут дела в школе. Подражая его стилю, я понемногу обрел привычку вставлять в письма маленькие рисунки, от чего не избавился даже во взрослом возрасте.