Алексей Ксендзюк - Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания

Тем не менее новый цикл — не прихоть и даже не декларация намерений какого-то мистико-оккультного движения, озабоченного подготовкой "второго пришествия" или "тысячелетнего царства праведных магов". Это лишь констатация положения, в котором мы оказались. Простое перечисление условий и расстановка акцентов.

Возможно, такое определение стало действительно насущным в нашу эпоху — эпоху цивилизаци-онного выбора, которую астрологи связывают с наступлением долгожданной эры Водолея, естествоиспытатели — с исчерпанностью парадигм традиционного познания, а социологи и социальные психологи — с оформлением новой информационной среды и перспективой окончательного торжества планетарного постиндустриального общества.

Так или иначе, тональ человечества становится однородным, привлекает новые, более мощные средства для создания универсального и закрытого описания, и общество начинает контролировать все более тонкие процессы психической жизни личности. Он использует не только религиозные институты, он ассимилирует мистицизм и более того — производит все больше отвлекающих синтетических учений, где воображение становится движущей силой, где поощряются иллюзии и галлюцинации, закрепляемые заимствованной либо самостоятельно сочиненной ритуалистикой.

Возрождаются древние верования, воскресают старые способы отвлечения от энергетической Реальности, творятся новые. Некоторые почитатели Кастанеды не могут отделить одно от другого, и их постепенно поглощает еще одна, замаскированная часть всеохватывающего тоналя.

Выделить и закрепить принципиальные черты нагуализма в этих условиях необходимо.

В этой книге речь пойдет о следующих аспектах толтекского учения и элементах практики:

1.Что такое осознание?

В дон-хуановской традиции естественно понимать осознание как психоэнергетический процесс, объединяющий в едином ритме энергообмена внутренние эманации субъекта и большие эманации внешнего мира. Я рассматриваю его как специфический объем явлений, объединенных резонансной природой. Безусловно, сведение осознания к резонансу — крайне упрощенный подход, но если мы учтем, что резонирование может быть весьма разнообразным, многоуровневым и основанным на различных комплексах характеристик энергетических процессов, то, возможно, приблизимся хоть к какому-то пониманию реальности, стоящей за этой моделью.

2.Что такое усиление осознания и — главное — какими методами мы можем повысить его интенсивность?

Учитывая, что осознание (как было сказано выше) — процесс ежесекундный и весьма конкретный, этот процесс можно разложить на большое число составляющих. Осознание не дано нам непосредственно как факт, исследуемый посторонним наблюдателем. Мы имеем возможность познакомиться с ним, главным образом, изнутри, а это означает, что нам приходится иметь дело не с самим осознанием, а с его эффектами. Это реакции, эмоции, настроения, а дальше — поступки и отреаги-рование на поступки в виде обратной связи. Это, так сказать, психологический аспект проблемы осознания. К управлению им мы приближаемся через безупречность и сталкинг.

3. Что такое безупречность — психологически и энергетически? Каковы принципы и методы приближения к безупречности?

4. Что такое сталкинг? Какими путями он реализуется в повседневной психической активности? В чем принципиальное единство сталкинга и перепросмотра и как эти методы влияют друг на друга?

5. Энергетическое обеспечение процесса осознания. Это тонкий момент, поскольку он открывает нам, что методы и упражнения (безупречность и сталкинг) сами по себе лишь создают условия для усиления осознания. Когда и как безупречность и сталкинг превращаются в Силу? Какую роль в этом процессе исполняют внимание и намерение? По сути, это фундаментальный вопрос, который можно сформулировать так: КОГДА УПРАВЛЕНИЕ СОБСТВЕННОЙ ПСИХОЭНЕРГЕТИКОЙ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В МАГИЮ*?

6. Наконец, какие феномены мы находим в результате правильно проведенной работы и что они нам сулят? Как безупречность и сталкинг могут привести наше осознание к возможности сновидения наяву — тому состоянию восприятия, что интегрирует возможности первого и второго внимания и вплотную подводит нас к непостижимым эффектам толтекской дисциплины? Здесь мы в полной мере открываем для себя параллельное существование в нашем энергетическом существе двух модусов осознания — условно говоря, тонального и нагуального. Здесь можно найти некоторые явления, частично проясняющие природу дубля и конкретные пути его достижения.

Здесь следует сделать специальную оговорку касательно термина «магия». Автоматически следуя кастанедовским работам и свободному языку дона Хуана, я в этой книге (как и в тех, что были написаны раньше) использую слово магия в двух значениях, что терминологически неверно и сбивает с толку. Ниже я отдельно коснусь этой темы и скажу о «магии мнимой» и «магии подлинной». Ибо у этого слова (как и у явления, его обозначающего) своя долгая и неоднозначная история. Та «магия», что была известна миру до Кастанеды, как правило включает в себя веру и совокупность метафизических понятий, принципов, ритуалов, которые без веры существовать не могут. Иногда эта вера приближается к воззрениям языческим, и именно она становится предметом критики и безоговорочного осуждения со стороны как христианства, так и других монотеистических религий. Та магия, о которой говорится в нагуализме, по сути ничего общего с ней не имеет. Это — психоэнергетическая практика, имеющая в своем арсенале ряд ключевых гипотез или теорий, нуждающихся в экспериментальном подтверждении, которые допускают как минимум несколько толкований. Единственное, что объединяет эти два явления, — наличие эффекта (результата), противоречащего фундаментальным идеям общепринятого описания мира. В первую очередь, такой «магизм» посягает на незыблемые причинно-следственные связи. Обратите внимание на двусмысленность данного термина. Как правило, в контексте легко понять, что именно имеется в виду — магия нагуалистская или традиционная, подлинная или мнимая.

В основе толтекской Трансформации — той дисциплины, которую в общих чертах описал Карлос Кастанеда и которую я именую нагуализмом, — лежит идея усиления осознания. За всеми инструментами и совокупностями приемов в конечном итоге мы обнаруживаем это не очень понятное и, на первый взгляд, довольно абстрактное словосочетание. Из кастанедовских трудов довольно трудно вынести ясное представление о том, что такое "осознание" и почему говорится не о "расширении" (этот термин нам уже привычен и кажется более-менее понятным), а именно об усилении. Однако правильно понять эту концепцию очень важно. Ибо в ней содержится весьма существенная часть толтекского мировоззрения — то, что отличает нагуализм от большей части мистических и оккультных концепций и, несмотря на кажущуюся умозрительность самой темы, в немалой степени определяет эффективность всей практики.

Вполне можно допустить, что мировоззрение коренных индейцев — наследников толтекского культурного мира — молчаливо подразумевало свое, специфическое понимание фундаментальных качеств человеческой психики и это понимание настолько глубоко укоренилось в характере тол-текского мышления, что даже не требовало специального оформления в системе понятий. В результате дон Хуан, рассуждая об осознании, подразумевает одно, Кастанеда — уже немного другое, а читатели, следуя описательным схемам европейского тоналя, автоматически отождествляют осознание и сознание, "усиление" понимают как нечто вроде "углубления" и "расширения". Такая искажающая трансляция понятий вводит дон-хуановское учение в привычное для нас поле, и вся специфика, вся оригинальность описанного знания просто не учитывается, а раз так — то и его эффективность оказывается недоступной.

Бессознательное искажение интерпретации влияет на представления о цели учения и сущности его методов; а поскольку наши представления определяют характер нашего внимания и сосредоточения, то выходит, что многие кастанедовцы при всей искренности своих устремлений занимаются вовсе не тем, о чем говорил дон Хуан. Когда же их многолетние усилия оказываются безрезультатными, наступает разочарование, недоумение и растерянность.

Критики Кастанеды, исходящие из такого же искаженного понимания центральных дон-хуановских понятий, убедительно показывают бесперспективность этого пути, очевидно, не подозревая, что анализируют не толтекское учение, а лишь собственную интерпретацию этого учения. Слова обманывают их: они обнаруживают сходства понятий, методов и целей между кастане-довскими описаниями и давно известными восточными школами практического мистицизма. Усиление осознания автоматически отождествляется с "расширением сознания", остановка внутреннего диалога — с йогическим "безмолвием ума", безупречность приравнивается к бесстрастию и отстраненности и т. д. Неудивительно, что некоторые из этих критиков заявляют, будто в книгах, написанных Кастанедой, содержится лишь повторение давно известных мистико-оккультных идей, замаскированных выдуманными терминами и причудливо соединенных в какое-то подобие системы, которая кажется чем-то новым только наивным и несведущим читателям. Конечно, критики правы, — бессознательно перетолковывая Кастанеду на привычный лад, они могут сделать только такие выводы.